Лемони Сникет - Конец! (с иллюстрациями)

— А она… — Клаус не смог закончить фразу. — Я хочу сказать — что случилось потом?

— Не знаю, — призналась Кит. — Из глубины океана вдруг возникла таинственная фигура, похожая на вопросительный знак.

— Мы видели её на экране радара, — вспомнила Вайолет. — Капитан Уиддершинс не захотел рассказать нам, что это такое.

— Мой брат называл это «Великое Неизвестное». — Кит обхватила живот руками — так сильно брыкался ребёнок. — Я страшно испугалась, Бодлеры. И быстро соорудила Громаду Приоритетных Вещей, как меня учили.

— Приоритетных? — переспросила Солнышко.

Слово это означает «важное, главное», — пояснила Кит. — Многим научным словам меня научил Монти. С помощью Громады Приоритетных Вещей можно спасти себя и одновременно свои любимые вещи. Я собрала все любимые книги, какие были под рукой, а скучные побросала в воду. Но наши с вами общие друзья готовы были рискнуть и встретиться лицом к лицу с Великим Неизвестным. Я умоляла их перейти на плот, поскольку вопросительный знак все приближался, но только Смолка сумела до меня добраться. Остальные… — Голос её сорвался, с минуту она лишь тяжело дышала. — В одно мгновение они все исчезли — то ли эта загадочная штука поглотила их, то ли спасла.

— И вы не знаете, что с ними? — ещё раз спросил Клаус.

Кит покачала головой.

— Я слышала только, как кто-то из Квегмайров выкрикнул имя Вайолет.

Солнышко всмотрелась в лицо отчаявшейся женщины.

— Куигли? — спросила младшая Бодлер. — Или Дункан?

— Не знаю, — ответила Кит. — Простите меня, Бодлеры. Я предала вас. Вам удалось справиться с вашей благородной задачей в отеле «Развязка» — вы спасли Дьюи и остальных, а я не знаю, увидим ли мы когда-нибудь Квегмайров и их товарищей. Я надеюсь, вы простите меня за все мои неудачи и, когда мы встретимся с Дьюи, он тоже меня простит.

Бодлеры грустно посмотрели друг на друга. Они поняли, что пришло время наконец рассказать Кит Сникет всю историю, как она рассказала свою.

— Мы простим ваши неудачи, — проговорила Вайолет, — если вы простите нас.

— Мы тоже предали вас, — подхватил Клаус. — Мы были вынуждены сжечь отель «Развязка», и мы не знаем, удалось ли кому-нибудь спастись.

Солнышко сжала руку Кит в своих ладошках.

— Дьюи мёртв, — сказала она, и все они расплакались.

Бывают такие слезы, и я надеюсь, вы ещё с этим не сталкивались, когда плачешь не оттого, что испугался чего-то ужасного сию минуту, но из-за всего ужасного, что происходит вообще в мире, и не только с вами, но и со всеми, кого вы знаете, и со всеми, кого не знаете, и даже с теми, кого и не хочется знать, и эти слезы нельзя облегчить ни храбрым поступком, ни добрым словом, облегчить их можно, только если кто-то крепко обнимет вас, когда вы сотрясаетесь от плача и слезы катятся по вашему лицу. Солнышко крепко обхватила Кит, а Вайолет — Клауса, и с минуту четверо уцелевших продолжали плакать, и слезы катились у них по лицам и падали в океан, который иногда считают не чем иным, как вместилищем всех слез, пролитых за всю историю человечества. Кит и дети дали своей печали слиться с печалью всех утраченных ими людей. Они оплакивали Дьюи Денумана, и тройняшек Квегмайров, и всех своих товарищей и опекунов, друзей и союзников, и проступки, которые они могли простить, и предательства, которые смогли пережить. Они оплакивали все человечество, но главным образом бодлеровские сироты, конечно, оплакивали своих родителей, которых им не суждено было больше никогда увидеть, — это они теперь знали твёрдо. И хотя Кит Сникет не сообщила им никаких новых вестей о родителях, её рассказ о Великом Неизвестном убедил детей в том, что люди, написавшие все главы повествования «Тридцать три несчастья», навеки канули в Великое Неизвестное и Вайолет, Клаус и Солнышко теперь уже навеки сироты.

— Перестаньте, — сказала наконец Кит, когда слезы её начали иссякать. — Перестаньте толкать плот. Я не могу больше жить.

— Нет, мы должны продолжать жить, — возразила Вайолет.

— Мы почти уже на берегу, — добавил Клаус.

— Отмель затапливает, — проговорила Солнышко.

— Пускай затапливает, — отозвалась Кит. — Я больше не могу, Бодлеры. Я потеряла слишком много близких — родителей, моего любимого и моих братьев.

При слове «братья» Вайолет кое-что вспомнила и, сунув руку в карман, достала роскошное кольцо, украшенное инициалом «Р».

— Иногда потерянные вещи находятся в самых неожиданных местах, — сказала Вайолет и поднесла кольцо к глазам Кит.

Отчаявшаяся женщина сняла перчатки и взяла кольцо дрожащей рукой.

— Оно не моё, — сказала она. — Оно принадлежало вашей маме.

— А до этого оно принадлежало вам, — сказал Клаус.

— Его история началась ещё до нашего рождения, — отозвалась Кит, — и продолжится после нашей смерти. Передайте кольцо моему ребёнку, Бодлеры. Пусть он станет частью моей истории, даже если сразу осиротеет и останется одинёшенек в целом мире.

— Он не останется одинёшенек, — с возмущением возразила Вайолет. — Если вы умрёте, Кит, мы вырастим вашего ребёнка как своего.

— Лучшего я и желать не могу, — тихо ответила Кит. — Назовите новорождённого именем кого-то из ваших родителей, Бодлеры. В обычае нашей семьи давать ребёнку имя кого-то из умерших.

— В нашей тоже, — сказала Солнышко. Она вспомнила, как отец сказал ей это, когда она спросила, как её зовут.

— Наши семьи всегда были тесно связаны, — сказала Кит, — хотя нам и пришлось жить вдали друг от друга. Но теперь мы наконец вместе, как одна семья.

— Тогда давайте мы вам поможем, — сказала Солнышко, и Кит Сникет, всхлипывая и задыхаясь, кивком дала согласие, и Бодлеры принялись толкать Громаду Приоритетных Вещей к берегу острова, куда в конце концов прибивает все.

В это время большая лодка исчезла за горизонтом, и дети в последний, насколько мне известно, раз бросили взгляд на островитян. Потом они уставились на книжный куб и попытались сообразить, каким образом раненой, беременной и отчаявшейся женщине удастся перебраться в безопасное место, чтобы родить ребёнка.

— Вы можете спуститься вниз? — спросила Вайолет.

Кит помотала головой.

— Больно, — сказала она хриплым, сдавленным голосом.

— Мы можем отнести её, — предложил Клаус, но Кит снова покачала головой.

— Я слишком тяжёлая. Вдруг вы меня уроните и ребёнок пострадает?

— Мы можем что-нибудь изобрести, на чем доставить вас на берег, — сказала Вайолет.

— Да, — подхватил Клаус, — мы сбегаем в чащобу и найдём что-нибудь полезное.

— Уже некогда, — проговорила Солнышко, и Кит согласно кивнула.

— Ребёнок вот-вот родится, — сказала она слабым голосом. — Найдите кого-нибудь, кто бы помог вам.

— Мы тут одни, — ответила Вайолет, но в ту же минуту она и остальные Бодлеры повернули головы в сторону пляжа — туда, где они когда-то нашли плот, — и увидели, как из палатки Ишмаэля выбирается единственная личность, о которой они не пролили ни слезинки.

Солнышко соскользнула вниз, на песок, не выпуская из рук кастрюли, и трое Бодлеров побежали вверх по склону к судорожно передвигающейся фигуре Графа Олафа.

— Привет, сироты, — прохрипел он ещё более скрипучим и грубым из-за действия мицелия голосом. Платье Эсме свалилось с его костлявого тела, он полз по песку в своей обычной одежде. Одной рукой он держал раковину с сердечным, а другой держался за грудь. — Вы явились склониться перед королём Олафленда?

— Нам не до ваших глупостей, — отрезала Вайолет. — Нам нужна ваша помощь.

Граф Олаф удивлённо поднял бровь.

— Вам нужна моя помощь?! — спросил он. — Что же случилось со всеми здешними болванами?

— Они бросили нас, — ответил Клаус.

Олаф захрипел жутким образом, и дети не сразу поняли, что он смеётся.

— Ну и как вам яблочки? — просипел он, желая в данном случае сказать: «По-моему, так ситуация исключительная».

— Мы дадим вам яблок, — Солнышко показала на кастрюлю, — если поможете.

— Не надо мне ваших яблок. — Олаф попытался сесть, все так же хватаясь за грудь. — Мне нужно ваше наследство, которое оставили вам родители.

— Наследства здесь нет, — ответила Вайолет. — И возможно, ни один из нас не увидит ни гроша из этих денег.

— Даже если бы деньги были здесь, — сказал Клаус, — вряд ли вы доживёте до того, чтобы ими воспользоваться.

— Маккиав, — выпалила Солнышко, что означало — «ваше интриганство здесь бессмысленно».

Граф Олаф поднёс к губам раковину, и Бодлеры заметили, что он весь дрожит.

— Тогда лучше я останусь тут, — хриплым голосом ответил он. — Я слишком много потерял, чтобы жить дальше, — моих родителей, любимую, приспешников, кучу денег, которые я не заработал, и даже лодку с моим именем.