Джон Гришэм - Вердикт

Сейвелл поднял руку, Лонни проигнорировал вопрос, ему и не требовалось отвечать на него.

— Десять против двух, — доложил Николас и записал цифры. — Таким образом, жюри решило вопрос об ответственности как таковой. Переходим к вопросу о размере возмещения. Согласны ли десять человек, проголосовавших «за», с тем, что материальные потери, связанные со смертью Вуда, составляют два миллиона долларов?

Сейвелл отбросил стул, на котором сидел, и вышел из комнаты. Лонни налил себе чашку кофе и сел у окна спиной ко всем, но прислушивался к каждому слову.

«Два миллиона» — по сравнению с тем, что обсуждалось только что, это звучало так, словно речь шла о разменной мелочи. Все десятеро согласились. Николас вписал решение в бланк протокола, утвержденный судьей Харкином.

— Согласны ли все десять присяжных, что моральный ущерб в принципе должен быть возмещен, независимо от конкретной суммы? — Он медленно обошел стол, получив от каждого ответ «да». Миссис Глэдис Кард колебалась. Она могла изменить свое мнение, но это уже не важно. Требовалось лишь девять голосов.

— Хорошо. Теперь перейдем к размеру возмещения. Есть идеи?

— У меня есть, — сказал Джерри. — Пусть каждый напишет на бумажке свое предложение, свернет бумажку так, чтобы никто не узнал, какую сумму он предлагает, а потом мы сложим все вместе и поделим на десять. Таким образом, получим среднюю цифру.

— Она будет обязательной? — спросил Николас.

— Нет. Но это позволит нам понять, из чего исходить.

Идея тайного голосования оказалась привлекательной, и все быстро написали на клочках бумаги свои цифры.

Николас, медленно разворачивая бумажку за бумажкой, называл цифры Милли, а та их записывала. Миллиард, миллион, пятьдесят миллионов, десять миллионов, миллиард, миллион, пять миллионов, пятьсот миллионов, миллиард, два миллиона.

Милли произвела подсчеты.

— Общая сумма составляет три миллиарда пятьсот шестьдесят девять миллионов. Делим на десять, получаем среднюю цифру — триста пятьдесят шесть миллионов девятьсот тысяч, — сообщила она.

Еще несколько секунд она возилась с нулями. Лонни вскочил и подошел к столу.

— Вы все сошли с ума, — сказал он достаточно громко, чтобы быть услышанным, и, хлопнув дверью, вышел.

— Нет, я не могу! — воскликнула явно потрясенная миссис Глэдис Кард. — Я живу на пенсию, понимаете? Это хорошая пенсия, но осознать такие цифры мне не под силу.

— Это реальные цифры, — заметил Николас. — На счету у компании восемьсот миллионов, а в акциях — более миллиарда. Расходы на медицинское обслуживание, непосредственно связанное с лечением курильщиков, составили в прошлом году по стране шесть миллиардов, и эта цифра растет год от года. Прибыль четырех крупнейших табачных компаний за прошлый год равна почти шестнадцати миллиардам. И эта цифра тоже имеет тенденцию к росту. Вы полагаете, что наш приговор чрезмерен? Что ж, эти ребята лишь посмеются над каким-нибудь пятимиллионным вердиктом. Они и пальцем не пошевельнут, чтобы что-нибудь изменить, будут делать все, как прежде. Так же подлавливать своей рекламой детей. Так же лгать конгрессу. Все останется по-старому, если мы их не остановим.

Рикки, опершись на локти, наклонилась вперед и через стол посмотрела на миссис Кард:

— Если вы не можете, тогда выйдите и присоединитесь к тем двоим.

— Не надо меня поддевать.

— Я вас не поддеваю. Такое решение требует мужества, понимаете? Николас прав. Если мы не дадим им пощечину и не поставим на колени, ничего не изменится. Это люди без совести.

Миссис Глэдис Кард нервничала и тряслась, казалось, она вот-вот упадет в обморок.

— Прошу прощения. Я хотела бы помочь, но просто не могу.

— Все в порядке, миссис Кард, — попытался успокоить ее Николас. Бедная дама обезумела и нуждалась в дружеской поддержке. Все будет в порядке, если удастся сохранить девять голосов. Нельзя расслабляться, он не может позволить себе потерять ни одного голоса.

Наступила тишина, все ждали, присоединится ли к ним миссис Кард или отколется. Она глубоко вздохнула, подняла голову и нашла силы взять себя в руки.

— Можно мне задать вопрос? — спросила Энджел, глядя на Николаса, словно теперь он был единственным источником мудрости.

— Разумеется, — ответил тот, пожимая плечами.

— Что произойдет с табачными компаниями, если мы вынесем тот суровый вердикт, о котором говорили?

— С юридической, экономической или политической точек зрения?

— Со всех.

Он ненадолго задумался и с готовностью ответил:

— Для начала в их рядах начнется паника. Пойдут круги. Исполнительная власть этих компаний забеспокоится: что последует дальше? Они залягут на дно и станут ждать, обрушатся ли на них новые иски. Им придется пересмотреть свою рекламную политику. Они не обанкротятся, по крайней мере в ближайшем будущем, потому что у них слишком много денег, даже обратятся в конгресс с требованием принять специальные законы, но, полагаю, Вашингтон будет становиться все менее и менее благосклонным к ним. Короче, Энджел, эта отрасль индустрии уже никогда не станет снова такой, какой была до сих пор, если мы сделаем то, что должны сделать.

— Будем надеяться, что когда-нибудь сигареты запретят вовсе, — добавила Рикки.

— Или так, или компании ослабеют в финансовом плане настолько, что не смогут поддерживать производство, — заключил Николас.

— А что будет с нами? — спросила Энджел. — Я имею в виду, не грозит ли нам опасность? Вы ведь сказали, что эти люди следили за нами еще до начала процесса.

— Нет, мы будем в безопасности, — успокоил ее Николас. — Они ничего не могут нам сделать. Как я уже говорил, через неделю они и имен-то наших не вспомнят. Но приговор будут помнить все.

Филип Сейвелл вернулся и сел на место.

— Ну, Робин Гуды, что решили? — спросил он. Николас пропустил его издевку мимо ушей.

— Итак, если мы хотим сегодня уйти домой, нужно определить сумму возмещения ущерба, — сказал он.

— Я думала, мы уже решили, — удивилась Рикки.

— У нас есть хотя бы девять голосов? — спросил председатель.

— Можно ли поинтересоваться, за какую сумму они должны будут проголосовать? — насмешливо спросил Сейвелл.

— Триста пятьдесят миллионов с небольшим, — ответила Рикки.

— Ах вот оно что! Старая теория перераспределения собственности. Странно, ребята, вы не похожи на кружок марксистов.

— Есть идея, — сказал Джерри. — Давайте округлим сумму до четырехсот миллионов, это как раз половина их наличности. Глядишь, не разорятся — придется, правда, подтянуть потуже пояса, добавить никотинчику в сигаретки, поймать в сети еще немного ребятишек, и — оп-ля! — через пару лет они вернут все свои денежки.

— Так здесь происходит аукцион? — спросил Сейвелл. Никто ему не ответил.

— Давайте так и сделаем, — согласилась Рикки.

— Посчитаем голоса, — предложил Николас, и девять рук поднялись вверх. Он персонально опросил каждого из восьмерых, согласен ли тот с вердиктом, требующим возмещения материального ущерба в размере двух миллионов долларов и морального — в размере четырехсот миллионов, и занес имена в протокол. Все сказали «да». Он заполнил остальные графы и попросил каждого расписаться.

После долгого отсутствия вернулся Лонни. Николас обратился к нему:

— Мы вынесли вердикт, Лонни.

— Что вы говорите? Какая неожиданность! И сколько же отвалили?

— Четыреста два миллиона, — сказал Сейвелл. — Плюс-минус несколько миллионов.

Лонни перевел взгляд с Сейвелла на Николаса.

— Шутите? — произнес он едва слышно.

— Ничуть, — подтвердил Николас. — Это правда. И у нас девять голосов. Хотите присоединиться?

— Идите вы к черту!

— Невероятно, правда? — сказал Сейвелл. — И представляете себе, мы все станем знаменитыми.

— Это неслыханно, — простонал Лонни, прислонясь к стене.

— Вовсе нет, — возразил Николас. — Несколько лет назад «Тексако» присудили штраф в десять миллиардов.

— Значит, это торговая сделка? — сказал Лонни.

— Нет, — вставая, ответил Николас. — Это справедливость. — Он подошел к двери, открыл ее и попросил Лу Дэлл сообщить судье Харкину, что жюри готово.

Пока они ждали, Лонни зажал Николаса в угол и шепотом спросил:

— Можно ли сделать так, чтобы было ясно, что я в этом не участвовал? — Он был не столько обескуражен, сколько зол.

— Конечно, не волнуйтесь. Судья будет спрашивать каждого в отдельности. Когда очередь дойдет до вас, сделайте так, чтобы весь мир узнал, что вы к этому не причастны.

— Благодарю.

Лу Дэлл взяла у Николаса записку, как делала это уже много раз, и передала ее Уиллису. Тот прошел по коридору, завернул за угол и скрылся из виду. Из рук в руки он отдал записку судье Харкину, который в этот момент разговаривал по телефону и с нетерпением ждал вердикта. Сколько раз в своей жизни он выслушивал решения присяжных, но на сей раз у него было предчувствие чего-то необычного. Он всегда верил, что придет день, когда ему доведется председательствовать на каком-нибудь грандиозном гражданском процессе, но и на нынешний жаловаться не приходилось.