Виталий Гладкий - Зверь по имени Кот

Крысеныш запищал от боли и бросился на котенка. Сделав молниеносный укус, он отскочил в сторону, свирепея все больше и больше. Он уже совсем не боялся котенка, который был больше его примерно в два раза. Голодный крысеныш ощутил вкус крови, и она показалась ему такой сладкой и пьянящей, что он совсем потерял голову. Теперь все его импульсы говорили (нет — кричали!) в один голос: «Перед тобой добыча! Возьми ее! Разорви на куски! Съешь теплое мясо и выпей кровь! Сытому быть так хорошо…»

Кот не ожидал столь подлого нападения. Боль от укуса была нешуточной, и он жалобно мяукнул. Нет, котенок не звал Кошку-мать на помощь, он всего лишь среагировал на сильное болезненное ощущение. И когда крысеныш бросился на него снова, котенок храбро принял бой.

Но что мог противопоставить котенок-сосунок молодой крысе, уже наученной убивать? Крысеныш нападал со всех сторон, безжалостно кусая Кота, а он лишь отмахивался передними лапами, не понимая, что главное его оружие — острые зубы. И пусть они еще были молочными, но будь котенок поопытней, молодой крысе тоже пришлось бы несладко.

Постепенно котенок начал терять силы. Его мягкая шубка была в крови от многочисленных ран. Он почти не защищался, и крысеныш уже начал примеряться, чтобы схватить Кота за горло. И тогда бедный малыш издал крик о помощи — тонкий пронзительный писк, который предназначался Кошке-матери.

И Кошка ворвалась в помещение кладовой, настигла молодую крысу одним прыжком и в мгновение ока сломала ей хребет. Но этим дело не закончилось. Обезумевшая Кошка-мать, завидев окровавленного малыша, начала в ярости трепать уже бесчувственное тело молодой крысы, пока оно не превратилось в бесформенный кусок мяса.

Выместив на крысе таким образом злость, она отнесла Кота в гнездо и долго зализывала его раны, не подпуская к своим соскам остальных котят. Кошка берегла молоко для раненного малыша. Но он был настолько обессилен борьбой, что даже не помышлял о еде. И только когда Кот уснул, лежа между передними лапами Кошки, она легла на бок и обрадованные котята наконец приступили к трапезе.

Над Горой всходила утренняя заря…

— Дядя, вам плохо?

Детский голос вырвал Тинга из мертвящей пустоты, он тряхнул головой, и его взгляд снова стал живым и осмысленным. Оказалось, что он сидит на окоренной колоде рядом с деревенским колодцем и напротив него стоят двое детишек лет пяти от роду — девочка и мальчик. В руках девочка держала булочку, а мальчик большое краснобокое яблоко.

— Все хорошо… я в норме.» — Тинг судорожно сглотнул слюну.

Он не мог оторвать взгляд от булочки. Только теперь Тинг почувствовал зверский голод. Все то время, что он провел, пробираясь лесами и полями неведомо куда, ему не хотелось есть. Уже пошли четвертые сутки после кровавой бойни на шоссе, а Тинг все никак не мог успокоиться. Его не так поразила смерть людей, как взрыв эмоций, сопровождавший это побоище. Фактически никто из убитых не кричал, но в голове Тинга, разогретой как паровой котел, стоял несмолкаемый многоголосый вопль.

Чтобы избавиться от него, Тинг нашел на небольшом болотце бочажок, засунул голову в холодную воду, и держал ее там до тех пор, пока не стал задыхаться. После этой «процедуры», повторенной раз десять, Тингу полегчало, и предсмертные крики под его черепной коробкой стихли, а потом и вовсе пропали.

— Может, вы кушать хотите? — высказала предположение девочка, заметив жадный взгляд Тинга, направленный на булочку.

— Н-нет… То есть, да!

— Возьмите, — просто сказала малышка и протянула булочку Тингу.

Он схватил булочку и сразу же запихнул ее в рот почти целиком. Дети стояли молча и глазели, как он жевал. Наконец и до мальчика что-то дошло; он с сожалением посмотрел на свое яблоко, коротко вздохнул и отдал его Тингу.

— Вот, — серьезно сказал мальчик; похоже, он не отличался многословием.

— Фпафибо, — с набитым ртом поблагодарил детей Тинг.

— Пойдем, Андрейка, — вдруг встревожилась девочка и потянула мальчика за рукав.

Наверное, она только сейчас вспомнила мамин наказ: держаться подальше от чужих, незнакомых людей. Поминутно оглядываясь, дети пошли по улице. Благодарный Тинг слабо помахал им рукой и принялся за яблоко-

Энергия, которую он получил от детских щедрот, закончилась на окраине города. Тинг шел, едва переставляя ноги. Его ноздри трепетали — со всех сторон Тинга окружали запахи еды. Но она была от него так же далеко, как если бы он находился где-нибудь в поле, километрах в десяти от города.

Наконец на него обрушились не мелкие струйки запахов, а целый водопад; Тинг даже пошатнулся. Он стоял возле невзрачного одноэтажного здания, которое некогда было заводской столовой. Теперь на нем светилась вывеска «У Петровича», предполагавшая изменение статуса заведения. Похоже, столовая по мановению руки неизвестного частника Петровича в один миг превратилась в кафе.

Заглянув через окно внутрь, Тинг понял, что так оно и было. Интерьер кафе не блистал новизной. Даже мозаика на одной из стен, изображавшая трудовой процесс в самом разгаре (над чем именно трудились парень и девушка в комбинезонах, Тинг не разглядел), осталась от прежних времен. Только теперь вместо металлического прилавка для раздачи блюд высилась стойка бара (яркая пластмассовая обшивка и никелированные обводы), за которой просматривалась батарея разнокалиберных бутылок в зеркальной витрине. На фоне тусклого «совкового» интерьера кафе стойка смотрелась как модные, расшитые бисером валенки в парной деревенской бани.

— Тебе чего надыть? — раздался строгий женский голос над ухом.

Тинг отпрянул от окна и обернулся. Сзади стояла дебелая тетка пенсионного возраста с метлой в руках.

— Ходют тут всякие, сорят, а мне убирай… — ворчала она, глядя на Тинга исподлобья.

— Мне бы… работу какую найти, — сказал он жалобно.

— Зачем таким, как ты, работа? Толку с вас… Пьешь?

— Что вы! В рот не беру.

— А чего ж тогда в бомжовской робе ходишь?

— Так я и говорю — работа нужна… хотя бы временная. — Тинг судорожно сглотнул слюну.

— Э, да ты голоден. Поди, есть сильно хочется?

— Да… В общем, да… — признался Тинг. — Сильно проголодался. Я могу сделать любую работу! — заторопился он; Тингу показалось, что тетка хочет уйти. — Хотите, я за вас весь двор вымету?

— Это я и сама сделаю, — строго сказала тетка. — А насчет работы… Ну-ка, иди за мной.

Тинг послушно поплелся следом. Они обогнули здание, и подошли к служебному входу.

— Стой здеси, — приказала тетка. — Я сейчас… — И исчезла за давно не крашеной дверью.

Она вернулась спустя десять минут. Время ее отсутствия Тинг определил абсолютно точно — он считал в уме секунды. Делал он это для того, чтобы как-то отвлечься — возле служебного входа вкусные запахи просто сводили с ума.

— Заходи, — молвила тетка. — Сюда, — она показала на узкий темный коридорчик, который, в конечном итоге привел их в небольшую комнатушку, заставленную сетками с картошкой и прочими овощами.

Там же находился стол, три видавших виды стула, ведро с картофельными очистками и огромная алюминиевая кастрюля с водой, в которой плавало несколько очищенных картошин. В углу комнаты был пристроен эмалированный умывальник, а над ним висело изрядно потускневшее зеркало. К носику бронзового крана какой-то умелец прикрутил медной проволокой тонкий и недлинный резиновый шланг — для того, чтобы можно было без лишних проблем набирать воду в кастрюлю.

В комнате ждала их женщина помоложе, чем тетка, с кухонным ножом в руках. Она критическим взглядом окинула Тинга с головы до ног и не без осуждения сказала, обращаясь к тетке:

— Марь Иванна, и что у тебя за натура? То кошек и собак подбираешь бездомных, то бомжей.

— Никитична, не заводись. Мужик этот не шибко на бомжа похож Вишь, какой статный да крепкий. Работу он ищет. Хоть какую. Видать, сильно его прижало… Вот ты с ним и поговори. Думаю, что столкуетесь… пока нет Кирюхи.

— Ладно… — Никитична коротко вздохнула и сказала, обращаясь к Тингу: — У нас тут кухонный работник один… м-м… заболел. Нужна подмена… на день-два. Хотя… Кирюха, этот паразит, может и неделю квасить. Если рассчитываешь на зарплату, можешь сразу отчаливать. Но кормить буду. От пуза. Устраивает?

— Да-да, я согласен, — поторопился ответить Тинг. — Что нужно делать?

— Для начала почистишь картошку. Это будет твоим главным занятием. Ну а потом погрузка-разгрузка, подними тяжелое — опусти, принеси — подай.

— Можно начинать?

Никитична заглянула Тингу в глаза, сокрушенно покачала головой, и ответила:

— Можно. Но чуть позже. Вижу, что ты здорово проголодался. Не так ли?

— Т-так…

— Сейчас я покормлю тебя для начала. А то еще свалишься в подсобке с голодухи. Во стыдобища-то будет, на всю округу. Как считаешь, Марь Иванна?