Пропавшие (ЛП) - Гибни Патришия

— Выглядит так, будто она не принимала свои лекарства, — сказала Лотти, подавляя желание схватить пару пачек «Ксанакса». Господи, всей этой груды лекарств ей хватило бы на три месяца.

— Потому что их тут много? — спросил Бойд.

— Ага. Даже «Оксиконтин».

— Что это?

— Морфин, — ответила Лотти, вспоминая содержимое собственной аптечки времён, когда Адам был жив. Она проверила рецепты врача, записала в свой телефон название аптеки — позже она её проверит. Лотти оглядела ванную. Та была грязной. Лотти проскользнула мимо Бойда в спальню.

— Сюда, — позвала она.

Бойд последовал за ней.

— Невероятно.

— Что творилось в голове этой женщины, в её жизни? — спросила Лотти.

Спальня блестела чистотой и стерильностью. Всё на своих местах. Кровать была заправлена по армейским порядкам чистым белым покрывалом. Косметический столик без единой скляночки на нём. Деревянный пол блестел. Больше в комнате ничего не было.

— Я практически вижу своё отражение в этом полу, — сказала Лотти, открывая ящик комода. Вещи бы сложены с армейской тщательностью. Лотти закрыла ящик. Это была работа других ребят — осквернять вещи погибших. Она этого делать не будет. — Эта женщина была сплошным противоречием.

— И она жила одна, — сказал Бойд, проверяя другую комнату.

Лотти оглянулась через плечо. Комната была пустой. Четыре белые стены и деревянный пол. Она в замешательстве закачала головой. Определённо, Сьюзен Салливан была загадкой.

Лотти спустилась вниз и снова огляделась. Что-то не сходилось. Что она упускала? Лотти никак не удавалось прийти к определенному заключению.

Ей нужно было выйти.

Бойд присоединился к ней, держа в руках сигарету.

— Куда теперь? — спросил он, делая глубокую затяжку. Лотти с удовольствием вдохнула дым его сигареты и зевнула.

— Я лучше поеду домой и накормлю своих детей.

— Они подростки и вполне способны позаботиться о себе, — сказал он. — Тебе нужно позаботиться о себе.

Это было утверждение, не требующее ответа.

— Мне нужно переварить это дело. Хочу собрать в кучу все факты, что у нас имеются, понять, есть ли во всём этом смысл. Мне нужно пространство.

— Возьмёшь дело на дом?

— Не умничай.

Лотти чувствовала его близость, не только физическую, но и психологическую. Бойд выбивал её из колеи. С одной стороны, ей хотелось почувствовать тепло его объятий, но с другой, она бы оттолкнула его. Добро пожаловать в мир ледяной Лотти Паркер. Её настроение было под стать погоде.

— Сегодня вечером мы уже ничего не можем сделать. Я собираюсь прогуляться. Увидимся утром. Запомни, общее собрание команды в шесть утра. Корриган тоже будет, так что не опаздывай. — «Последние слова были лишними», — подумала Лотти, ведь Бойд никогда не опаздывал.

Лотти поплелась по заледенелым тротуарам в сторону дома, одна. 

Дом правительства — здание девятнадцатого столетия, примыкавшее к новому зданию Окружного Совета — было однажды частью старой городской тюрьмы. Полицейские, на тот момент патрулирующие главное здание, не ведали, что из Дома Правительства был прямой доступ к офисам Совета.

Подземные темницы в глубинах дома сохранили в целостности и использовали в качестве переговорных комнат. Мало кто из персонала осмеливался туда спускаться. Ходили слухи, что заключённые, ожидавшие исполнения смертного приговора, провели свои последние часы жизни в тех стенах, и теперь, поговаривали, эти стены были пропитаны дыханием усопших душ заключённых.

Люди, собравшиеся в одной из катакомб подземелья, не знали истории этого здания. Они стояли в кругу, словно приговорённые заключённые в ожидании исполнения приговора.

— Сегодня днём один из сотрудников Департамента планирования, Сьюзен Салливан, была убита при подозрительных обстоятельствах, — сказал чиновник. — Это прискорбно. По правде говоря, это ужасно. Для нас грядут тяжёлые времена. Полицейские более чем наверняка начнут досконально изучать её документы. Вы должны знать, что ваши имена могут всплыть в ходе их расследования, и вполне возможно, вас будут допрашивать.

Он замолчал, не отрывая глаз от трёх мужчин, стоявших перед ним.

— Если наши деяния станут известны, вероятно, нас сочтут подозреваемыми в убийстве, — добавил он.

— По крайней мере, она унесла с собой в могилу то, что ей было известно, — сказал застройщик. — Но мы окажемся в центре внимания в этом расследовании.

Банкир вздрогнул. Как ни странно, с тех пор, как они спустились в подземелье, температура несколько снизилась. Казалось, вечерняя мгла проникала сквозь стены.

— Нам также не стоит забывать о Джеймсе Брауне, — сказал банкир.

— Без Салливан у них будет всего лишь его слово против нашего, — сказал чиновник. — Однако ты прав. Я думаю, нам стоит подготовить запасной план действий в свете возможных полицейских допросов. Мы должны сохранять образ того, что работаем по отдельности. Они могут и не обнаружить, чем мы занимаемся. — Он потёр руки, пытаясь согреть пальцы.

— Не дайте себя одурачить, — сказал застройщик. — Они очень проницательны, и нам стоит быть начеку. Если расследование будет вести детектив Лотти Паркер, гарантирую, нам придётся быть осторожнее.

— Ты её знаешь? — спросил банкир.

— Я слышал о ней. Пару лет назад она раскрыла убийство туриста. Ей угрожали, её запугивали, но она продолжала вести дело. И она получила своего преступника. Она будет как собака, гоняющаяся за костью, если запустит зубы в это расследование.

Священнослужитель ничего не ответил, и чиновник догадался, что тот, имея расчетливый ум, мысленно анализировал ситуацию.

Они туже укутались в свои шерстяные пальто, рассматривая друг друга.

— Господа, в деле замешаны миллионы евро. Нам стоит быть чрезвычайно бдительными. Мы больше не можем здесь встречаться. Будьте осторожны. — Чиновник завершил собрание и открыл двери темницы. Снаружи он оглянулся. Опустевшую частную парковку освещал единственный фонарь.

Один за другим, они покинули подземелье.

Каждый относился к другому с подозрением.

Один из них мог быть убийцей. 

Джеймс Браун припарковал черную «Тойоту-Авенсис» на внутреннем дворе у своего коттеджа, выключил фары, вытащил ключи из зажигания и, когда все огни погасли, расслабился, прислушиваясь, как замолкал мотор.

Обычно ему нравилось возвращаться домой после работы, особенно весной. Этот дом в безмятежной сельской местности внушал ему чувство благополучия; звук колышущихся деревьев и просторы девственных равнин, простирающихся за садом позади дома. Это лишь укрепляло его чувство свободы, которое он так редко испытывал где-либо еще. Однако, не в этот момент. Этим вечером ему было грустно, он был зол — грустно за Сьюзен и обидно из-за резкого отказа, полученного от человека по телефону. Он связался с ним, чтобы узнать, знал ли тот что-либо о смерти Сьюзен. Но, как только он заговорил, человек бросил трубку. Возможно, ему и вовсе не стоило звонить.

Джеймс крепко сжал руль и опустил голову на руки. Сьюзен была мертва. Не стоило об этом забывать. Когда они были вместе, она спасала его от его же демонов, а теперь он подвел ее.

Ему не хотелось покидать безопасность машины. Внутри салона он чувствовал себя надежно; он вспомнил времена, когда они со Сьюзен, будучи еще детьми, утешали друг друга — она шептала ему на ухо, что нужно быть сильным, стойко преодолевать трудности и не терять гордости, пока он хныкал, как котенок, в ее объятиях. Он вспомнил, как Сьюзен, еще девочкой, показывала ему, как заправлять кровать по установленным правилам, как складывать вещи и собирать пух с пола, чтобы он выглядел чистым и нетронутым. Он был уверен, что впоследствии у нее развилась привычка содержать спальное место в чистоте. Кто стал бы винить ее за это? Джеймс вспомнил все, свидетелями чего они вместе стали, но чего никогда не обсуждали; он тихо заплакал в память о Сьюзен и ее доброте к нему. Сейчас ему предстояло твердо стоять на ногах и быть сильным. Хотя бы ради Сьюзен.