Джонатан Келлерман - Выживает сильнейший

Он навис надо мной, пальцы начали сжиматься, и через собственный хрип я услышал, как Бейкер произнес:

– Уилли.

В глазах потемнело. Что-то было не так, столь далеко Майло заходить бы не стал.

Хватка вокруг горла ослабла.

– Этот генетический слизняк не умел даже пользоваться туалетной бумагой. Сверхпродуктивная тварь, тонны дерьма. Должно быть, копил его неделями, чтобы прийти в парк и выложиться до конца. Точно так же, впрочем, как и его недоделанные приятели. Изо дня в день, изо дня в день. – Тенни повернулся к Бейкеру. – Отличная метафора для описания того, что у нас не в порядке с обществом, а, сержант? Они гадят на нас, а мы за ними подтираем. Мы платим им за это, а потом подтираем!

– Значит, вы убили его в туалете?

– Где же еще?

– А кроссовки?

– Подумай! Только подумай, что он делал с моими!

Я попытался пожать плечами – насколько позволяли ремни. Что в данной ситуации можно предпринять самому?

– Мне надоело ступать в дерьмо! – Слюна летела во все стороны. – За это мне не платили!

Руки Тенни вновь потянулись к моей шее, как вдруг он неожиданно развернулся и направился к выходу. Хлопнула дверь.

Я остался наедине с Бейкером.

– Мне больно, – уже почти потеряв надежду быть услышанным там, произнес я. – Нельзя ли ослабить ремни?

Бейкер покачал головой; в руке его опять появился шприц.

– Хлорид калия? Как и в случае с Понсико.

Он не ответил.

– Кроссовки Рэймонда, – продолжал я. – Вы ничего не делаете наобум, всему есть конкретные причины. Убийство Айрит Кармели выглядело как сексуальное. Ее мать увидела в вас сексуального агрессора, значит, и месть, по-вашему, должна нести соответствующую окраску. Однако помимо этого вам было необходимо провести четкую грань между собой и каким-нибудь примитивным извращенцем. Вам и Нолану, который предпочитал самоутверждаться с маленькими девочками. – Бейкер повернулся ко мне спиной. – На чьем Айрит счету – Нолана? Или вашем совместном? По-моему, вы разделяли его вкус к молоденьким девчонкам. Темнокожим, типа Латвинии. А с нею вы справились сами, Тенни не помогал? Может, это был, кто-то другой, с кем я еще не имел чести познакомиться?

Он стоял не шелохнувшись.

– Нолану, так же, как и Понсико, не хватало силы воли. Но куда важнее то, что у него еще оставались какие-то зачатки совести и именно ее пытки он не выдержал. Вы отправили его к Леманну, однако это не помогло. Откуда у вас взялась уверенность, что Нолан будет держать язык за зубами?

Вопрос остался без ответа.

– Сестра. Вы сказали ему, что с ней сделаете, попробуй он отыграться на ком-то, кроме самого себя. Если же Нолану в очередной раз изменила бы воля и он не сунул в рот дуло собственного револьвера, то вы, видимо, позаботились бы о нем лично?

Бейкер повел плечом.

– То, что произошло с Ноланом, можно назвать случаем эвтаназии. Парень страдал от неизлечимой болезни.

– Какой же?

– Жесточайших угрызений совести. – Послышался смех. – Однако теперь нам так или иначе придется заняться и сестрой, вы ведь почти наверняка достаточно ее просветили.

– Этого не было.

– Кто еще, кроме Стерджиса, знает?

– Никто.

– Хорошо. Но с этим мы еще успеем разобраться... Я всегда очень любил Северную Каролину, страну коневодов, даже прожил там несколько лет, разводя породистых скакунов.

– Почему-то меня это нисколько не удивляет.

Бейкер обернулся ко мне с улыбкой.

– Лошади – животные необычайно сильные. Удар копытом – и смерть.

– Очередное убийство – повод для нового веселья.

– В этом вы правы.

– Следовательно, идеология, я имею в виду евгенику, не имеет с этим ничего общего.

Он спокойно, с достоинством покачал головой.

– Отбросьте прочь шелуху мотивов и мотиваций, Алекс, и у вас останется горькая, печальная правда: в подавляющем большинстве случаев мы поступаем определенным образом лишь потому, что можем так поступить.

– Вы убивали людей, чтобы доказать себе, будто можете...

– Нет, не с целью доказать. Просто потому, что могу. По той же причине вы ковыряете в носу, когда думаете, что на вас никто не смотрит. – Он приложил к моим губам указательный палец: помолчи. – Какое количество муравьев раздавили вы своим башмаком на протяжении жизни? Миллионы? Десятки миллионов? А сколько времени вас мучили раскаяния по поводу этого геноцида?

– Муравьи и люди...

– И те и другие – живая материя. Все было очень просто до тех пор, пока мы не поставили обезьян на одну доску с собой и не усложнили собственную жизнь множеством предрассудков. Если из уравнения выбросить понятие Бога, то оно сведется к изысканной в своей примитивности формуле: всё сущее – материя, а она не вечна. – Бейкер поправил очки. – Этим я вовсе не хочу сказать, что для меня не существует некоторых исключений. Они есть у каждого, некие критерии. Скажем, вам плевать на муравьев, но, возможно, вы пощадили бы змею. А другой бы на вашем месте – нет. Третьи подвели бы черту под позвоночными, четвертые остановились бы на млекопитающих, покрытых мехом. Критериев хватает: для кого-то это внешняя привлекательность, для кого-то – наличие разума или вера в бессмертие души.

На лице его появилось задумчиво-мечтательное выражение.

– Постичь это невозможно, если у вас нет возможности разъезжать по миру и знакомиться с иным образом мышления. В Бангкоке – прекрасном, отвратительном и пугающем городе – я познакомился с мужчиной, поваром, виртуозно владевшим китайским кухонным тесаком с широким лезвием. Работал он в роскошном отеле, кормил на банкетах туристов и политиков, но до этого держал собственный ресторанчик в портовом районе, куда не ходят ни те ни другие. Коньком этого джентльмена была резка продуктов: ломтиками, дольками, соломкой, кубиками. Нож мелькал в его руках с умопомрачительной быстротой. Нам довелось несколько раз покурить вместе опиум, и постепенно я завоевал его доверие. Он рассказал, что начал учиться своему искусству еще ребенком, переходя от острых ножей к бритвенно-острым. На протяжении тридцати лет ему приходилось кромсать абсолютно все: моллюсков, кузнечиков, креветок, лягушек, змей, телятину, ягнят, бабуинов и шимпанзе.

Улыбка.

– Вы поняли меня, не так ли? Под ножом все ведут себя одинаково – разваливаются на части.

– Тогда какой смысл в выборе объекта? Если речь идет об игре, почему бы не наносить удары наугад?

– Чтобы перестроиться, необходимо время.

– Войску требуется ясно видимая цель.

– Войску? – повторил он озадаченно.

– Вы эту цель и указали: низкоорганизованная материя. Муравьи.

– Я никому ничего не указывал. По отношению к слуху глухота означает очевидную неполноценность, задержка умственного развития оскорбительна для нормального интеллекта, а неспособность вытереть собственную задницу отстоит слишком далеко от занятий философией. Поддержание чистоты в доме является изначальной, внутренне присущей потребностью личности.

– Новая утопия, – я старался говорить как можно спокойнее и отчетливее. Слушал ли меня кто-нибудь? – Выживает сильнейший.

Бейкер покачал головой. Словно инструктор из школы бойскаутов, в пятидесятый раз объясняющий туповатому мальчишке, как вяжется сложный узел.

– Избавьте меня от напыщенной сентиментальности. Без сильнейшего никакое выживание вообще невозможно. Умственно отсталые не изобретают лекарства от болезней, а астматики не сидят за штурвалом реактивного самолета. С ростом количества неполноценных мы начинаем не жить, а терпеть. Вот почему Уилли не выдержал в туалете.

Он снял очки и протер их платком. В доме стояла полная тишина.

– Забавный коктейль, – сказал я. – Поп-философия и садистские радости.

– Что плохого в радостях? Где, как не в них, смысл нашего существования на этой планете?

В очередной раз Бейкер поднял руку со шприцем. Помощи ждать неоткуда, нужно попробовать хотя бы потянуть время. Время – единственное, чем я располагаю.

– Мелвин Майерс, слепой парень, который пытался жить нормальной жизнью, – в чем заключалась его вина? В том, что он разузнал нечто о Леманне? О присвоении им чужих денег и перекачке их в «Новую утопию»?

Широкая улыбка.

– Ирония судьбы. Деньги, предназначенные ущербным, в конце концов оказались использованными на более разумные цели. Нет, Майерс и школа – сплошная патетика.

– Майерс был интеллигентен.

– Опять патетика.

– Ущербная материя?

– Испорченное мясо тоже можно порезать и полить соусом, но к употреблению оно все равно не годится. Слепой не поведет за собой слепых. Им нужен поводырь, как пастух бестолковым баранам.

Он направил шприц вверх; брызнула струйка. Из туалета раздался звук спущенной воды, послышались шаги. Голос Тенни произнес: