Кирилл Григорьев - Галатея

— А я люблю кошек, — строго ответил он подруге. — Вот уж, милейшие создания.

— Я тоже, — согласилась Таня.

— И я, — не унималась подруга. — У меня и кот есть — Шпик.

— Какое глупое имя, — откровенно схамил Барс. — Но, что мы все о животных? Кто-нибудь курит?

Саня явно произвел на подружку впечатление. Она сразу же повелась:

— Я!

— А ты, Татьяна? — склонился Барс к Тане.

— Я тоже, — кивнула она.

— Пойдем, Таня покурим на улице, — предложил Барс и строго посмотрел на подругу. — Институт, все-таки сильно сближает людей, верно?

Татьяна поднялась, а обиженная соседка осталась за столиком. Барс галантно помог Тимофеевой накинуть шубу на плечи.

Около барной стойки здоровенный парень раскорячился в проходе, облокотившись на прилавок. Он выбирал пирожные.

— Уважаемый, — попросил Барс. — Пройти можно?

Парень смерил его недобрым взглядом, но ногу убрал.

Барс вышел за Татьяной в тамбур и плотно закрыл за собой дверь.

— Тань, — доставая сигареты, спросил он, — а ты Петю Авалкина знаешь?

— Нет, — пожала плечами та, прикуривая тонкий «Вог».

— Не может быть! — не поверил Барс.

— Да, нет, правда не знаю, — улыбнулась девушка. — А должна?

— Он вроде бы в вашей группе учится. Среднего роста такой, худенький. Умный очень.

— Что ж мне, всех умных знать, что ли?

— Но его невозможно не знать, — произнес в растерянности Саня.

Он ничего не понимал.

Что же это? Жженов наврал? Зачем? Роман же ясно сказал, что она знает Тензора. Или врет она? Может быть, у них было что-то помимо дружбы? Скажем, большая любовь, которую Тензор изгадил? Может, она дала зарок больше о нем никогда не вспоминать?

— Да у нас их и нет совсем, — продолжала тем временем Таня. — Я удивлена, что ты у нас учишься. Все-таки Институт легкой промышленности, ребята у нас редкость.

— Какой институт? — ошарашено переспросил Барс.

— Легкой промышленности, — повторила в замешательстве Таня.

— Минуточку, — поднял палец Барс. — Тебя же Таней зовут?

— Да, — легкое напряжение возникло в ее голосе.

— А фамилия — Тимофеева?

— Нет, — облегченно рассмеялась она. — Я — Сивохина. А Тимофеева — это фамилия Таньки.

— Какой еще Таньки?

— Как какой? — удивилась девушка. — Подружки моей. Она же со мной за столиком сидела!

Барс едва не выматерился вслух. Тополев прислал не ту фотографию. То ли напутал, то ли две подружки решили пошутить, поменявшись своими фотками в Интернете. Соседка, которая настойчиво лезла к нему на шею, оказывается, и была желанной Тимофеевой.

Надо было что-то срочно делать. Как-то вывернуться, разрешить глупую ситуацию. Резко полюбить домашних животных, узнать кличку любимой собаки, извиниться за кота… Барс, подыскивая слова, поднял голову и понял, к своему ужасу, что опоздал. Здоровый парень, выбиравший пирожные уже выходил обратно. В одной руке он нес бумажный пакет, а в другой — волок, подхватив подмышки, ту, другую Татьяну. Девушка молчала, и выдавали ее только испуганные округлившиеся глаза. Да и отсутствие верхней одежды по лютой стуже на улице.

— Таня Сивохина, — отчетливо произнес Барс, рывком расстегивая молнию на дубленке.

— Да? — кокетливо спросила девушка, помахивая сигаретой.

Дверь тамбура поползла, открываясь.

— Прижмись к стене! — рявкнул Барс и пихнул ее в угол, одновременно выхватывая пистолет.

— Долго мы здесь еще торчать будем? — недовольно шепнул Гриша Палий. Он уже опустошил третий стакан сока.

— Это ты не меня спрашивай, — вполголоса отозвался Агамемнон, — а дружка своего.

— Слышу, вижу, понимаю! — повернулся к ним Тензор. — Простите, что не представил вас нашему гостю. Это Андрей Симонов, очень талантливый компьютерщик.

Талантливый компьютерщик здорово смахивал на привидение. Серое небритое лицо, мятая рубашка, трясущиеся руки с грязными ногтями. И только глаза его горели лихорадочным безумным огнем.

— А это, — продолжил Тензор, — мои коллеги: Агамемнон и Григорий.

Симонов протянул руку.

Гриша брезгливо прикоснулся к руке, а Агамемнон ограничился кивком.

— Они тоже умеют оживлять людей? — спросил Симонов.

— Пока нет, — усмехнулся Тензор. — Но учатся.

Гриша театрально закатил глаза. За последнюю неделю бредни про оживление Агамемнона тоже основательно достали.

— Когда начнем? — посмотрел безумец на Тензора.

— Прежде всего, мне надо знать главное, — ответил тот. — На что ты готов пойти ради своей девушки?

— На все, — не раздумывая ни секунды, ответил компьютерщик.

— Это слишком расплывчато, — покачал пальцами в воздухе Тензор. — Мне необходима конкретика. На предательство? Ложь? Продажу души?

— Ты, что — дьявол? — оторопел Симонов.

— Наместник на Земле, — фыркнул Гриша. — Петь, может, поедем, а? Достал меня уже весь этот цирк…

— Тихо, — отрезал Тензор. Вроде бы вполголоса, однако у Агамемнона заложило уши. Он даже оглянулся по сторонам, не услышал ли кто еще это «тихо». Но в кафе в торговом центре продолжалась обычная суета.

— Я внимательно слушаю, Андрей, — сказал Тензор.

— Почему у меня такой выбор? — спросил Симонов. — Предательство, ложь, душа…? Вы бы еще про убийство вспомнили…

Наместник дьявола на Земле разочаровано откинулся в кресле.

— Пожалуй, нам действительно пора, — посмотрел он на Гришу. — Это не наш клиент.

— А я что говорил? — кивнул Григорий, с готовностью поднимаясь.

— Стойте! — вскрикнул Андрей, взмахнув руками.

А вот теперь их заметили. Соседние столики недоуменно и встревожено зашептались, бросая косые взгляды. Впрочем, это продолжалось недолго.

Тензор выждал положенную паузу.

— Я готов на все, — опустив голову, тихо сказал Симонов.

— Не слышу?

— Я готов на все, — повторил он громче. Потом поднял покрасневшее лицо. — Но мне нужны доказательства.

— Не сомневайся, — заверил Тензор. — Ты готов предать?

Кивок головой.

— Солгать?

Новый кивок.

— Украсть?

— Да.

— Убить?

Симонов помедлил.

— Да, — после долгой паузы ответил он.

— Прекрасно! — заявил Тензор. — Что ж, тогда поднимайся, поехали.

— Я не услышал про душу, — тихо сказал Андрей.

— А мне твоя душа ни к чему, — хищно улыбнулся Тензор. — Я ведь не дьявол. Я всего лишь его наместник.

Работать у Тензора было чертовски интересно. Обычное кладоискательство, приносившее чаще всего лишь разочарование, на глазах превращалось в захватывающее приключение в духе Индианы Джонса. Для начала Петр засадил обоих кладоискателей за литературу.

— Без образования в нашем деле — никак, — объявил он. — В особенности, при поиске артефактов.

Что такое артефакты, Агамемнон узнал лишь после первого дела.

После длительных поисков, они вышли на тайник пресловутого Валуя — кровавого мага, бывшего чуть ли не правой рукой Ивана Грозного. Петр усыпил охрану монастыря, а они с Гришей по тайному полузасыпанному лазу пробрались к старой штольне. Тайник нашли там, где и ожидали — он был вмурован в древнюю кладку. Вдвоем они еле вытащили на свет божий тяжелый окованный сундук.

Глаза Тензора горели, когда он ломал замки. Раскладывая на траве древние пергаменты, он, вообще перестал дышать. Однако, вытащив позвякивающий мешочек, Петр разочарованно передал его трясущемуся Грише. Нумизмат с каким-то животным урчанием вцепился в монеты, а Тензор расстроено вытер пот.

— Ну, ничего, — сказал он, присаживаясь на траву. — Будем искать снова.

— А что мы искали-то? — поинтересовался Агамемнон. — Здесь должно было быть что-то конкретное?

— По легенде Валуй был одним из первых некромантов, — грустно поведал Тензор. — Он и еще несколько основателей школы составили своего рода библию. До наших дней дошли лишь намеки на ее истинное содержание.

— Может, эти пергаменты?

— Должна быть книга, — закусил губу Петр. — Толстая большая книга в уникальном переплете. Я, конечно, посмотрю, что мы здесь откопали, но вряд ли это что-то, имеющее отношение к «Слезам Тьмы».

— Гламурненько, — хмыкнул Агамемнон. — Надо же, «Слезы Тьмы»!

— Владеющий знанием из этой книги может устроить новый Потоп, — объяснил Тензор. — Только не из воды, из слез кровавых. Чувствуешь разницу?

— Ага, — опешил Агамемнон, и его воображение немедленно включилось. — Слез людских? — уточнил он.

— Без разницы, — пожал Петр плечами. — Крысы тоже умеют плакать.

— Слышь, Григорий, — начал было Агамемнон, но замер с открытым ртом. Палий исчез. На траву падала его длинная лунная тень, а самого Гриши не было. Из пустоты доносился звон монет.