Эрнест Сетон-Томпсон - Рольф в лесах

Хищения его увеличились, как только он нашёл линию капканов для куниц. Чем ближе к первобытному состоянию условия жизни, тем они скорее рождают раздоры. Рольф и Куонеб чувствовали, что они вынуждены будут объявить войну.

Несколько раз уже замечали они большие следы на снегу; следы эти походили на следы куницы, но были больше.

— Это Пекан, — сказал индеец, — большая куница, очень сильная и бесстрашная. Когда отец мой был ещё мальчиком, он пустил стрелу в Пекана. Он не знал, что это был за зверь; ему показалось, что это просто чёрная куница. Стрела ранила зверя, и он прыгнул с дерева прямо на грудь моему отцу. Он бы задушил его, не будь тут собаки; он задушил бы собаку, не будь поблизости моего деда.

Дед заставил моего отца съесть сердце Пекана, чтобы и у него было такое сердце. Никогда не следует заводить самому раздора, но надо без страха идти на врага, если желать мира и сражаться без страха. Таково было сердце моего отца, таково оно и у меня.

Взглянув на запад, Куонеб продолжал угрожающим тоном:

— Так будет и с этим грабителем капканов. Мы не искали раздора, но наступит день, когда я убью его.

Большие следы Пекана шли извилинами и терялись в низком, густом лесу. Немного погодя, они снова показались. Следы тянулись теперь по кряжу, поросшему болиголовом, и присоединились затем к другим следам, один из которых походил на длинную глубокую борозду в пятнадцать дюймов ширины, а остальные были обыкновенными следами ног, таких же больших, как и у Пекана.

— Кэк, — сказал Куоиеб, и Скукум сказал: «Кэк», но только не словами: он сердито заворчал, шерсть на спине его ощетинилась; у него проснулись неприятные воспоминания. Опасаясь, что благоразумное поведение пса скоро кончится, Рольф просунул свой шарф под его ошейник, и все они пошли по следу дикобраза, который нужен был Рольфу для украшения посуды.

Они прошли не очень далеко, когда увидели другой след, присоединявшийся к этому, — след Пекана и вскоре после этого услышали царапанье, как будто какое-то животное карабкалось по дереву; затем раза два к ним донеслось едва слышное сердитое ворчание.

Привязав поспешно мужественного Скукума к дереву, они, крадучись, направились дальше.

Они увидели животное, похожее на большую чёрную куницу или на коротконогую лису.

Животное это держалось на безопасном расстоянии от бревна, под которым спрятался огромный дикобраз, выставив наружу только задние ноги и хвост. Оба стояли несколько минут неподвижно, затем Пекан заворчал и сделал прыжок вперёд. Дикобраз, услыша ворчание и почувствовав комки снега, упавшие подле него, махнул хвостом, но не попал в Пекана, ибо тот стоял вне удара. Тот же манёвр был повторён с другой стороны и с тем же результатом. Можно было подумать, что Пекан делает всё это для того, чтобы хвост утомился, или ждал того момента, когда из него выпадут все иглы. Время от времени Пекан прыгал на бревно, заставляя дикобраза размахнуться хвостом вверх, причём в кору бревна вонзалось всякий раз несколько белых кинжалов, указывая на то, что тактика эта продолжается уже давно.

Всматриваясь внимательно, зрители заметили по некоторым признакам, что такая же точно битва происходила перед этим у другого бревна, откуда тянулись следы дикобраза, покрытые кровью. Каким способом заставил Пекан уйти оттуда дикобраза, охотники не сразу поняли.

Видя, что дикобраз не хочет больше бить хвостом по бревну, несмотря на все хитрости, Пекан прибегнул к новому манёвру. Прыгнув на другую сторону бревна, где скрывался нос дикобраза, он поспешно принялся разрывать снег и листья. Прежде чем дикобраз заметил это, Пекан разрыл снег и схватил мягкий, не покрытый иглами нос. Хрюкая и визжа, попятился дикобраз назад и махнул ужасным хвостом. Но какого результата он добился? Он только прибавил к бревну ещё несколько колючек. Напрягая все свои силы, дикобраз пятился и барахтался, но Пекан был сильнее, чем он. Когтями своими он ещё больше расширил углубление под бревном, и, когда жертва его перестала, наконец, барахтаться от усталости, он прыгнул вперёд и, выпустив из зубов нежный нос, вцепился в ещё более нежное горло дикобраза. Он недостаточно глубоко вонзил зубы и не мог поэтому сдавить дыхательного горла, но тем не менее крепко держал свою жертву. С минуту или две Кэк барахтался, продолжая размахивать хвостом, на котором оставалось уже очень мало игл. Струйка алой крови, сочившейся из открытой раны, отнимала у животного последние силы. Пекану, находившемуся под защитой бревна, ничего не оставалось больше, как крепко держать свою жертву и ждать её смерти.

Кэк, видимо, начал ослабевать, и борьба приходила к концу. Но у Пекана не хватило терпения ждать, и он, выбравшись из углубления, прыгнул на бревно, причём оказалось, что у него исцарапан весь нос; протянув вниз свою красивую лапу и вцепившись в плечо дикобраза, он перевернул его на спину. Не давая ему времени опомниться, он впился зубами в рёбра и принялся терзать его. Обессиленный окончательно и лишённый игл хвост дикобраза не мог больше ему вредить. Кровь дикобраза лилась ручьём, но он лежал неподвижно.

Издавая глухое ворчание, Пекан хватал зубами тёплое мясо, рвал его кусками и злобно встряхивал непобедимого врага, которого ему удалось победить. В двадцатый раз уже принимался он слизывать запёкшуюся кровь и глотать куски мяса, когда раздался выстрел из ружья Куонеба, прекративший битву Пекана с Кэком и отправивший его в страну Счастливой Охоты.

«Рррр! ррр! ррр!» — и на сцену явился Скукум, тащивший за собою шарф Рольфа, который он перегрыз, решив во что бы то ни стало принять участие в битве. И только оттого, что дикобраз лежал брюхом кверху, Скукум не подвергся вторично лечению.

Рольф в первый раз видел Пекана, а потому рассматривал его, как рассматривал бы всякий, кому приходилось слышать об этом животном самые невероятные рассказы, превращавшие его в какое-то полумифическое существо. Лесной разбойник, заколдованный чёрный кот, Пекан не страшился никого, и только один он из всех животных мог бороться с Кэком и умел побеждать его.

Охотники развели костёр, и, пока Рольф готовил чай и оленину, Куонеб снял кожу с Пекана. Он вырезал прежде всего сердце и печень. Когда их сварили, он дал сердце Рольфу, а печень Скукуму, сказав первому: «Даю тебе сердце Пекана», а Скукуму: «Печень вытянет все иглы из тебя, если ты ещё когда-нибудь вздумаешь напасть на Кэка».

На шее и хвосте Пекана Куонеб нашёл иглы дикобраза; одни из них вонзились туда во время последнего сражения, другие давно, во время такой же битвы, но ни одна из них не принесла ему, по-видимому, ни малейшего вреда. Не видно было никаких признаков отравы или воспаления.

— Так всегда бывает, — сказал Куонеб. — Иглы не приносят Пекану вреда.

Подойдя затем к дикобразу и снимая с него шкуру, он сказал:

— О, Кэк! Сам видишь теперь, какую ты сделал ошибку, не пустив Нана-Боджу на сухой конец бревна.

Как-то раз, когда они возвращались домой, Куонеб остановился вдруг и указал на дальний берег озера, где по снегу двигалась какая-то тень.

— Лисица… и, по-моему, серебристая. Она, я думаю, водится здесь.

— Почему ты думаешь?

— Я много раз встречал очень большие лисьи следы. Такие следы бывают только у серебристых лисиц.

— Говорят, мех её стоит десяти куниц? — спросил Рольф.

— Ох, целых пятидесяти!

— Нельзя ли словить её?

— Можно попробовать. Зимой не поставишь капкана в воду, надо попробовать что-нибудь другое.

Лучший способ, придуманный Куонебом, заключался в следующем: он взял из печки золу (можно было заменить её сухим песком), выбрал шесть прогалин в лесу, к югу от озера: на каждой из них он устроил грядку из золы, смоченной бобровой струёй. В двадцати пяти шагах от каждой грядки с севера или запада, смотря по направлению ветра, он повесил на молодых деревьях перо или крыло, или хвост куропатки, привязав к ним несколько красных ниточек. В течение двух недель он ни разу не посетил этих мест и только по прошествии этого времени отправился туда узнать о результатах.

Благодаря опыту, своему и знанию нрава лисицы, а также благодаря некоторым признакам на снегу он вывел следующее заключение.

Вскоре после ухода охотников туда приходила лисица; пройдя по их следу, она пришла к первой прогалине, почувствовала запах соблазнительных чар, обошла кругом, заметила перья, испугалась и ушла. Другую прогалину посетила куница. Она почему-то рылась в золе. К третьей приходил волк и обошёл её кругом на безопасном для себя расстоянии.

К остальным приходила лисица или лисицы; они возвращались туда несколько раз и, наконец, поддались искушению исследовать ближе опасный запах; в конце концов они не выдержали и от восторга катались в золе. Дело шло на лад.