Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Орден Феникса

Несколько рубинов перепрыгнули в верхнюю половину, но внизу их по-прежнему осталась целая гора.

— Поттер, Малфой, думаю, в такой прекрасный день вам полезно подышать свежим воздухом, — бодро продолжала МакГонагалл.

Гарри не надо было повторять дважды: он сунул палочку обратно в карман мантии и тут же направился к парадной двери, не взглянув больше ни на Снегга, ни на Малфоя.

Жаркое солнце палило его своими лучами, пока он шел по лужайке к хижине Хагрида. Вокруг было полно учеников — растянувшись на траве, они загорали, болтали, читали «Воскресный пророк» и жевали сладости. Многие приветственно махали Гарри или окликали его, явно стараясь показать, что они согласны с «Ежедневным пророком» и тоже считают своего знаменитого однокашника чуть ли не героем. Гарри не вступал с ними в разговоры. Он не имел понятия о том, сколько из случившегося три дня назад им известно, но до сих пор ему удавалось уклоняться от расспросов, и такое положение дел его вполне устраивало.

Постучав в хижину Хагрида, он решил было, что хозяина нет дома, но тут выскочивший из-за угла Клык едва не сшиб его на землю от радости. Оказывается, Хагрид собирал на огороде фасоль.

— Привет, привет, Гарри! — сияя, воскликнул он, когда Гарри приблизился к забору. — Пошли в дом, выпьем по кружечке сока из одуванчиков… Ну, что новенького? — продолжал он, когда они устроились за деревянным столом со стаканами ледяного сока в руках. — Да… э-э… чувствуешь-то себя как?

По тревоге, написанной на лице Хагрида, Гарри понял, что лесничего интересует отнюдь не физическое его состояние.

— Нормально, — быстро ответил Гарри. Он знал, что у Хагрида на уме, и боялся, что не вынесет разговора на эту тему. — Так где ты был?

— В горах прятался, — объяснил Хагрид. — В пещере там одной, как Сириус, когда…

Он осекся, громко откашлялся, поглядел на Гарри и сделал хороший глоток из стакана.

— В общем, вернулся вот, — слабо промямлил он.

— А ты… ты лучше выглядишь, — сказал Гарри, твердо решивший говорить о чем угодно, только не о Сириусе.

— Чего? — Хагрид коснулся своей щеки огромной ладонью. — А, ну да… Так, это… Грошик нынче куда лучше себя ведет, даже сравнения никакого нет. Честно сказать, он здорово обрадовался, когда меня увидел. Славный, в общем-то, малый… Я тут подумываю, не найти ли ему подружку…

Услышь он такое раньше, Гарри немедленно попытался бы убедить Хагрида выкинуть из головы эту затею — перспектива появления в Лесу великанши, которая вполне могла оказаться еще более дикой и свирепой, чем Грохх, взволновала бы кого угодно, — однако сейчас он был просто не в силах спорить. Ему снова захотелось остаться в одиночестве, и, чтобы приблизить момент прощания, он залпом опорожнил половину своего стакана с соком.

— Теперь все знают, что ты говорил правду, — вдруг мягко сказал Хагрид. — Так же оно лучше, верно?

Гарри пожал плечами.

— Слушай… — Хагрид наклонился к нему через стол. — Я знал Сириуса дольше, чем ты… Он умер в бою — именно так он и хотел уйти…

— Он вообще не хотел уходить! — огрызнулся Гарри. Хагрид понурил большую косматую голову.

— Наверно, ты прав, — тихо произнес он. — Но все-таки, Гарри… Он был не из тех, кто сидит дома, когда другие дерутся. Не побеги он к тебе на помощь, его бы потом совесть замучила…

Гарри вскочил на ноги.

— Мне надо в больничное крыло, навестить Рона с Гермионой, — машинально сказал он.

— А, — расстроено откликнулся Хагрид. — Ну что ж… тогда ничего не поделаешь… сам-то не болей и заходи, ежели выкроишь минутку…

— Ладно… спасибо…

Гарри торопливо подошел к двери и распахнул ее; не успел Хагрид с ним попрощаться, как он уже шагал прочь по залитой солнцем лужайке. Его снова окликали со всех сторон. Он на мгновение закрыл глаза — ему хотелось, чтобы все вокруг исчезли, чтобы он остался один на всей территории школы…

Несколько дней назад — прежде чем экзамены подошли к концу и он увидел картину, внедренную в его сознание Волан-де-Мортом, — он отдал бы все на свете за то, чтобы волшебный мир поверил его словам, перестал сомневаться в возвращении Волан-де-Морта и убедился, что он не лжец и не сумасшедший. Но теперь…

Он отошел в сторонку по берегу озера, сел на траву, спрятавшись от докучливых взглядов за густым кустарником, и задумался, глядя на сверкающую воду…

Может быть, одиночество прельщало его потому, что после разговора с Дамблдором он остро чувствовал свою изолированность. Словно невидимый барьер отрезал его от всего остального мира. Что ж, судьба давно наложила на него свою отметину, хотя раньше он и не знал, чем это в конечном счете ему грозит…

И все-таки, сидя здесь, у кромки воды, раздавленный бременем вины и измученный тоской по Сириусу, которую еще не успело смягчить время, он не замечал у себя в душе никакого особенного страха. Светило солнце, вокруг смеялись его однокашники, и хотя он ощущал себя таким далеким от них, точно принадлежал к другой расе, ему все же было очень трудно поверить, что когда-нибудь он должен будет убить — или пасть от руки убийцы…

Он долго сидел на берегу озера, глядя на воду, стараясь не думать о своем крестном отце и не вспоминать, что прямо напротив него, на том берегу, Сириус однажды лишился чувств, пытаясь отразить атаку сотни дементоров…

Солнце уже село, когда он осознал, что замерз. Он поднялся и зашагал к замку, на ходу вытирая лицо рукавом.

За три дня до окончания семестра Рон с Гермионой вышли из больничного крыла совершенно здоровыми. Гермиона иногда пыталась заговорить о Сириусе, но стоило ей произнести его имя, как Рон сразу же начинал на нее шикать. Гарри по-прежнему не знал, хочется ему поддерживать разговоры о своем крестном или нет: его желания менялись в зависимости от настроения. Впрочем, в одном он был уверен: хотя сейчас ему и несладко, через несколько дней, очутившись в доме номер четыре на Тисовой улице, он будет страшно скучать по Хогвартсу. Правда, теперь он знал, почему должен возвращаться туда каждым летом, но это, как ни странно, совсем не помогало. Наоборот, перспектива возвращения домой никогда еще не внушала ему такого ужаса.

Профессор Амбридж покинула Хогвартс за день до конца семестра. Она выскользнула из больничного крыла во время ужина, рассчитывая, очевидно, уехать незамеченной, но на свою беду встретила по дороге Пивза; тот не упустил последнего шанса выполнить прощальное пожелание Фреда и со злобным ликованием погнался за ней, осыпая ее ударами трости и носка, набитого мелом. Многие ученики выбежали в вестибюль посмотреть, как она удирает из замка, и деканы факультетов пытались их урезонить — впрочем, похоже, только для виду. И правда, после недолгих и неубедительных увещеваний профессор МакГонагалл вернулась обратно в учительскую и, усевшись в свое любимое кресло, довольно громко выразила сожаление по поводу того, что не может сама с улюлюканьем помчаться за Амбридж, поскольку одолжила Пивзу трость.

Наступил последний вечер учебного года; почти все ученики собрали чемоданы заранее и уже стекались в Большой зал на прощальный пир, но Гарри еще даже не начал укладываться.

— Да брось ты, завтра все сделаешь! — крикнул ему Рон с порога спальни. — Пошли, а то у меня живот к спине прилип!

— Сейчас… ты иди, я догоню…

Но когда дверь за Роном закрылась, Гарри не сделал ни малейшей попытки ускорить сборы. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас сидеть за праздничным столом. Он боялся, что Дамблдор упомянет о нем в своей речи. Ведь их директор не сможет обойти молчанием возвращение Волан-де-Морта — в конце концов, он говорил об этом еще в прошлом году…

Гарри вытащил с самого дна чемодана скомканные мантии, чтобы освободить место для сложенных, и вдруг заметил в уголке какую-то вещицу, небрежно обернутую бумагой. Он понятия не имел о том, откуда она тут взялась. Нагнувшись, он вытащил ее из-под кроссовок и повертел в руках.

Буквально через секунду-другую он все вспомнил. Эту штуку дал ему Сириус в прихожей дома номер двенадцать на площади Гриммо. «Обязательно воспользуйся, если я понадоблюсь. Договорились?»

Присев на кровать, Гарри развернул бумагу. Оттуда выпало маленькое прямоугольное зеркальце. Оно было грязноватое — наверно, очень старое. Гарри поднял его к лицу и увидел свое отражение.

Он перевернул зеркальце. На обратной стороне почерком Сириуса было нацарапано:

Это Сквозное зеркало — другая его половинка у меня, если захочешь со мной поговорить, надо только сказать в него мое имя; тогда ты появишься в моем зеркале, а я в твоем. Мы с Джеймсом пользовались ими, когда нас оставляли после уроков в разных кабинетах.

У Гарри забилось сердце. Он помнил, как четыре года назад ему удалось увидеть в зеркале Еиналеж своих погибших родителей. А сейчас, сию минуту, он сможет поговорить с Сириусом — да-да, он знал это…