Николай Глебов - Карабарчик

— Пошлешь ко мне алтайчонка.

Мальчик пришел. Хозяйка хлопотала возле печки, и вкусный запах свежеиспеченного хлеба наполнял кухню. Проглотив слюну, Кирик уселся возле порога.

— Чего уставился на стол? Не для тебя стряпала! — заметила сердито Варвара и открыла подполье. — Лезь за котом! Поймаешь — снесешь в амбар. Только держи его крепче: кот-то дикий.

Кирик спустился по шаткой лестнице вниз и стал оглядываться. Свет сверху исчез: Варвара закрыла западню. Вскоре глаза мальчика, привыкшие к темноте, заметили в дальнем углу две светящиеся точки.

Стало страшно, но, поборов страх, мальчик пополз на четвереньках в угол. Две зеленые, светящиеся точки мелькнули в другом углу.

Сверху показалась полоска света, и сердитый голос хозяйки спросил:

— Скоро ты там?

— Поймать не могу.

— Ну и сиди вместе с котом! — Западня вновь захлопнулась.

Прошло минуты три. Кот уселся на прежнее место, не спуская с мальчика своих зеленых, светящихся глаз. Кирик осторожно стал подкрадываться к нему, но, запнувшись о что-то, упал. Испуганный кот прыгнул через Кирика, но тот успел схватить кота на лету и, навалившись туловищем, прижал его к земле. Отчаянно мяукая и пытаясь вырваться, кот больно царапал лицо и руки мальчика.

— Откройте!

Яркий луч света проник в подполье. Кирик зажмурил глаза. Через минуту, весь исцарапанный, он вылез со своей добычей и спросил Варвару:

— В какой амбар нести?

— В средний, где пшеница.

Кирик, неся кота, вышел во двор. Недалеко от дверей амбара сидел на цепи большой пес, и как только Кирик поравнялся с ним, кот злобно фыркнул и вырвался из рук мальчика. Собака, гремя цепью, бросилась к коту. На крыльцо выскочила Варвара с черенком от метлы.

Увидев хозяйку, пес виновато вильнул хвостом; кот шмыгнул под амбар.

Всю свою ярость Варвара обрушила на Кирика:

— Кошку с собакой стравлять? Вот тебе, вот тебе!.. — На спину мальчика посыпались удары.

В дверях избы показалась Степанида. Точно птица, увидевшая птенца в когтях коршуна, она понеслась к Кирику. Схватила на ходу палку и, задыхаясь от гнева, занесла ее над головой хозяйки:

— Ребенка бить! Малыша! Да есть ли у тебя совесть? — Опомнившись, отбросила палку и прижала плачущего Кирика к груди. — Отольются тебе детские слезы! — проговорила она и, сама готовая расплакаться, повела мальчика в избу.

В полдень Кирику стало плохо: начинался жар. Ребенок бредил:

— Мама! Страшный кот… он укусит, укусит! Мама! Задыхаясь от душивших ее слез, Степанида прижимала к себе горячее тело найденыша:

— Сиротинушка ты моя горемычная!

Глядя на плачущую мать и избитого друга, ревел на всю избу Янька.

Через несколько дней приехал хозяин с Прокопием. Узнав о случившемся, Прокопий пошел к Евстигнею.

— Зачем избила Кирика? — не снимая шапки, спросил он Варвару.

— А тебе какое дело? У меня есть хозяин, ему и ответ дам! — зачастила она. — Ишь, какой учитель нашелся! Проваливай из дома!

— И то, Прокопий, уходи-ка лучше. У меня рука тяжелая — неровен час, свистну по уху: долго будешь помнить, как мою жену учить. — Евстигней грузно шагнул к работнику: — Ну!

— Не нукай, я тебе не лошадь! — Прокопий спокойно поправил опояску. — Меня пугать нечего. Расчет подай! Хватит на вас спину гнуть!

— Эко, удивил! Да вашего брата, голоштанников, развелось нынче, как комарья в болоте.

— По чьей вине эти самые голоштанники развелись?

— А по-твоему, по чьей? — сдерживая гнев, спросил Евстигней.

— По нашей! — бросил ему коротко Прокопий.

— То есть, как Это понять? — Глаза хозяина сузились.

— Очень просто: грабите бедноту, вот и все! Лицо Евстигнея побагровело:

— Да за такие речи тебя в тюрьму можно запрятать!

— Не знаю, кто из нас скорее сядет: то ли я, то ли ты с Яжнаем.

— Прокопий! — В голосе Зотникова прозвучала угроза. — Не доводи до греха!

— Вам с Яжнаем грешить не в первый раз.

— Пронька!.. — Рука Евстигнея потянулась за топором, лежавшим под лавкой.

Варвара метнулась к мужу.

— Уйди ты, Христа ради! — замахала она на работника рукой. — Богом прошу!

— Бога вспомнила! А когда Кирика била, где твой бог был? Кровососы! — Хлопнув дверью, Прокопий вышел.

С женой он совещался недолго:

— Житья нам от этих злыдней не будет, да и лютовать над Кириком еще больше станут. Надо расчет просить. Как-нибудь перезимуем в Тюдрале.

Женщина посмотрела на осунувшееся лицо Кирика и подтвердила:

— Надо уезжать, Проня. Ждать больше нечего. Сборы были коротки. Утром, чуть свет, Прокопий вышел с заимки и направился в Тюдралу за лошадью. Вернулся лишь к обеду. Сложил имущество на телегу, усадил Степаниду, ребят и тронул вожжами коня. Возле ворот их встретил Зотников.

— Стой! Куда Кирьку повез? — Евстигней со злобой посмотрел на работника и схватил лошадь под уздцы. — Ссаживай парнишку!

— Отпусти вожжи! — В голосе Прокопия прозвучала недобрая нотка.

— Пускай Кирька слезет!

Прокопий стегнул коня. Лошадь рванулась. Отброшенный концом оглобли, Зотников упал.

— Разбойник! — В бессильной ярости Евстигней потряс кулаком вслед протарахтевшей за поворотом телеге.

В волостном правлении, куда приехал Зотников с жалобой на своего работника, ему заявили, что судить Прокопия Кобякова не могут.

Зотников в недоумении уставился на старшину.

— Теперь он солдат русской армии, на днях отправляем его в Бийск, к воинскому начальнику. — Старшина наклонился к уху богатого заимщика и, прикрыв рот рукой, зашептал с оглядкой: — Год провоевали, а конца не видно. Живем мы в лесу, молимся пню, ничего не знаем. А приемыша-то отберем, не сомневайся. Только ты… того… помалкивай пока. Отправим Проньку на фронт, а с бабой, поди, управимся! — Старшина хихикнул.

С тех пор как Прокопия взяли в солдаты, прошло около двух месяцев. Степанида осталась с двумя ребятами в старой отцовской избе, что стояла на выезде из Тюдралы. Хлеба не было, кончилась и картошка. А тут начались бураны, и Янька с Кириком по вечерам жались друг к другу на холодной печке. По ночам в деревне выли голодные собаки. Заслышав их голоса, Делбек скулил у порога. За лето и осень он сильно вырос, и деревенские собаки, завидев на улице лохматого, на крепких, жилистых ногах пса, благоразумно прятались в подворотни.

В один из зимних дней к избушке Степаниды подкатила запряженная в кошеву пара лошадей. На облучке сидел рослый, свирепого вида мужик, одетый в добротный полушубок. Это был новый работник Зотникова, по кличке Чугунный.

Проворно соскочив, он помог хозяину вылезти из кошевы и почтительно склонил свою кудлатую голову перед полицейским, приехавшим в Тюдралу вместе с Евстигнеем.

Зотников не спеша вошел в избу, откинул енотовый воротник тулупа и, сняв шапку, перекрестился.

— К тебе, хозяюшка, приехали в гости! — сказал он притворно ласковым голосом. — Что-то плохо встречаешь, даже сесть не предложила! — Разглаживая окладистую бороду, Евстигней усмехнулся. — Должно, не любы гости-то? Ничего, мы и без приглашения посидим, не спесивые! — Опустившись на лавку вместе с урядником, Евстигней оглядел голые, промерзшие стены избы и перевел ястребиные глаза на ребят, сидевших в углу на печке.

При виде непрошенных гостей у Степаниды заныло сердце.

— Одевай Кирьку! — вдруг резко сказал Зотников и посмотрел на женщину.

Услышав свое имя, найденыш прижался к Яньке.

— Оглохла, что ли? Господин урядник, — Евстигней повернулся к своему спутнику, — прошу действовать.

Тот крякнул и, поправляя портупею, поднялся с лавки.

— Слышала, хозяйка? — Полицейский уставил свои белесые глаза на Степаниду. — Одевай парнишку. Сей подросток, — указательный палец его остановился на Кирике, — приписан к Евстигнею Тихоновичу Зотникову, а посему прошу не чинить препятствий к его изъятию.

Степанида с тоской посмотрела на присмиревших ребят и не спеша подошла к печке: возражать было бесполезно.

— Киря, одевайся, голубчик! Поедешь на заимку, где раньше жили, — сказала она тихо.

— Я не поеду! — послышался плачущий голос мальчика.

Женщина опустила голову:

— Собирайся, милый…

— Я не поеду, я не хочу на заимку! — всхлипывал найденыш.

Поймав на себе взгляд Зотникова, урядник занес ногу на опечек. В тот же миг в избе послышалось грозное рычанье, и Делбек с вздыбленной шерстью вылез из-под кровати.

Полицейский поспешно подобрал ноги и крикнул с печи:

— Уйми тигру-то!

Женщина вытолкала собаку за дверь и, роняя слезы, стала одевать Кирика. Слез с печки и Янька. Пробираясь боком мимо Зотникова, он проблеял по-овечьи: «бэ-э-э», и, посмотрев сердито на заимщика, показал язык.