Владислав Крапивин - След ребячьих сандалий

И опять хочу повторить: писать воспоминания – грустное дело. Все время приходится рассказывать о тех, кого уже нет. А про иных просто и не знаешь: живы ли? Что с ними стало?

Какова судьба у моего попутчика Вовки? У маленькой кубинской Ассоль? Даже про свою давнюю подружку Галку не знаю ничего… Да и у многих из тех, кто прошел через отряд «Каравелла», затерялись следы. Немудрено. Ведь в первом году наступающего века «Каравелле» будет сорок лет… Одно утешает – многие (я думаю, что большинство) сохранят добрую память об отряде, который носил имя Аркадия Гайдара. И о его книжках. Как и о книжках Стругацких и «странного сказочника» Грина – тех, которые они «утягивали» с полок моей домашней библиотеки и очень часто забывали возвращать. Ладно. Главное, что читали… Гайдар – это высокая романтика барабанщиков и вера в нерушимую дружбу. Стругацкие – зов далеких пространств, в которых, несмотря на все расстояния, главной ценностью остается человечность. Грин – блеск дальних морей, яркие, как заря, паруса «Секрета», благородство и бескорыстие чистых душ…

За своими томами Грина я старался следить тщательно – чтобы обязательно возвращали. Но один томик – где рассказ «Гнев отца» – не уберег.

В семьдесят пятом году мы с ребятами снимали по этому рассказу игровой фильм. Он, этот фильм, получался гораздо длиннее рассказа. В рассказе маленький Том Беринг с нетерпением ждет отца-капитана, а взрослые занудно вдалбливают мальчику, что ему достанется за все проказы и прегрешения. «Гнев отца будет ужасен!» Бедняге Тому гнев представляется кровожадным чудовищем, которого отец привезет из дальних стран. И в конце концов мальчишка палит из попавшего под руку пистолета в фигуру страшного заморского божества, обнаруженную среди отцовского багажа… А фильм оказался о другом.

Получилась история про одинокого «завоспитанного» тетушками восьмилетнего мальчишку, про его тоску об отце. Про отчаянную попытку приблизить отцовское возвращение. В одиночестве Тома было что-то от одиночества барабанщика Сережки, насильно разлученного отцом. И его выстрел из двухстволки по уродливой дикарской маске был сродни Сережкиному выстрелу по шпионам – этакий отчаянный акт освобождения от своей неприкаянности, от несправедливости, от вины…

Любимец отряда Геночка Хабибрахманов – этакое ясноглазое белокурое существо с удивительно интеллигентной натурой – сыграл маленького Тома, будто песню спел. Кажется, порой он забывал, что на самом деле он – Геночка, Генка, а не Том. А еще звенела в нем струнка храброго барабанщика, каковым он и был по правде, в «Каравелле».

Мы снимали, как однажды Геночка-Том, доведенный «до ручки» тетушками и печалью, написал отцу письмо, вложил его в бутылку и отправился в дальнее путешествие к большой реке, чтобы бросить бутылку с посланием в воды, бегущие к океану. Там, в океане, моряки обязательно выловят письмо и отдадут капитану Берингу!

Путешествие было нелегким. Том пробивался через лесные дебри, обдирал колени на скалах, переходил вброд горные речки. Всякой такой природы было полным полно на окраине Свердловска, у поселка Уктус, где в боях с местной «общественностью» много лет подряд отстаивал свою штаб-квартиру отряд «Каравелла». Том доблестно преодолевал все препятствия и опасности. И, кстати, главной опасностью оказалась не дикая природа, а два деревенских хулигана, решивших, что прямо им в руки спешит легкая добыча – хрупкое городское дитя в неуклюжих охотничьих сапогах, которые Том позаимствовал для похода у дядюшки.

Хулиганы не знали, что это не просто Том, а еще и несгибаемый барабанщик в душе. Схватка была короткой. Правда в разгар съемок – как всегда в таких случаях (это просто закон!) – влезли под объектив непрошеные зрители. Две тетки с корзинами бросились защищать от юных разбойников ребенка в матросском костюмчике – такого беззащитного и такого милого (несмотря на бахилы).

– Шпана проклятая! Мы сейчас милицию…

Теток успокоили и показали дорогу, по которой они должны идти от съемочной площадки. А Том, направив на обалдевших хулиганов рогатку, отобрал у них для себя штаны и рубаху – чтобы лучше вписаться в окружающую среду и меньше вызывать подозрений у встречных… И он добрался до реки. И бросил бутылку. И, вернувшись домой, прямо в сапогах и рубище, завалился на кружевную постель (представляете реакцию его милых тетушек?).

А бутылка плыла, и – фантастика есть фантастика, Грин есть Грин (хотя в его рассказе и нет эпизода с путешествием и бутылкой) – ее выловили в море рыбаки и доставили на баркентину капитана Беринга. И капитан мгновенно приказал изменить курс…

Кадры с настоящей баркентиной взяли из отрядной кинохроники про поездку в Ригу. Но тропическим городом, где стояло это судно, стала Гавана – с моих кинопленок, которых я множество «накрутил» на Кубе. Могучий прибой штурмует там каменную набережную, вдоль которой выстроились белые небоскребы… А распущенные великолепные паруса океанского корабля мы взяли с кинолент моего друга Евгения Ивановича Пинаева – в шестьдесят седьмом году он плавал на барке «Крузенштерн» и поснимал на нем немало. Особенно в Севастополе, где судно участвовало в съемках фильма о Грине – «Рыцарь мечты»…

Вот видите, два моих «гриновских» города – Севастополь и Гавана – весьма органично вошли в монтаж нашего кино. Был и третий такой город. Его олицетворял я сам – уроженец Тюмени. И, увы, это, по-моему, была одна из самых заметных неудач фильма. Я, из-за большой нехватки взрослых исполнителей, изображал там капитана Беринга. В актерских талантах, мне было далеко до Геночки Хабибрахманова. К счастью, роль оказалась очень короткой и не сильно испортила фильм…

Во время всей этой съемочной суеты у меня и потерялся пятый том собрания сочинений Грина – тот, в который мы часто заглядывали, чтобы проверить: не слишком ли нарушаем авторскую тональность. Но я не жалею, фильм стоил того. К тому же, сейчас на моей полке стоит другой шеститомник – черный, с позолотой. Насколько мне известно, это наиболее полное гриновское собрание. В первом томе, на обороте форзаца, надпись: «Славе с самыми добрыми пожеланиями на 1994-й от семейства Бугровых! В.Бугров. 22.XII.93.»

Мой друг Витя Бугров – составитель и редактор этого шеститомника. Не зря он в студенческие годы собирал материалы про Грина! (А ответственный за выпуск – Геннадий Ходжаев, один из выросших барабанщиков «Каравеллы»). Я от души радовался подарку, не ведая, что девяносто четвертый год станет для Виталия Бугрова последним. (Писать воспоминания – грустное дело).

Киноверсия «Гнева отца», кстати, Виталию понравилась.

…Боюсь, что я сейчас весьма идеализирую наше кинотворчество того времени. Едва ли этот фильм – снятый крошечной, как мыльница, кинокамерой на узенькую пленку, неозвученный, с перекошенными титрами – вызвал бы какие-то особые эмоции у посторонних зрителей. Но мы тогда жили этой кинокартиной и порой окунались в мир Александра Грина с головой.

Я и сейчас окунаюсь в него, когда прокручиваю записанную на видеокассету поцарапанную черно-белую киноленту, которой уже четверть века. Словно ухожу в иное пространство…

Вот как я, запутавшись в сюжетной неразберихе воспоминаний, все-таки хитро привел их к тому, с чего начал: к реальности многомерных пространств нашего бытия.

Я уверен, что во вселенной пространств множество – одни из них отличаются от наших совсем немного, другие очень непохожи. Когда-нибудь люди научатся преодолевать межпространственные барьеры и хитрые заслоны времени. Будут запросто встречать в иных мирах и неведомых существ, и своих двойников и, может быть, объединяя с ними (с двойниками) усилия, станут исправлять собственные судьбы. Но это – в будущем. А пока я умею делать подобное лишь в своих книгах…

Ох, а не слишком ли самоуверенное утверждение? Умею ли?.. Но, видимо, кое что получается, если некоторые читатели (причем вовсе не дети) всерьез пытаются изготовить Искорку из «Голубятни на желтой поляне» или отыскать выход на Дорогу. Или вот такое дело – однажды в шесть утра звонит в дверь запыленный юноша в сапогах и штормовке и сообщает, что он добрался сюда из Владивостока, чтобы подробно выяснить у меня технологию Прямого Перехода в иные миры.

Ну что тут скажешь? Поишь гостя кофе и виновато рассуждаешь, что литература и реальность это все же разные вещи и что Прямой Переход – скорее литературно-философская категория, нежели действительно существующее физическое явление, а если он где-то все же имеет место, то способность к нему есть чисто индивидуальное свойство личности, выработать которое в себе можно лишь постижением многих научных и мистических истин и тренировкой духа… А он слушает, и в глазах его и можно прочесть: «Вот скотина, я пилил из таких далей, а тебе жалко сказать…» И хочется воскликнуть: «Слушай, парень, да если бы я знал тайну Перехода, то давно бы уже усвистал из нашего паршивого пространства куда-нибудь в дальние области мироздания!»