Валентина Ососкова - Лесь с Ильинки-улицы

– Не, не перепутал, – мальчик перевёл дух. В животе от одного аромата поджареных на костре сосисок заурчало. – Мы с Тохой на ж/д были… И там столкнулись с машиной по вашу душу. Мы их кругом леса пустили, так что минут десять у вас ещё осталось…

– Кать, отнеси-ка оставшиеся сосиски маме, потом дожарим, – распорядился дядя Витя и, как только девочка ушла, кивнул: – Рассказывай. Кто?

– Двое. Из «Федерации защиты детей» и так далее, короче – из Центра. Белый ниссан или как его там. Едут к вам, – коротко рассказал Лесь. – Так что вам пора валить.

– Что же, рано или поздно это должно было случиться. Спасибо, Лесь! А тебе-то опасность не грозит?

– Завтра утром уеду электричкой, – пожал плечами Лесь. – В Москве удобнее в салки-жмурки играть, я уже привык… Удачи! – и, не прощаясь, перемахнул через забор к уже поджидающему его Тоше.

Всё, доброе дело сделано, можно перестать думать о полезном душе и сосредоточиться на полезном телу – короче, на себе.

– Я придумал, откуда тебе звонить, – сообщил друг. – У магазина есть общественный, платный. Так они никого… не заподозрят.

– Точно! Пошли звонить?

– Сначала обедать…

– А, ну да… Хотя нет, звонить лучше вечером. Когда там первая электричка на Москву? «Шесть-сорок пять» на станции было написано, да?

– Ага.

– Во, ей и поеду. За ночь они вряд ли примчаться по мою душу – да и чего им торопиться, если я прямо сказал, что тут останусь?

– Наверное, – с сомнением протянул Тоха. – Ну ладно, выхода-то нет… Ты в Москве что делать будешь?

Лесь пожал плечами:

– Да как обычно – шляться туда-сюда, жить где попало, изредка звонить маме и уверять, что живу радостно и беззаботно… – тут он понизил голос, потому что друзья уже поднимались по ступенькам крыльца и мама Тоши могла услышать: – Мне всё равно кажется, что к маме они не сунутся пока. Раньше ведь не совались…

Тоша кивнул, но вид у него оставался сомневающийся и встревоженный:

– Ты вот что, Лесь… Может, кому из взрослых скажешь? И они что-нибудь с Центром сделают, придумают… А то что мы-то можем?

– Раз до сих пор я не в детдоме, значит, что-то да можем, – хмыкнул Лесь, похлопав по рюкзаку с пистолетом. – Значит, они сами меня боятся… А я устал бояться их. Я и сюда-то сбежал, чтобы отдохнуть… Но не вышло.

– Тоша! Лёша! Вы обедать-то идёте? – окликнула их тётя Маша, и разговор пришлось свернуть, так и не додумав важную мысль.

Москва – город огромный, похожий на лоскутное одеяло: разномастный, аляповатый, но тёплый . И люди в нём тоже разные, неожиданные, а порой и вовсе странные.

Правда, Лесь об этом размышлял мало и исключительно по вечерам или ранним утром, когда город достаточно пустынный, чтобы не бояться неслучайной встречи – загодя любого подозрительного человека становится видно.

А сейчас он летел во весь дух по улице Бог знает в каком направлении, мимо глухой стены заросшего буйной зеленью завода. Следом нёсся полицейский с лицом бульдога и шагом в два шага Леся.

Вот кой чёрт дёрнул Леся вертеться около машины у магазина именно тогда, когда играющие неподалёку ребята года на три младше играли осколком кирпича в «суровый дворовый футбол» и, что закономерно, угодили в стекло этой самой машины аккурат на глазах у показавшегося в дверях магазина хозяина?.. Вот почему Лесь не отошёл оттуда хотя бы на пару метров?!

Ну и что, что номера у машины были татарстанские…

Детишки прыснули в разные стороны, как только хозяин машины заорал на всю улицу благим матом. Лесь тоже дёрнулся – более по привычке. А крутящийся неподалёку полицейский быстро оценил ситуацию и сделал закономерный вывод, что «вон тот в серой футболке» и есть зачинщик беспорядков как самый старший.

Так что теперь Лесь летел как на крыльях, вцепившись в лямки своего рюкзака, и гнал от себя мысль, что лицо хозяина машины показалось ему смутно-знакомым, неизвестно откуда и непонятно как – словно бы из детства, когда к папе то и дело в гости заглядывали сослуживцы. Тогда папа ещё не так увлёкся работой, времени и у него, и у друзей хватало на походы в гости… Последний год Лесь такого и представить себе уже не мог. Чудом было, если папа возвращался из командировки и не исчезал тут же на работе или наоборот – уходил с работы в срок не для того, чтобы собраться в очередную командировку, а просто так…

Мысли теснились в голове и тряслись в такт шагам, словно книжку на ходу прочесть пытаешься.

А за спиной упрямо нёсся полицейский, словно не «хулиганство» собирался Лесю оформлять, а по меньшей мере ограбление банка и торговлю наркотиками разом… Другой бы на его месте давно потерял интерес к погоне, уж больно шустрым оказался мальчик, а этому – хоть бы хны. Будто премию ему за поимку Леся выдать обещали.

Кольнуло разом и в боку – от долгого бега – и в сердце: а если… правда обещали?!

Улица резко свернул, и мальчик ринулся через неё в сторону железной дороги и заброшенных ангаров. Притаился за одним из них, скрытый от лишних глаз зарослями сирени, и судорожно перевёл дыхание.

Видела его только женщина, торопящаяся к переходу через железную дорогу, но она на вид была тихой и мирной – этакая серая мышка жизни с продуктовыми сумками в обеих руках…

– Он там! Товарищ милиционер, он за ангаром, я видела! – истеричный возглас окатил Леся словно ведром холодной воды.

А то и помоев.

Серая мышка оказалась очень громкой и деятельной.

Лесь бросился вдоль ангара, выскочил с противоположной стороны и затравленно огляделся, пытаясь найти новое укрытие, пока полицейский ломился сквозь кусты.

У дверей какого-то служебного здания задумчиво курил мужик и глядел прямо на Леся, правда, несколько отсутствующим взглядом. Мальчик подался было назад, но треск кустов подсказал, что обратный путь отрезан.

«Вот этот точно менту всё расскажет», – мрачно подумал Лесь, пытаясь найти новый путь. Взгляд мужика приобрёл осмысленность и заинтересованность, и мальчику это категорически не нравилось. Но выхода не было и пришлось бежать у него на глазах, прикидывая, где удастся перескочить через забор…

– Эй, ёжкин кот, малец, дуй сюда, – вдруг раздалось от дверей здания. – Да-да, ёжкин, быстро!

Лесь затормозил уже у забора и оглянулся. Тот самый мужик кивнул сначала ему, потом в сторону ангара, а после, повернув шею под немыслимым углом, – на дверь, на которой висело строгое «Посторонним вход запрещён».

– Ща мент подвалит!

Лесь осторожно приблизился к мужику… и тот вдруг резко сгрёб его за шею и толкнул куда-то. Лесь на мгновенье потерял ориентацию, хлопнула дверь…

Мальчик обнаружил, что сидит на полу в каком-то помещении, дверь на улицу закрыта, а за ней слышен ленивый голос:

– Да, ёжкин кот, он через забор дёрнул, чуть штаны не порвав. Я сам видел. Вон, вишь, кусты поломаны?

… Мужик выпустил Леся через несколько минут – ошалевшего и мало чего понимающего.

– В следующий раз, ёжкин кот, думай головой, куды несёшься, – посоветовал он. – А сейчас дуй через ж/д и будь свободен, ёжкин.

Лесь торопливо закивал, выдавил что-то вроде «Э-э-спасибо» и побежал в указанном направлении.

Одна его мысль занимала: странные люди – народ особый. Страннолюди, а не люди. И понять их невозможно.

И узнать.

Вон, те же ребята с Ильинки. Чем не страннолюди?..

Когда Лесь добрёл до метро и спустился вниз, он уже дышал ровно и не дёргался от чужих взглядов. Чувство, что страннолюди его берегут, вселяло уверенность, что всё обойдётся. Ведь уже сколько времени обходилось! Уже, страшно подумать, тридцатое июля!.. До второго августа – два дня!

А второе августа датой было особенной. Пора второго августа наступала где-то дней за десять до самой даты, когда становилось ясно, что июль, жаркий, солнечный и прямо-таки апофеозно-летний, стремительно катится к своему логическому для храма Илии-пророка завершению – сумасшедшей неделе подготовки к престольному празднику.

… Как всегда актовый зал превратился в цветочно-перерабатывающий комбинат, хрупкие девушки охотились на «мужскую силу», требуя, чтобы принесли снизу коробки с цветами, выкинули мусор или наполнили стотыщпятьсотсорокдва ведра водой и притащили их с первого этажа. И всё это, разумеется, бегом! Если «мужская сила» мешкала, девушки начинали таскать вёдра сами, но вот этого-то как раз никто выдержать не мог – чего девушки и добивались. Нет, в худшем случае они действительно могли бы и сами всё перетаскать, но…

По задним помещениям храма плыл тяжёлый цветочный аромат – смесь роз всех цветов, размеров и видов, лилий, хризантем, гвоздик… и, конечно же, самой обычной краски. Откуда же ещё взять бесконечное количество алых и бордовых цветов, необходимых для украшения храма и праздничной иконы?