Если она полюбит - Эдвардс Марк

— Можешь пригласить сестру приехать в Лондон в субботу?

— Разумеется. А зачем?

Она повернула ко мне лицо и улыбнулась.

— У меня есть для тебя сюрприз.

* * *

Чарли назначила встречу в полдень возле Лондонского Глаза^[3]. На станции «Виктория» я провез кресло Тилли сквозь огромные толпы пассажиров, многие из которых, по-видимому, направлялись на футбольный матч. По пути к стоянке такси мы остановились, чтобы купить пончиков.

— Все это ради пончика? — спросила она, когда мы устроились в кэбе.

— Нас ждет экскурсия! Ты не слишком часто приглашаешь меня прогуляться вместе.

Поток машин еле двигался, и я беспокоился, что мы опоздаем на встречу с Чарли. Сколько я ни просил рассказать ее, в чем план, она не признавалась.

— Эндрю? — сказала Тилли, заметив мою задумчивость.

— Я просто решил, что нам будет весело провести день вместе. И я хочу, чтобы ты познакомилась с Чарли.

— Вот это да. Ты же знаешь ее всего-ничего.

— Да, но…

— Бо-же мой! — проговорила Тилли, состроив смешную гримаску. — Мой старший брат влю-бил…

— Прекрати.

Я знал, что покраснел. Что бы такое сказать? Хотя Тилли казалась веселой, меня смущало, что я вроде как щеголяю новыми отношениями, вместо того чтобы утешать сестренку, недавно пережившую разрыв. Не будет ли это слишком рискованным воздействием?

Мы сидели и смотрели на речной пейзаж, на полупрозрачный туман субботнего утра, который придает лондонским улицам мягкие контуры. Таксист высадил нас у Бороу-маркет. Мы прибыли раньше назначенного срока, и нужно было чем-то себя занять. Поэтому я купил нам по роллу с беконом, в который Тилли с довольным урчанием тут же вцепилась зубами, и только потом мы отправились на южный берег.

— Пончик. Роллы с беконом. Я поняла: твой план на сегодня состоит в том, чтобы откормить меня и продать голодному троллю?

— Черт, ты меня расколола.

От реки тянуло холодом, Темза цветом напоминала синяк, ледяной ветер был бодрящим, как пощечина, и я стал шмыгать носом, а в глазах появилась влага.

— Папа сказал бы, что застыл, как ледышка, — заметила Тилли.

— Совсем замерзла? — спросил я.

— Нет, мне это даже нравится. Мне кажется, что я особенно привлекательна, когда щелкаю зубами, а нос покраснел.

Ближе к Лондонскому Глазу, где мы должны были встретиться с Чарли, людей на набережной стало заметно больше. Уличный актер, с головы до ног выкрашенный серебрянкой и одетый в костюм робота, готовился к представлению, а дети спешили надеть коньки. Перед Национальным кинотеатром первые торговцы раскладывали подержанные книжки в мягких обложках на передвижных прилавках. Затем вдалеке я увидел Чарли, и мое сердце подпрыгнуло.

— Это она.

— Где? — спросила Тилли.

— Там, красивая.

Тилли указала на бродяжку, которая наслаждалась утренней банкой сидра на ближайшей скамье.

— Вот эта?

— Ага. Именно аромат ее хрустящих от старого жира и грязи волос сразу привлек меня к ней.

Тилли рассмеялась.

— А помнишь того бездомного чувака из Истборна? Как его звали — Бобби Поул?

Тут Чарли нас заметила. Она помахала рукой и направилась к нам.

— Да. Бобби Поул. Мама тогда сказала, что однажды видела его на рынке.

— Да-да, когда он вдруг потряс брючиной и оттуда выпал ворованный кабачок.

Подошла Чарли. На ней было длинное черное пальто, широкий шарф и зеленая шерстяная шляпа, завершающая совершенно зимний гардероб. На бледных щеках горел розовый румянец. Выглядела она восхитительно. Чарли улыбнулась, показав небольшую щель между передними зубами.

— Над чем вы смеетесь?

Я рассказал ей историю Бобби Поула, и Чарли тоже рассмеялась, как будто это было самое забавное, что она когда-либо слышала, и мы с Тилли снова расхохотались. Я никогда не смеялся так часто, как в последние несколько дней.

— Тилли, это Чарли, — сказал я, когда перевел дыхание. — Чарли, это Тилли.

Они пожали руки, не снимая перчаток.

— Значит, ты его девушка, — сказала Тилли.

— О, не смущай меня, — сказал я.

Тилли подняла руки насмешливо-невинно.

— О’кей, больше ни слова.

— Смущайте, смущайте, — сказала Чарли.

— Итак, что будем делать? — я решил сменить тему.

Чарли махнула рукой в сторону:

— Я забронировала нам билеты на Глаз, для начала. Вы уже катались на нем?

Оказалось, что никто из нас. Тилли была в восторге и покатила бок о бок с Чарли к большому колесу, и они обе непринужденно болтали, как будто знали друг друга уже много лет. Чарли жестикулировала, когда говорила, и лицо ее оживлялось. Она выглядела как кинозвезда, «девушка по соседству» из старого американского фильма, и меня поразили две эмоции, одна за другой: радость, что она была со мной, и страх, что в любой момент она может исчезнуть, как это было после первого нашего вечера. Я твердил себе, что нужно расслабиться, наслаждаться жизнью. Кажется, я ей нравлюсь. То, как она смотрела на меня, было отражением моего взгляда на нее. И если бы она не интересовалась мной, не хотела, чтобы наша связь росла и крепла, она не была бы здесь сейчас, не развлекала бы мою сестру, не так ли?

Лондонский Глаз был даже лучше, чем я представлял себе — город простирался перед нами, гордый, древний и живой. Чарли указывала на свои любимые здания, а Тилли рассказывала, как она и «стая других детей-колясочников» были доставлены в Букингемский дворец, чтобы встретиться с королевой. Чарли ответила забавной историей о том, как королева приезжала в их школу в Лидсе и все они стояли на улице, размахивая флагами и надеясь, что она привезет с собой своих корги.

— Впрочем, теперь я не особая поклонница королевской семьи, — добавила она.

— О, так ты республиканка? — поинтересовалась Тилли.

Чарли махнула рукой:

— Давайте не будем портить день политикой.

Я уже знал, по тому, как она реагировала на новости, что Чарли ужасно злится, когда видит то, что представляется ей несправедливостью. Я стал свидетелем вспышки ее ярости в связи с какой-то новой инициативой правительства — так называемым налогом на спальни. Мне пришлось прервать ее на середине обращенной ко мне пламенной речи, постараться успокоить, оправдываясь, что я не премьер-министр и не могу отвечать за его решения. Мне нравилось то, как искренне и горячо она воспринимала мир. Это было еще одним проявлением ее страстной природы.

После Лондонского Глаза мы отправились на Трафальгарскую площадь и посетили Национальную портретную галерею.

— Чарли — художник, — пояснил я Тилли.

— Стремлюсь стать художником, — уточнила Чарли.

— Я действительно хочу увидеть твои работы, — сказал я.

— У тебя будет такая возможность. Может, согласишься мне позировать.

Я был ошеломлен, а Тилли рассмеялась.

— Если ты заставишь Эндрю позировать голым, пожалуйста, никогда не показывай мне картину.

Они тут же устроили веселую словесную дуэль, которая вскоре привела их к разговору о пенисах. Их диалог становился всё грубее и откровеннее, и, пока мы гуляли по галерее, обе хихикали, как школьницы, указывая друг другу на портреты исторических деятелей.

— Думаю, дюймов шесть.

— Я бы дала девятку.

— Разочарование.

Когда игра им наконец наскучила, Чарли зашла в музейный магазинчик и принесла подарок для Тилли: портрет королевы.

— В следующий раз, при встрече с ней, сможешь попросить ее подписать портрет, — сказала она.

После этого Чарли удивила нас, объявив, что заказала нам стол в превосходном ресторане на верхнем этаже.

— Плачу я, — сказала она и, когда мы с Тилли попытались протестовать, ответила, что выиграла в лотерее — в той самой, где надо соскребать защитный слой на карточке, — и теперь ужасно хочет отпраздновать это.

Мы провели середину дня, гуляя по Ковент-Гардену, заглядывая в магазины, где обе девушки искали скидки. Чарли купила себе черный шелковистый топ, а мне — новый джемпер: пятидесятипроцентный кашемир, к тому же идеально выглядевший и сидящий на теле.