Андрей Шманкевич - Вовка - зелёная фуражка

Вскочили они на коней и помчались. Но сначала дали Хмурому понюхать Вовкины тапочки, и теперь пёс знал, какого нарушителя ему искать. Наверно, он принял это за игру — побежал не так, как обычно, как бегал по тревоге, весь напряжённый, слегка повизгивая, а весело, безмятежно, вроде как на прогулку.

Быстро доскакали конники до заимки лесника, бабушка Марфа вышла на крыльцо. Нет, не видала бабушка Вовку. Она забеспокоилась, запричитала. Светку видели — и бабушка и дед Матвей, — со Светкой попрощались, гостинцев дали на дорогу, а Вовки на заимке не было…

А Хмурому и объяснять не надо было, что Вовка на заимку и не думал ходить: он ещё за мостом через Бешенку показывал, что Вовка свернул в лес…

Конники вернулись к мосту, и Хмурый снова взял Вовкин след. Куликов соскочил с коня, отдал повод командиру и побежал за Хмурым. Сержант знал, что до цели осталось недалеко: Хмурый всё убыстрял бег. А потому, что след вёл всё глубже в лес, в сторону границы, Куликов понял, что рядовой Вовка Клюев заблудился: хотел, наверно, сразу за домиком лесника снова свернуть на дорогу, направо, а повернул налево.

— Эх, солдат! Перепутал сено с соломой… — засмеялся сержант.

След вёл сначала прямо в глубину леса, потом стал метаться из стороны в сторону, кружить, а то вдруг Хмурому пришлось повернуть к дороге. Наконец пёс стал сбавлять бег, перешёл на шаг, остановился совсем и так тихо зарычал, что его услышал только Куликов.

— Здесь где-то… — прошептал сержант.

Из темноты донеслись всхлипывания Вовки.

— Стой! Кто идёт? — негромко скомандовал Куликов.

Всхлипывания сразу прекратились, но тут же из-за валуна высотой с добрый дом донёсся крик Вовки:

— Куликов! Где я?

— А кто ты такой? Нарушитель? А ну выходи и руки вверх! — крикнул Куликов как можно строже.

— Да это я… Рядовой Вовка Клюев! Прибыл для прохождения…

— «Рядовой! Прибыл для прохождения»! — передразнил Вовку отец. — Дезертир ты, а не солдат! Наказать тебя придётся за самовольный уход с заставы… Ну, где ты там? Выходи…

На другое утро отец сказал Вовке:

— Хотел было я дать тебе суток трое домашнего ареста, да раздумал… Как, хорошо тебе было ночью под камнем трястись? Скажи спасибо Хмурому: без него сидеть бы тебе там до утра… Будешь знать, как своевольничать!

Вовке и без ареста никуда не хотелось из комнаты выходить: стыдно было на глаза показаться и Куликову, и Степанову, и Ивану Ивановичу, да и всем солдатам. На зарядку он давно перестал ходить: солдаты делали зарядку теперь в темноте, когда Вовка ещё спал. Жерлицы пришлось смотать, потому что нельзя было изловить мелкой рыбёшки на наживку. Как только вода стала холоднее, вся мелочь куда-то пропала, и, хотя у самого берега рыба стала ловиться покрупнее, на рыбалку не тянуло: уж очень была скверная погода с ветром и холодным дождём.

Достал тогда Вовка из отцовской сумки альбом с карандашами и три дня просидел в своём углу, рисуя картинку за картинкой. Если бы все картинки развесить в красном уголке (в комнате они и не поместились бы), так получилась бы целая выставка. Но на этот раз это были не письма к Сеньке-тюбетейке — его Вовка стал уже понемногу забывать, — а скорее Вовка — зелёная фуражка переживания самого художника. И начинались переживания с рисунка про то, как Светка уезжала с заставы: повозка, в которую запряжена пара лошадей, солдат-ездовой, Светкина мама и рядом с ней Светка в школьной форме и красном берете. В руках она держала портфель, набитый букварями, тетрадками, пеналами… А сам Вовка стоял рядом с огромным огненным букетом цветов. На настоящих проводах никаких цветов не было, но Светка говорила, что в школу полагается приходить с букетом…

На следующем листке по лесной дороге шагал военный в пограничной форме. Зелёная фуражка, автомат на груди, на боку полевая сумка, как у настоящего командира. Шагает военный по тёмному лесу и ничего на свете не боится. Наоборот, всё зверьё лесное, завидев его, удирает так, что только пятки сверкают. Даже бурый медведь…

Посмотрел-посмотрел Вовка на это своё произведение и решил никому его не показывать. Вырвал из альбома и спрятал под матрац. Может быть, потому, что вспомнил, как было в лесу на самом деле? Вспомнил, как метался от дерева к дереву, как хотелось ему закричать от страха, но крикнуть мешал всё тот же страх… Как потом в лесу стало совсем темно и в темноте он наткнулся на каменную стену (это он наткнулся на огромный валун), как пытался обойти эту стену, но руки всё время натыкались на шершавый камень… Тогда он сел прямо на землю и тихонько, по-щенячьи заскулил. А тёмный лес вдруг наполнился страшными звуками: и шорохом и треском… Вовка не то что скулить, а и дышать перестал…

Как он обрадовался окрику Куликова: «Стой! Кто идёт?» Вовка так резко вскочил на ноги, что ударился головой о камень, но даже и не пикнул, боялся, что Куликов пройдёт мимо и он снова останется один в страшном ночном лесу.

Нет, про это Вовке не хотелось не только рисовать, но даже вспоминать. Он ночью, после того как был доставлен на заставу, так вздрагивал, что чуть с кровати не падал. Мама даже боялась, что её сын, чего доброго, снова заболеет с перепугу или заикаться станет.

Чтобы ничто больше не напоминало ему об этой ночи, Вовка вытряхнул все свои вещи из отцовской сумки и повесил её на место, хотя отец ничего ему про сумку не говорил…

Дальше шли разные рисунки, но все они были про Светку. Вовка даже рассказы сочинял в рисунках, как в журнале «Весёлые картинки».

Вот Вовка со Светкой выходят из ворот заставы с большущими корзинами. Собирают грибы. Слева от них — лес, справа — озеро. А вот перед ними какой-то луг. Вовка почему-то хватает Светку за руку и показывает на луг, а Светка ничего слушать не желает, вырывается. Ну вот, довырывалась! Угодила в болото, а Вовке приходится тащить жерди, укладывать их на трясине, ползти по ним, чтобы схватить Светку за косы и вытащить на сухое место. А потом ещё и травой её надо обтереть и по головке погладить, чтобы не ревела. Но всё хорошо, что хорошо кончается: бегут Вовка со Светкой к заставе, взявшись за руки, а из-за кустов на них лосиха с лосёнком смотрят…

Были рисунки и про то, что было на самом деле. Как они с мамами и бабушкой Марфой грибы и ягоды собирают в лесу. Или как Вовка снимает с жерлиц рыбу, а Светка укладывает её в корзину… Светка и Вовка сидят за столом у стариков на заимке и едят пышки с мёдом…

А ещё нарисовал про то, чего не было: как он Светку от пчёл дымокуром спасает. Только дымокур получился у Вовки очень на автомат похожим. Вовка палил из этого автомата-дымокура по клубам пчёл, преследующих орущую Светку…

Рисовал Вовка с таким увлечением, что порой забывал о том, что Светки нет на заставе, ему вдруг слышался её смех под окнами, он срывался из-за стола и летел на крыльцо… но тут же останавливался, понимая, что ему это только почудилось. На заставе не раздавалось ни единого детского голоса…

Один из своих рисунков-рассказов Вовка отослал Светке в интернат. Только в этом рассказе ничего выдуманного не было. В нём говорилось о буре, на-летевшей на заставу. Это была страшная буря, такой Вовка в своей жизни ещё не видал, хотя в Армавире частенько бывают ветры, что с ног людей валят.

Для начала ветер расправился с грибом, у которого стоят часовые. Ветер сорвал со столба «шляпу» и швырнул её на крышу казармы с такой силой, что она сбила две кирпичные трубы, проломила в нескольких местах шифер и улетела в самый дальний угол двора, чуть не наделав беды в вольерах. Затем ветер стал пробовать — крепко ли держатся крыши на всех домах и складах? Нельзя ли сорвать с петель двери или повалить забор? А может быть, можно выплеснуть всю воду из озера и затопить заставу?

Однако крыши оказались крепкими, двери тоже, они только оглушительно хлопали, забор выстоял, а вот озеро так разбушевалось, что выбросило на берег лодку Куликова и сорвало доски с мостков. Куликов с солдатами кинулся было спасать лодку. Хотел оттащить её подальше от берега, но хорошо, что пограничники не успели подбежать к лодке: сосна, к которой была привязана лодка, вдруг с треском надломилась у самой земли и рухнула прямо на лодку. Лодка, прекрасная лодка, в которой можно было в тапочках плавать, потому что она не пропускала ни капельки воды, превратилась за одно мгновение в груду щепок… Куликов даже за голову схватился, а Вовка крикнул «ой», как будто сосна придавила его самого.

Буря натворила много бед: вокруг заставы повалила деревья, загородила в одном месте дорогу, у дедушки Матвея попереворачивала ульи на пасеке…

А вечером Вовка узнал, что и на самой границе напроказничал буран: он столько нашвырял всякого мусора на контрольно-следовую полосу, что все солдаты вышли утром на ремонт КСП.

Вот об этом и рассказал Вовка в своём письме Светке. А через несколько дней получил ответ: на тетрадном листке в косую линейку были написаны по нескольку строк палочек, кружочков и закорючек вроде рыболовных крючков.