Франтишек Флос - Охотники за орхидеями

Незнакомая страна понравилась всем, и лишь одно омрачало хорошее настроение: каждый день шёл дождь. В полдень горизонт заволакивали тучи, гремел гром, сверкали молнии; приблизительно до трёх часов дня лило как из ведра, и затем дождь так же внезапно кончался; как ни в чём не бывало светило солнце и благоухали травы.

Поистине капризный климат! Как правило, после дождя солнце палило и жгло сильнее прежнего; белыми клубами из долин и лесов поднимался пар, на листве драгоценными камнями сверкали капли росы, по склонам ещё стремительнее неслись ручьи, а тяжёлый аромат цветов туманом обволакивал сознание людей.

Франтишек скоро освоился с причудами здешней природы и купил всем членам экспедиции резиновые плащи с капюшонами. Даже для палаток достали непромокаемый верх, чтобы в горах, когда караван покинет Карильо, было где приклонить голову.

— Ну и погода! — бранился Еник, когда ливень застиг его на прогулке. — У этой Коста-Рики в гербе, наверное, лягушка или водяной…

— Если бы мы перевалили южную гряду Кордильер, — возразил Франтишек, — ты увидел бы иную картину. Там, по другую сторону гор, за десять месяцев в году не выпадает ни капли влаги. Думаю, это тебе тоже не понравилось бы. Там только чахлые безлистные леса, выжженные горы да голая, сухая земля.

Еник замолчал. Он давно понял, что жаловаться дяде не имеет смысла: всё равно останешься в дураках.

Вскоре экспедиция возобновила поиски, и Франтишек лелеял надежду, что скоро корзины и ящики опять начнут пополняться.

Они направились на запад, в горы.

Если в джунглях требовалось искусство лазить по деревьям, то здесь нужно было уметь забираться на скалы, потому что орхидеи чаще всего растут на самых отвесных скалах, над глубокими пропастями.

Индейцы работали ловко и проворно и приносили неплохую добычу. Но самым отважным был Диего, и часто его смелость увлекала Еника. За это Франтишек журил их обоих, а иногда и строго наказывал.

— И здесь опасность подстерегает на каждом шагу, — начал он как-то, когда путешественники собрались у вечернего костра. — Я уже собрал сведения о крае и могу сказать вам, что здесь не лучше, чем в самых дремучих джунглях. Ягуар и кугуар — а это та же пума — водятся здесь так же, как и в Гватемале. Кроме того, в Коста-Рике насчитывается сто тридцать разновидностей пресмыкающихся, и среди них — много ядовитых змей. Я уж не говорю о бесчисленных скорпионах, пауках, сороконожках, укусы которых очень опасны. Будьте осторожны! Никогда не выходите без оружия и держите ушки на макушке!

Тихие, спокойные ночи в горах пришлись как нельзя более кстати; все члены экспедиции могли хорошенько отоспаться. Остались в прошлом страшные ночи джунглей, когда после захода солнца начинался шум, жуткий рёв, причитание, хохот, предсмертный хрип и вой. В горах царствовала торжественная тишина; большие, яркие звёзды спокойно взирали на землю, а вдали шумели водопады.

Между тем молодых людей снова потянуло побродить с ружьём. Обилие дичи так и подбивало на охоту, но Франтишек не хотел выходить без Льготки. Вы спросите, что с ней произошло? Да просто Льготка не желала покидать палатку. Там, в плетёной корзине, безмятежно спали три её щенка.

— Три Льготки! — с восторгом объявил Еник.

Они с писком ворошились в корзине — три маленьких, слепых, глупых, но милых комочка. Льготка ревниво оберегала их, то и дело облизывала, приводила в порядок и никому не позволяла брать в руки. Только Еник имел право легонько гладить щенят. Он обещал дать им хорошее, но строгое воспитание, и Льготка молча согласилась.

— Знаешь, Льготка, того головастого, с белой лысинкой кобелька, мы назовём Плутоном. Согласна? Мы отдадим его Вацлаву — он до сих пор грустит о твоём старом товарище. Плутон был молодец, ничего не скажешь, отважный и преданный друг, но твой Плутон будет ещё лучше! Значит, решено: передаём Плутона Вацлаву. Не возражай, Льготка, так надо. А того, сердитого, мы назовём Каро и подарим дяде. Зато дочку оставим себе, ладно? Диего тоже не прочь заполучить её, но мы ему не дадим, а то нам будет скучно. Она, конечно, послабее братьев, но мы будем за ней хорошенько ухаживать. Только как нам назвать её?

«Гав-гав», — предложила Льготка.

— Какое же это имя! — воспротивился Еник. — Надо придумать что-нибудь другое. В нашей деревне у Новаков была собака Бела, она меня очень любила. Что скажешь, Льготка: нравится тебе имя Бела?

Теперь не согласилась Льготка: она недовольно заворочалась.

— Ладно, придумаем новое, — уступил Еник. — А что, если назвать её Костарика? Вот здорово! Она тут родилась — неплохо ведь, а? Думаешь, слишком длинно? Можно и сократить. Ну-ка, выбирай: Коста или Рика?

Льготка заворчала, и по этому ворчанию Еник определил, что ей больше нравится имя Рика; на том и порешили.

На десятый день пути экспедиция подошла к широкой горной расселине — будто гигантский плуг провёл через плато глубокую борозду. На дне её шумел горный поток, а склоны так густо поросли деревьями и кустарником, что дальнейшую дорогу в этой чаще можно было проложить лишь напряжённым и упорным трудом. Прежде чем переправиться на ту сторону расселины, Франтишек решил обследовать её ближайший склон и основательно изучить окрестности. Предполагалось, что в этих местах можно найти не только горные орхидеи, но и виды орхидей, растущих на деревьях.

И в самом деле, глазам путников неожиданно открылся цветущий сад. Буйно разросшиеся орхидеи горделиво поднимали свои чудесные головки. К сожалению, они оказались почти недоступными. Казалось, до цветов рукой подать — охотников отделяли от них какие-нибудь двадцать — тридцать метров, — но достать их было невозможно. Для этого надо было бы уметь летать.

— До чего неуклюжи люди! — с досадой вздохнул Еник. — Ну, почему я не колибри и не бабочка? Вот они раскачиваются да порхают себе над «воздушным садом»…

Задача состояла в том, чтобы запомнить, в каком направлении находится намеченное дерево с орхидеями. Это казалось совсем лёгким делом, пока путешественники стояли на краю обрыва, но зато было очень трудно для тех, кто попробовал бы спуститься в расселину. Довольно успешно с этой работой справлялись индейцы; перекликаясь, они облазили все деревья, где, по их мнению, могла быть богатая добыча. Им помогали Еник, Вацлав и Диего, и этот пустынный край, куда едва ли ступала нога человека, огласился криками, смехом и пением…

Между тем дети Льготки заметно окрепли, а через девять дней у них открылись мутно-синие глазёнки. Вот когда разговорам Еника с Льготкой не было конца!

Малыши быстро росли и научились вылезать из корзины. Еник, правда, строго-настрого запретил им это делать. Да разве чертёнок, вроде Каро, послушается? Разве кто-нибудь углядит за Плутоном или за Рикой? Вывалятся кубарем из корзинки и ковыляют, переваливаясь на своих толстых лапах… Но с Льготкой шутки плохи: она хватает ослушника за шиворот и бросает обратно в корзинку. Признаться, возня с детьми ей уже порядком надоела: вокруг накопилось много работы, а тут сиди целыми днями, карауль щенков!

Специально ради Льготки Вацлав смастерил особую корзинку — с редкими прутьями и с крышкой; щенята были в ней, как в клетке. Сколько раз они смешили Еника, когда пытались удрать! Во время кормёжки их выпускали на свободу. И тогда Плутон доказывал, что станет бойцом.

Он вызывал на бой каждый придорожный камень, нападал на все щепочки, башмаки и даже кости.

Рика же драться не умела; ещё бы, девчонки не дерутся! А Каро — тот рос философом. Он вечно сидел задумавшись, только ушком пошевелит или почешет лапкой затылок — и снова углубится в размышления. Положат его на спинку — лежит; на животик — лежит. Вацлав сунет его к себе в карман — Каро не издаст ни звука.

— Добродушный пёс растёт, — рассудил Еник. — Как раз для дяди! — шепнул он Вацлаву на ухо.

Как только щенята научились играть, Льготка сочла постоянный надзор излишним. Мало-помалу возвращалась она к своим повседневным обязанностям. И тогда Франтишек позволил поохотиться, о чём давно мечтали Вацлав с Еником. Каждую ночь охотников манили таинственные звуки, доносившиеся из расселины. Каждую ночь она наполнялась рёвом, чем-то напоминая гватемальские джунгли. Наверное, где-то неподалёку, у реки, был водопой.

В охоте должны были принять участие и индейцы. Они приготовили луки и стрелы, а Диего, за его исключительные заслуги, было доверено настоящее ружьё.

Рано утром путешественники укрыли ветвями палатки и спрятали корзины и ящики. Индейцы захватили с собой запасы провизии. Запертых в клетку щенят Вацлав подвесил на ветку, торчавшую над обрывом, словно мускулистая рука. Охотники беззаботно покидали расположение лагеря: опасности были позади, здесь бояться нечего, а перед наступлением сумерек все вернутся обратно.