Валерий Гусев - Говорящий тайник

– Пустой или полный? – спросил Алешка.

– Пустой, – дядя Федор для убедительности постучал себя по лбу. – Считай, приехали.

Они остановились невдалеке от дома. По пригорку разбрелись редкие деревья – паслись на снегу. Окна в доме все до одного были темные.

– Пойду посмотрю, – сказал Алешка, выходя из машины. – На разведку.

– Вместе пойдем. С монтировкой. – И тут дядя Федор неожиданно чихнул так, что распахнулась форточка на левой двери. – Вот не к делу-то! Это у меня от шерсти – Мурзик линяет. – И он снова оглушительно чихнул.

– Вы мне так всех врагов распугаете, – расстроился Алешка. – Разбегутся – ищи их потом.

– А то! Ладно, здесь побуду. Шумни, если что, прибегу.

Алешка пошел к дому. Месяц еще только-только выкарабкивался на небо, но из-за чистого белого снега было довольно светло. И под ногами весело поскрипывало. Будто кто-то капусту под полом хрумкал, в погребе. Было тихо. Лишь вдали время от времени раздавался приглушенный «чих».

Забора вокруг дома еще не было, только торчали кирпичные столбы вроде замерзших на посту часовых. И дом казался необитаемым. В таких домах, подумалось Алешке, домовой еще не завелся, а привидения уже водятся. Да и дом для них был вполне подходящий – в виде старинного замка. Но построенного непослушными детскими руками – смешной такой, нескладный: торчат на крыше нелепыми пупками всякие башенки. И окна все разные – где круглые, где квадратные, а где в узорчатых переплетах.

Алешка внимательно осмотрелся. Все вокруг было как бы знакомо по рассказам Диакезы и дяди Федора. Сарайчик, где светится одно окошко и где, наверное, вовсю спят или играют в карты охранники. Возле сарайчика – две легковые машины. Вот и колодец с воротом. Как у нас на даче. Тарзанка на высокой сосне.

Алешка тихонько – вот тут даже снег под ногами не скрипел – поднялся на крыльцо, подергал дверь – заперто, пошел вокруг дома. И сразу за углом увидел слабый свет, внизу, почти у земли. Это было что-то вроде узкой отдушины в подвальном помещении. Алешка заглянул в нее и тут же сообразил, что надо делать. И вернулся к машине, дорабатывая в уме стратегию и тактику освобождения Маринки.

– Дядя Федор, – сказал он, – скоро будем удирать. Они за нами погонятся.

– А то! – Чих!

– Вы отъезжайте в сторонку. Только не в ту, куда они помчатся.

– А то! – Еще один чих!

– И ждите нас. Как они уедут, так мы и появимся. И спокойно поедем домой. Они спереди, а мы сзади.

– Ты молодец, Леха. Умный. Почти как мой Мурзик. От него куда ни спрячь, все равно найдет. Сумку-то прихвати – вдруг задержитесь.

Алешка вернулся к дому и первым делом забрался на сосну и срезал тарзанку. Ну, что такое тарзанка, объяснять не надо. Веревка, а на ее конце – палка, привязанная поперек.

Потом он пошел к колодцу, подумал, глядя на ворот, вокруг которого змеилась железная цепь с ведром на конце. Алешка отсоединил ведро и стал разматывать цепь – ворот вертелся, поскрипывая, цепь становилась все длиннее, но до отдушины ее не хватило. Тогда Алешка привязал к цепи свободный конец тарзанки. Теперь уж точно хватит.

Волоча за собой веревку с привязанной к ней палкой, пошел к отдушине. Заглянул внутрь: ничего особенного – обычный подземный гараж: голые бетонные стены со следами опалубки; в дальней стене – большие железные ворота с калиткой, еще одна дверь – видимо, в дом. Несколько голых лампочек под потолком.

У одной стены – старое кресло, в котором еле помещается здоровяк (точно – бочонок) в черной шапочке на всю голову. В прорези шапочки блестят глаза. Напротив, у другой стены – застеленная одеялом раскладушка. На ней, подобрав ноги, сидит Маринка. И слушает здоровяка-бочонка, который вещает, сложив на коленях руки, шевеля толстыми пальцами:

– Хочешь, скажу? И будешь ты сидеть тут до летних каникул. И останешься на второй год. Хочешь, еще скажу? И не увидишь своих родителей как своих ушей.

– Я свои уши каждый день вижу.

– Это как так? – Бочонок так удивился, что даже его толстые пальцы застыли. (Алешка уже видел раньше эти волосатые пальцы. Которыми мнимый Карлсон нетерпеливо раздирал пакет с веником.)

– А так! Когда умываюсь. В зеркале. Хочешь, я тоже скажу? Когда Лефка узнает, тебе первому голову оторвут. Вместе с ушами.

Здоровяк на всякий случай проверил свои уши – они были надежно упрятаны под шапочкой.

– Лефка? – спросил он. – Кто такой? Крутой?

– Самый крутой в нашем районе! – выпалила Маринка. И не остановилась в азарте: – А его лучший кореш – полковник полиции! Хочешь, еще скажу?

– Пока хватит. – Он заерзал в кресле, привстал. – Схожу-ка я кой-куда.

– Давно пора, – напутствовала его Маринка.

Алешка этот диалог слушал с удовольствием. А полковник полиции, как он понял, – это наш папа. Лучший кореш на свете.

Здоровяк выбрался из кресла и исчез за дверью, звякнул снаружи щеколдой. Алешка не сомневался – он пошел звонить своему шефу.

– Хочешь, скажу? – шепнул Алешка в дырку. – Только не ори.

– Лефка? – Маринка подпрыгнула на заскрипевшей раскладушке. – Ты чего так долго?

– Некогда было. Давай вылезай.

– А как? – Отдушина почти под потолком, стена крутая и гладкая.

– А так! Приставь к стене раскладушку торчком. Приставила? Лезь по ней. Как по лестнице.

– Лезу!

Раздался грохот – раскладушка сложилась.

– Ты прямо корова, – рассердился Алешка. – Никогда по раскладушкам не лазала?

– Не лазала! Некогда было! – Маринка отваги и решительности не теряла. Тем более что рядом был самый крутой Лефка. – И на кухню на четвереньках не ползала.

Но тут звякнул засов, ржаво скрипнула дверь – вернулся Бочонок. Алешка едва успел шепнуть Маринке:

– Отдай им куклу. Пусть подавятся!

– Ты чего разбушевалась? – Бочонок плотно уселся в кресло. – Поставь мебель на место. Хочешь, скажу? Если ты не вернешь куклу, то тебя отпустят…

– Давно пора, – хмыкнула Маринка.

– Хочешь, скажу? – продолжил Бочонок. – Тебя отпустят. А вместо тебя на эту раскладушку посадят твою любимую мамочку. И твоя дорогая мамочка не будет есть и пить до тех пор, пока…

– Ладно, ладно, – заторопилась Маринка, – подарю я вам эту дурацкую куклу. Иди звони своему хозяину. Только скажи, что даром куклу не отдам. Как вы, так и мы! Тыщу рублей, понял? Нет, лучше тыщу баксов!

Было видно, что глупый здоровяк с толстыми пальцами очень обрадовался. Выбрался из кресла и снова исчез за дверью.

– Быстро! – скомандовал Алешка – Снимай шубу, а то не пролезешь, и цепляйся.

Маринка увидела, что в отдушину спускается палка с привязанной к ней прочной веревкой. Что-то похожее на тарзанку. Маринка встала на палку, вцепилась в веревку, веревка неудержимо поползла наверх.

Алешка тем временем пыхтел возле колодца, с трудом вращая ворот.

– Маленькая, а тяжелая, – ворчал он.

Когда Маринкина голова показалась в отдушине, Алешка помог ей выбраться наружу.

– Здурово, – сказала она, вставая. – Давай еще разок, мне понравилось.

– Некогда, – сказал Алешка, – надо удирать. Одевайся.

– А во что? – удивилась Маринка. – Шубка-то там осталась.

– Точно – корова! – рассердился Алешка. – Лезь обратно.

Когда Маринка с удовольствием спустилась в гараж, Алешка ей прошипел:

– Дверь креслом припри. Поняла?

Маринка подтащила тяжелое кресло к двери.

– Молодец!

– Не корова же!

– Привяжи к веревке свою шубу и одеяло. Молодец.

– Не корова же!

Словом, когда здоровяк Бочонок начал ломиться в дверь, Алешка и Маринка, подхватив сумку с горшочком масла и одеяло, уже скрывались среди лесных деревьев.

– А чего мы в лесу не видели? – спросила Маринка.

– Мы здесь немного посидим. Подождем.

– Кого?

– Соображай: за нами будет погоня. До самой Москвы.

– Здорово! А мы не замерзнем?

– В лесу только дурак замерзнет.

Это Алешка правильно сказал. Мы с нашим папой много путешествовали по лесам и морям. И летом, и зимой. И очень многому научились. В первую очередь научились не бояться леса. Потому что в любую погоду и в любое время года в лесу не погибнешь от холода и от голода. Лес – это не враг, а верный друг. Он и обогреет, и накормит. И мы научились делать хороший костер, даже под дождем, устраивать ночлег, даже без палатки, добывать воду и находить дорогу. А как-то один раз папа сказал, что настоящий мужчина даже в городе всегда должен иметь в кармане неприкосновенный запас – кусочек сахара, коробок спичек и перочинный нож.

И папа в этом очень прав. Однажды они пошли с мамой в гости, и мама сломала на эскалаторе каблук. А у папы, конечно, был с собой нож, которым он быстро этот каблук починил. (Правда, мама об этом случае рассказывает совсем по-другому. Она говорит, что папа не починил каблук, а сломал второй. И мама оказалась как бы в босоножках. И в гостях все ее спрашивали: «Где вы такие миленькие и модненькие туфельки достали?»)