Майкл Ридпат - На острие

– Выходит, нам это удалось? – спросил Мартель.

– Да, удалось.

– И это была еще одна удачная торговая операция.

– Да, можно сказать, что они купились. – Белоснежные зубы Викрама сверкнули в улыбке. – Мы схватили их, как тигр козленка. – Американское произношение Викрама было значительно более аутентичным, нежели акцент Мартеля. Индус давно и упорно работал над его совершенствованием, Мартелю же на свой акцент было абсолютно плевать.

– Понимает ли «Блумфилд-Вайс», что мы сделали?

– Думаю, что понимает, – пожал плечами Викрам. – Я потолковал с индусом по имени Перумаль, и мне показалось, что их колышет лишь размер куша с этой сделки. По моим расчетам, это должно быть что-то около пятнадцати миллионов баксов.

– Не беспокойся, – отозвался Мартель. – Будет прекрасно, если это позволит нам зацепить их на крючок. Завершив операцию, мы заработаем во много раз больше. Итак, что же именно мы купили?

– Все это довольно сложно. Они называют это «ИГЛОО», что означает «Итальянские государственные облигационные обязательства». Литера Л говорит, что речь идет о лирах. Эти облигации погашаются в евро через двадцать лет, если Италия остается в зоне евро. Но если она выходит оттуда, нам платят в течение года, а размер погашения рассчитывается исходя из девальвации новой итальянской валюты по отношению к евро. Нам также должны выплатить весьма значительную сумму, если учетные ставки в Италии поднимутся выше определенного уровня.

– Итак, мы получим кое-что, если итальянский рынок облигаций вдруг обвалится, и заработаем здоровенную кучу баксов, если Италия выйдет из зоны евро. Так?

– Да, в этом и состоит суть нашей идеи.

– Кто является эмитентом?

– Не имеет значения. Это может быть любая кредитная организация из числа наиболее крупных. Думаю, что первые ИГЛОО будут запущены в обращение Всемирным фондом развития. Для них это самый простой способ заимствовать двести миллионов евро. Они ничем не рискуют, все риски за них принимает на себя «Блумфилд-Вайс».

– Нижняя граница?

– Я прикинул цифры в самолете. Если Италия выйдет из зоны евро, а новая валюта упадет до уровня, на который мы рассчитываем, то на инвестированные нами двести миллионов получим четыреста миллионов долларов.

– А если Италия зону не покинет?

– Тогда мы останемся с двадцатилетними облигациями в евро на руках, которые будут ежегодно приносить нам полпроцента. Наши потери составят примерно сто пятьдесят миллионов.

– Но на восемьдесят процентов нас профинансирует «Блумфилд-Вайс», не так ли?

– Наверняка. Кроме того, я вел переговоры и с другими.

– Отлично, Викрам. Просто превосходно, – проговорил Мартель, потирая руки.

Так оно и было. Согласно последнему соглашению «Блумфилд-Вайс» должен был предоставить в долг фонду «Тетон» восемьдесят процентов средств, необходимых для приобретения ИГЛОО, поэтому Мартелю для покупки облигаций на сумму двести миллионов придется раскошелиться всего лишь на сорок миллионов долларов. Если все пойдет по плану, то эти сорок миллионов превратятся в четыреста. Десятикратная прибыль. Такие операции в их бизнесе назывались «тенбэггер».

А что, если все пойдет не так? Мартель даже не хотел об этом думать. Подобный вариант на повестке дня просто не стоял.

Он посмотрел в окно на гигантскую стену хребта Тетон, на пик Гранд-Тетон в восточном конце кряжа и на кружащиеся вокруг него в вечном танце облака. В геологическом смысле горы были еще молодыми. Они источали мощь и какой-то доисторический магнетизм, вдохновляя Мартеля на великие решения. Он основал фонд «Тетон» в этом горном гнезде, чтобы удалиться от рынков и увидеть мир в перспективе. В этом кристально ясном воздухе среди белоснежно-чистых снегов он видел все гораздо четче. А для того, чтобы успешно руководить хеджевым фондом, прежде всего нужна была четкость видения. В этом мире оптических волокон и широкополосной связи любая информация мгновенно достигала самых удаленных точек планеты, и именно это ему и требовалось.

В двух тысячах миль к востоку находился Нью-Йорк с его потогонным финансовым рынком, а еще через четыре тысячи миль – Европа. Жан-Люк улыбнулся, подумав о тех министрах финансов, руководителях центральных банков и бюрократах, которые еще не осознали, что будущее их обожаемого евро находится в его руках.

Зазвонил телефон, и Мартель схватил трубку.

Это был его помощник, который, видимо, только что пришел на работу.

– Жан-Люк, у меня на линии Лоуренс Болдуин из «Уолл-стрит джорнал». Ты не хочешь с ним поговорить?

– Естественно, хочу, – ответил Мартель, усаживаясь за стол. Настало время сообщить миру о том, что он задумал.

Несмотря на то, что в отделе по работе с персоналом стояли удобные кресла и красивые кашпо с зелеными растениями, а стены украшали умиротворяющие гравюры, атмосфера была напряженной. Кроме Кальдера, в помещении находились еще пять человек: Джен, Карр-Джонс, руководитель отдела Линда Стаббс, глава лондонского отделения Бентон Дэвис и непосредственный босс Кальдера Тарек аль-Сиси.

Линда раздала заявление Джен всем присутствующим. Кальдер даже не взглянул в листок. Он не доверял Линде Стаббс уже потому, что она возглавляла такой отдел, который имел дело с теми аспектами корпоративной жизни, какие Кальдер ненавидел больше всего: наймом, заработной платой, распределением бонусов, реорганизациями и сокращениями. Кальдер знал, что для многих сотрудников «Блумфилд-Вайс» это были вопросы жизни и смерти, и работа Линды состояла в том, чтобы участвовать во всех переговорах, вмешиваться в интриги и разбираться в конфликтах. Однако он был вынужден признать, что в мире, где лояльность стала редкостью, Линда хранила верность долгу. Она поступила на работу в «Блумфилд-Вайс» более двадцати лет назад, когда фирма занимала всего один этаж в здании неподалеку от биржи, и ценой упорного труда выросла до того весьма влиятельного поста, который теперь занимала.

Бентон Дэвис также отдал «Блумфилд-Вайс» значительную часть своей жизни. Этому высоченному афроамериканцу атлетического сложения было уже под пятьдесят, и последние десять лет он работал в лондонском отделении фирмы. Дэвис был всегда безукоризненно одет, и его волновали не столько ежедневные усилия сотрудников сорвать куш побольше, сколько высокие материи. Однако билеты в оперу, превосходный дом в Холланд-Парке, дорогая одежда и коттедж с виноградником требовали крупных бонусов, и Бентон никогда об этом не забывал. Хотя титул главы лондонского отделения звучал весьма внушительно, Бентон, по существу, стоял лишь в одном шаге от таких людей, как Кальдер и Карр-Джонс, – то есть тех, кто приносил фирме реальный доход. И тот конфликт, который сейчас разбирался, был очень некстати – вот-вот должно было начаться распределение бонусов.

Третьим из присутствующих в комнате боссов был Тарек аль-Сиси – большой друг Кальдера и, судя по всему, владелец партии Гомеров Симпсонов. Он был третьим сыном в семье торговца из Саудовской Аравии и весьма способным трейдером.

Тарек раньше возглавлял группу, которой теперь руководил Кальдер, а год назад стал директором департамента фиксированных доходов. Во время работы в одной группе они являли собой мощную команду: агрессивная манера ведения дел Кальдером хорошо дополнялась тонкостью и интуицией Тарека. Они очень уважали друг друга. Кальдер многому научился у Тарека и скучал по тем дням, когда они непрерывно подкидывали друг другу новые идеи.

Тарек все еще продолжал работать над укреплением и расширением своей политической базы. Кальдер напрямую подчинялся ему, как и все другие трейдеры в Европе. Все, за исключением Карр-Джонса. Лондонский отдел деривативов отчитывался непосредственно перед соответствующим отделом в Нью-Йорке. Хотя Бентон Дэвис формально считался большим боссом, никому, кто имел хоть малейший голос на фирме, не приходило в голову перед ним отчитываться. Власть и влияние в «Блумфилд-Вайс», как в королевском дворе XV века, постоянно переходили из рук в руки. Но если во время войны Алой и Белой розы власть в итоге находилась в руках военачальника сильнейшей армии, то в «Блумфилд-Вайс» она всегда принадлежала человеку, приносившему фирме наибольшую прибыль.

Таким человеком был Карр-Джонс.

– Я пригласила вас для того, чтобы обсудить жалобу Джен, – начала Линда. – Очень часто подобные проблемы решаются во время встреч один на один, что позволяет избежать весьма болезненных для всех расследований. – Произнеся эти слова, она посмотрела на Джен. Та сидела на самом краю кресла, сжав ноги и положив руки на колени. Ее кейс стоял рядом. – Может быть, ты расскажешь нам, что произошло?

– Все изложено в заявлении, – ответила Джен. – Джастин обвинил меня в том, что я сплю с Алексом, и я нашла его слова глубоко оскорбительными. Тем более что они были лишь последними в серии подобных замечаний.