Мила Менка - Чучельник

Третья гробница щерилась, ожидая своей жуткой начинки, но барон не спешил.

– Уходите, друг мой! Я же должен уничтожить свои записи и лабораторию. Возьмите бумаги и уходите! Передавайте привет и наилучшие мои пожелания Анхен. Она достойна счастья!

– Анхен родила от вас ребенка!

– Что за чушь… – сморщил нос барон. – И вы туда же? Анхен напоминала мне дочь, я бы никогда не позволил себе… Нельзя верить всему, что вам говорят.

– Она сама мне сказала.

– Интересно, что именно?

– Примерно так: «Отец моего ребенка – барон С*».

Барон сжал кулак так, что суставы побелели, потом резко расслабил пальцы.

– Отец ее ребенка, несомненно, Фридрих Шульц. Впрочем, мне до него нет никакого дела.

– Вы убили его?

– И пальцем не тронул. Хотя он пытался досадить мне. Сказал, что знает, что я совратил Анхен, и согласен молчать, только если я дам ему денег. Но я-то знаю, что не трогал девушку. Одного не пойму: как она согласилась участвовать в этом мерзком спектакле… Однако заболтались мы с вами… Идите, не то я поддамся соблазну уложить вместо себя вас. – И он кивнул на плиту со своим именем.

Мы в последний раз поднялись в кабинет, чтобы я мог забрать бумаги барона. Звонко стукнулись бокалы, пустая бутылка откатилась в угол комнаты. Сундук с деньгами и ценными бумагами, главной из которых было завещание, заверенное нотариусом, весил, должно быть, не меньше пуда. На прощание барон подарил мне непочатую бутылку вина.

Коротко простившись с ним, я, не оглядываясь, ушел.

…Брут встретил меня настороженно, точно я успел пропитаться враждебными флюидами. Пес не бросился ко мне, а напротив, едва я подошел к нему, шарахнулся и прижался к ногам монаха.

Йоган совсем порозовел. А увидев бутылку вина, которую дал мне на прощание барон, и вовсе расцвел.

– Надеюсь, вино не отравлено? – спросил он, пожевав губами.

– Думаю, нет. Если бы барон хотел убить нас, уверен, он бы предпочел что-нибудь поинтереснее.

– Барон? Вы видели его? – удивился монах.

– Да. Он передал мне для вас вот это.

Я поставил сундук на землю, и монах, сев перед ним на корточки, принялся изучать его содержимое. Он пробежал глазами завещание, удовлетворенно кивнул, затем взвесил в руках мешочек и причмокнул.

– А вы нашли то, что искали? – спросил он, перебирая векселя.

– Да. А также нашел то, что искали вы!

– Неужели вы обнаружили часовню?

– В центре дома, обнесенный стеной, находится родовой склеп. Жена и дочь барона нашли свое упокоение там.

Монах зашевелил губами, пальцы его перебирали четки.

– Вы удовлетворены? – наконец спросил он.

– Не совсем. В этой истории осталось много темных пятен. Барон сказал мне, что груз его преступлений слишком тяжел и последний грех уже ничего не решит… Скоро он убьет себя, и его душа отлетит прямо в ад.

– Господь всемогущий! Как вы можете говорить такие страшные вещи столь спокойно? – вскричал Йоган. – Мы должны во что бы то ни стало помешать ему!

– Успокойтесь, Йоган. В этом нет никакого смысла. Более того, возвращаться в замок опасно. Мы должны как можно скорее убраться отсюда – скоро начнет темнеть, а я не хочу стать добычей волков. И ваша миссия не в том, чтобы поставить грешника на путь истинный: слишком поздно. Ваша миссия в том, чтобы распорядиться его имуществом так, чтобы Церковь простила его и муки, которые он заслужил, были бы не столь ужасны…

– А что будет с девушкой? Расскажите мне о ней, – вдруг попросил монах.

Сначала я подумал, что ослышался.

– Что?

– Вы говорили, что год назад видели в стенах С* девушку… Я тоже ее видел… Она подошла так близко… Потом я стал задыхаться…

Я недоверчиво посмотрел на святого отца:

– Только подошла? Она не пыталась соблазнить Вас?

Монах перекрестился и стыдливо опустил глаза:

– Нет…

Я пожал плечами:

– Ваше счастье. Когда я увидел вас, подумал, что брат Йоган уже беседует со святым Петром…

– Ее напугал Брут, и она в ужасе бежала. Кто она – реальная женщина или бесплотный призрак, привидевшийся мне по сатанинской прихоти?

– Я думаю, что это существо – нечто среднее. В любом случае, душа Амалии нашла упокоение, а тело погребено, – сказал я, откупорив бутылку вина и протянув монаху.

Сделав по глотку, мы отправились в путь. Я шел, не оглядываясь. Впереди бодро бежал Брут, рядом пыхтел монах, неся на плечах неудобный и тяжелый сундук.

В пути нас застал закат. Виноградники закончились, за холмом лежала небольшая деревушка Хекст. Я остановился, чтобы в последний раз взглянуть на замок. Он словно плыл в огромном пепельном облаке. Черные, серые, а местами синие и зеленые дымные нити словно сплетали собой толстый канат, опутавший силуэт замка.

Монах поставил свою ношу на дорогу и, молитвенно сложив руки, вел очередную беседу с Богом. Закончив, он попросил вина, чтобы смочить горло. Тем временем ветер донес до нас запах гари.

– Надо торопиться!

Я принял из рук монаха бутылку, и мы продолжили путь.

В Хексте нас ожидал неприятный сюрприз. Местные жители, словно сговорившись, под разными предлогами отказывали нам в ночлеге. Люди боялись. Нас не спасла даже тонзура Йогана…

…Нам ничего не оставалось, как остановиться в полуразрушенном доме, хозяин которого был одинок и умер не настолько давно, чтобы его дом успели разобрать на дрова предприимчивые соседи. Растащили только часть крыши, и сквозь нее в дом попадал равнодушный лунный свет…

– Ничего, ничего, – успокаивал сам себя монах. – Через крышу волки не зайдут. Брат мой, не осталось ли там еще вина?

Я поставил бутылку на стол и с наслаждением вытянул ноги… Они уперлись во что-то мягкое.

– А-а-а! – раздался крик, и почти сразу же Брут бросился под стол с яростным лаем. – Уберите пса! Пристрелю!

Внезапно все стихло… Затем мы с изумлением услышали повизгивание и возню…

– Брут, дружище… рад, рад!

Наконец, мы увидели заросшего, словно леший, старика, возникшего из-под стола. В свете луны вид его был весьма угрожающим. Заметив на столе бутылку, он шумно сглотнул и пробасил:

– Уже год не пил вина… Всего глоточек, добрые люди!

– Бутылка почти пуста. Один глоток. Сначала брат Йоган! – сказал монах и шумно хлебнул.

Потом я приложился к горлышку… Вино, и правда, было выше всяких похвал, и мне больше никогда не приходилось испытывать подобные ощущения… На дне оставалась самая малость, и как мне не было жаль, я протянул бутылку бродяге.

– Мой пес знает вас. Кто вы?

– Вы что-то путаете. Это мой пес – Брут.

Я пригляделся, но как ни старался, не мог узнать Фридриха: слишком уж он зарос, а виделись мы один раз, и то мельком. Для верности я спросил:

– А как ваше имя, любезнейший?

Он опустил глаза.

– У меня нет имени… Зовите меня Ганс.

– Но насколько мне известно, прежнего хозяина пса звали Фридрих Шульц!

Я внимательно следил за лицом бродяги, и от меня не укрылось, как он вздрогнул.

– Да. Когда-то меня звали так. Но я предпочел бы умереть, чем вспоминать то, что совершил.

– Может быть, расскажете нам, облегчите душу? А святой отец отпустит вам грехи? Я кивнул на монаха, но тот ничего не сказал, лишь строго на меня посмотрел. По всему видно, что он был расстроен тем, что закончилось вино.

Бродяга опустился на скамью (я с сожалением убрал ноги) и начал свой рассказ.

– Я охотник. Мои родители, славу Богу, живы, и для них я пропал без вести. Есть девушка, которую я любил… Для нее я умер. Я умер для всех, но честным человеком, хотя на самом деле… Два года мы с Анхен копили на свадьбу, но денег всегда не хватало. Время шло, и Анхен все больше нервничала – ей хотелось иметь детей, семью… – он помолчал, собираясь с духом, и потом выдал на одном дыхании: – Фрау Шнайдер сказала, что есть способ быстро разбогатеть. Путь не из легких, но цель стоит того. После все забудется, и мы с Анхен будем счастливы… В назначенный день я был сам не свой. Я колебался. И вдруг увидел, как моя Анхен улыбается этому хлыщу… Потом он упал – оказалось, что Анхен перепутала кружки, и принесла ему пиво, которое старуха приготовила для неё, подмешав туда зелье.

Мне эти обстоятельства были знакомы, хотя Фридрих меня не узнал. Должно быть, из-за глаза. Я не счел нужным открываться ему.

Между тем негодяй пытался оправдаться:

– А уж она так над ним порхала, так ухаживала… У меня внутри все закипело – словно бес вселился. Ночью мы с фрау Шнайдер накинули спящей Анхен на голову мешок, и я… – он стукнул по столу так, что тот треснул надвое. – Анхен закричала – пришлось ее оглушить. Когда она очнулась, фрау Шнайдер сказала ей, что в дом проник неизвестный, задержать которого не удалось…

– Значит, Анхен думает, что ее обесчестил барон?

– Не знаю. Бедняжка говорит то, что прикажет фрау Шнайдер. А та, в свою очередь, обещала мне представить ситуацию таким образом, что все будет указывать на барона. И ему ничего не останется, как выложить кругленькую сумму для сохранения своей репутации. Но барону, похоже, плевать на репутацию! – Фридрих опустил голову.