Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах

Они устроили привал, как уже устраивали его пятьдесят раз прежде, и перекусили. Голубая вода, сверкающая совсем близко, неотразимо манила к себе. Они направились к берегу, и тут Куонеб указал на какой-то след, коротко пояснив:

— Олень!

Внешне индеец сохранил полное спокойствие, чего никак нельзя сказать о Рольфе, и оба вернулись к костру, испытывая приятное волнение: они добрались до обетованной земли! Теперь надо заняться серьёзным делом — отыскать охотничий участок, ещё никем не занятый.

Куонеб, припомнив древний закон лесов, что каждая долина принадлежит охотнику, первому до неё добравшемуся или унаследовавшему её от первооткрывателя, погрузился в свои мысли. А Рольф ломал голову, как им раздобыть необходимое снаряжение — каноэ, капканы, топоры и съестные припасы. Первым нарушил молчание мальчик:

— Куонеб, нам нужны деньги, чтобы купить всё необходимое. Как раз начинается жатва. Мы могли бы наняться на месяц к какому-нибудь фермеру. Так мы будем сыты, заработаем нужные деньги и познакомимся со здешними краями.

Индеец ответил только:

— Ты Нибовака.

Ферм тут было мало, и отстояли они друг от друга очень далеко. К берегу озера примыкали всего две. Рольф повёл Куонеба к ближней, где в поле золотилась пшеница. Но оказанный им приём — начиная от первой стычки с собакой и кончая заключительной перепалкой с фермером — оставлял желать лучшего. «Уж как-нибудь я обойдусь без краснокожих забулдыг! В прошлом году нанял двух таких, а на поверку вышло, что оба горькие пьяницы и лентяи!»

Вторая ферма принадлежала дородному голландцу. Он как раз ломал голову над тем, как бы ему разом управиться с поздним сенокосом, ранней уборкой овса, неокученным картофелем, заблудившимися коровами и надвигающимся прибавлением семейства, как вдруг перед его дверями появились два ангела-хранителя медно-красного цвета.

— Работайт вы хорошо?

— Конечно. Я с детства жил на ферме, — сказал Рольф и показал свои ладони, не по возрасту широкие и загрубелые.

— А находайт моих коров вы сумейт, как сам я их не находайт!

Сумеют ли? Им это проще простого!

— Я давайт вам два доллара, если вы пригоняйт их быстро-быстро.

Куонеб отправился в лес, а Рольф пошёл было с мотыгой на картофельное поле, но его остановило отчаянное кудахтанье. Увы! Скукуму вздумалось поохотиться! Минуту спустя пёсик был безжалостно прикован цепью к крепкому столбу, около которого мог на досуге раскаиваться в содеянном, пока путешественники не отправились дальше.

Под вечер Куонеб вернулся с коровами. Он тут же сообщил Рольфу, что видел пять оленей. В глазах его светился огонёк охотничьего азарта.

Три дойные коровы, трое суток бродившие в лесу, требовали немедленного к себе внимания. Рольф пять лет дважды в день доил пять коров, и толстяк Ван Трампер с одного взгляда убедился, что перед ним большой специалист этого дела.

— Хорошо. Хорошо. Я давайт пойло свинкам.

Он направился к хлеву, но тут его нагнала краснощёкая, белокурая девочка:

— Папа, папа! Мама говорит…

— Ох-хо-хо! Я не думайт, что так скоро! — И толстяк затрусил за девочкой в дом.

Минуту спустя он снова появился — его добродушное лицо стало хмурым и озабоченным.

— Эй ты, большой индеец! Можешь грести каноэ?

Куонеб кивнул.

— Так идём. Аннета, приводийт Томас и Хендрик.

Отец взял на руки двухлетнего Хендрика, Куонеб — шестилетнего Томаса, а двенадцатилетняя Аннета пошла за ними, полная непонятного страха. Они спустились к воде, детей усадили в каноэ, и только тут их отец спохватился, что не может оставить жену одну. Детей придётся отослать с неизвестным индейцем. В тупом отчаянии он спросил:

— Можешь ты отвозийт их в дом за озером и привозийт назад миссис Каллан? Скажи ей, Марта Ван Трампер она нужна быстро-быстро.

Индеец кивнул.

Отец было заколебался, но ещё одного взгляда на Куонеба оказалось достаточно. Что-то шепнуло ему: «Он человек надёжный», и, не слушая плача малышей, которые вдруг увидели, что остались в лодке одни с темнолицым дядькой, фермер оттолкнул её от берега, воскликнув:

— Ты побереги мои детки! — И утёр глаза.

Плыть надо было всего две мили по зеркальной вечерней воде. Миссис Каллан собралась в мгновение ока — какая женщина не бросит всё и вся, когда от неё ждут такой помощи!

Через час она уже хлопотала вокруг матери изгнанных из дома белокурых головёнок. Судьба, повелевающая ветрами и распоряжающаяся жизнью диких оленей, не забыла женщин, живущих в лесной глуши, вдали от удобств и умелых врачей больших городов. Уединённая жизнь и тяжёлый труд несут в себе свою награду: чего бы не дали её изнеженные городские сёстры за такое крепкое здоровье! Задолго до наступления тёмных страшных часов ночи, когда жизненные силы в человеке убывают, великое чудо свершилось вновь. Под кровом голландского поселенца появилась ещё одна белокурая головка, и всё было хорошо.

Индейцы спали в прекрасном бревенчатом сарае с крепкой кровлей, расстелив одеяла на груде душистого сена. Оба были довольны: они добрались до дикой лесной глуши, её обитатели были совсем рядом. Каждый день, каждая ночь подтверждали это.

Угол сарая был отгорожен под курятник, где полтора десятка кур исправно исполняли свои обязанности. В первую ночь водворения в сарай «медно-красных ангелов» хохлатки уже сладко спали на насестах. Внезапно новых работников разбудило отчаянное кудахтанье, которое тут же оборвалось, словно курице привиделся какой-то куриный кошмар и она свалилась наземь, но тут же взлетела на своё место и снова уснула. Однако утром в уголке сарая они увидели полусъеденный труп подательницы свежих яиц. Куонеб осмотрел безголовое тело, следы в пыли и буркнул:

— Норка.

— А может, скунс? — заспорил Рольф.

— Скунсу на насест не взобраться.

— Ну так хорёк.

— Хорёк только высосал бы кровь, а убил бы не меньше трёх.

— А почему не енот?

— Енот унёс бы её целиком. Как и лиса, и рысь. А куница ни за что не войдёт ночью в жилище, построенное человеком.

Куонеб твёрдо знал, что убийцей была норка и что она будет прятаться вблизи дома, пока голод вновь не пошлёт её в курятник. Он прикрыл убитую курицу тремя большими камнями, так, чтобы добраться до неё можно было лишь с одной стороны, где он поставил капкан первый номер.

В эту ночь они вновь были разбужены, но на этот раз визгом и дружным квохтаньем кур.

Быстро вскочив, они зажгли фонарь и вошли в курятник. Перед Рольфом предстало зрелище, от которого он похолодел. Норка — крупный самец — угодила в капкан передней лапой. Хищник извивался, вспененной пастью принимался кусать то капкан, то свою вчерашнюю добычу, то собственную схваченную лапу. Иногда он на секунду замирал, испускал пронзительный визг и вновь в бешенстве грыз капкан, ломая белые острые зубы, старался впиться в беспощадный металл израненными, окровавленными челюстями, брызгал пеной и исступлённо рычал. При виде своих врагов он повернул к ним изуродованную морду. Полные невыразимого страха и ненависти, ярости и ужаса дикие глаза в свете фонаря вспыхнули зелёным огнём. Зверёк удвоил свои усилия вырваться. Воздух весь пропитался его резким мускусным запахом. Эта упорная, безнадёжная борьба за жизнь и свободу произвела на Рольфа неизгладимое впечатление. Куонеб схватил палку и одним ударом прекратил мучения норки, но Рольф навсегда сохранил отвращение к ловле животных с помощью этих безжалостных стальных челюстей.

Неделю спустя одна курица пропала, а дверь в курятник оказалась открытой. Куонеб, внимательно осмотрев пыльную землю снаружи и внутри, объявил:

— Енот!

Налёты на курятник не входят в обычаи енотова племени. Следовательно, их посетил енот с извращённым вкусом, и можно было ожидать продолжения. Куонеб решил, что зверь явится в следующую ночь, и приготовил ловушку. Он привязал к щеколде верёвку, перекинул её через сук ближайшего дерева и снабдил противовесом. Теперь дверь захлопывалась сама. А чтобы она заодно и запиралась, он подпёр её изнутри шестом. Затем, чтобы дверь не закрывалась до времени, он изготовил упор из плашки с таким расчётом, что енот, входя, должен был наступить на упор, сбить его и высвободить дверь. Они с Рольфом не сомневались, что шум захлопывающейся двери их разбудит, но их сморил крепкий сон, и глаза они открыли только утром. Дверь в курятник захлопнулась, а в одном из гнездовых ящиков сжимался в комок старый, видавший виды енот. Как ни странно, вторую курицу он не задушил. Оказавшись в плену, зверь сразу пал духом, и вскоре его шкура была прибита к стенам сарая, а мясо пополнило кладовую.

— Это куничка? — спросила Аннета и, услышав, что нет, огорчилась чуть не до слёз.

После некоторых расспросов выяснилось, что лавочник Уоррен обещал ей за шкурку куницы голубого ситца на платье.