Марина Дяченко - Слово Оберона

— Это галерея истории, — Гарольд говорил вполголоса. — Сто вышивальщиц трудились сто недель. Только сейчас совсем нет времени.

— Ну пожа-алуйста, хоть мину-уточку…

— Послушай, король не знает, что ты здесь. Я не хочу, чтобы он нас застукал, как заговорщиков. Мне надо его подготовить. Пошли!

И он потащил меня за руку — по коридору налево, потом вверх по винтовой лестнице, да так быстро, что у меня закружилась голова. Внутреннее убранство дворца сливалось в яркую ленту картин, скульптур, пышных тканей, лепных и кованых украшений, но как я ни вертела головой — ничего как следует не могла рассмотреть.

Наконец Гарольд втолкнул меня в маленькую комнату с единственным плотно занавешенным окном.

— Подожди здесь. Разведаю, в каком настроении король. В последнее время он что-то часто гневается…

И он ушёл.

Я огляделась; в комнатке не было мебели. Две двери, одна против другой, прикрывались неплотно. Я заглянула за одну — длинный коридор, тишина. Заглянула за другую — лестница, тишина, пахнет дымом и розовым маслом. А ведь замок, наверное, большой, пойду гулять — наверняка заблужусь…

Интересно, где все? Где слуги, стражники, сторожа, где его милость комендант, в конце концов? Или у них обеденный перерыв?

Я подошла к окну. Потихоньку раздвинула бархатные шторы; цветная солнечная полоска легла мне на лицо. Я нашла среди витражных стёклышек одно, самое прозрачное, и, прищурившись, посмотрела сквозь него.

Подо мной лежал залитый светом город (немножко жёлтый, потому что я смотрела через бледно-жёлтое стекло). Скаты черепичных крыш, трубы и флюгера, деревья, улицы, площади, статуи, мосты, и надо всем этим, как ёлочная игрушка — серебряный купол в форме капли. Интересно, что это — храм? Или дворец какого-нибудь местного богача?

Приблизив лицо к стеклу, я поднялась на цыпочки. Город казался огромным, он простирался до самого моря, и я, как ни вытягивала шею, не могла увидеть его целиком. Сколько же там живёт народу?

Когда Королевство пришло сюда — нас было человек сто, не больше. Но в первый же день стройки явились новые люди — сказали, что ищут работу…

Оберон всегда говорил, что Королевство, едва угнездившись на новом месте, тут же притягивает к себе новых и новых людей, а людям не терпится с утра до ночи возводить стены, ковать железо, строить, мастерить и торговать. Но одно дело знать — и совсем другое увидеть этот город на месте бывшей пустоши!

Не знаю, как долго я смотрела на это чудо. Привлечённая солнечным светом, откуда-то выползла муха и стала биться о витражи, и тогда я спохватилась: где же Гарольд? Где же Оберон?

Я поняла, что могу встретиться с королём с минуты на минуту — и вдруг заволновалась. У меня с его величеством сложные отношения: с одной стороны, он мне как отец, тут Гарольд прав. С другой стороны, я его немножко боюсь — не потому, конечно, что он умеет убивать взглядом (а он умеет), а потому, что мне страшно перед ним опозориться. Однажды такое уже случилось…

Я осторожно опустила штору на место. Пригладила волосы; хорошо бы найти здесь какое-нибудь зеркало. Или хотя бы…

Разворачиваясь, я резко шагнула от окна — и врезалась, ну прямо-таки налетела на человека, тихо стоявшего у меня за спиной. От неожиданности испугалась. Отпрянула. Ощетинилась — и тут испугалась второй раз, до мурашек по коже.

— Ваше вели…

Он ни капельки не постарел. Ни одного седого волоска не прибавилось в аккуратно подстриженной бороде. Ни одной новой морщинки на лбу и щеках.

— Добрый день… ваше величество!

В волосах короля поблёскивал золотой обруч. В походе Оберон не носил корону. Но теперь — другое дело: теперь он живёт в замке и правит огромной страной! И одет он был по-королевски, и горностаевая мантия на его плечах не казалась ни показной роскошью, ни карнавальным костюмом.

Он молчал и разглядывал меня как-то отстранённо, будто впервые видел. И я вдруг посмотрела на себя глазами вот этого величественного короля: явилась без разрешения! Без зова! Ни с того ни с сего, по каким-то своим соображениям, самовольно и самоуправно, как верно заметил Гарольд…

И где, кстати, Гарольд? Что же мне, одной теперь объясняться с его величеством?!

Минуты шли, а Оберон молчал. Даже не ответил на приветствие.

— Я… не вовремя?

— Ты выросла, — сказал он задумчиво.

Лучшего комплимента он не смог бы придумать.

В новом королевском кабинете не было особенной роскоши, но каждая вещь, если присмотреться, оказывалась замечательной и страшно удобной. Деревянные кресла (гладенькое, тёплое, чисто отшлифованное дерево!), большой стол (груды бумаг и свитков), скамейки, заваленные клетчатыми шкурами (это что за звери — в клеточку?), высокие кованые подсвечники у стен, а посреди комнаты — тренога с чёрной доской, похожей на школьную. И на этой доске какой-то чертёж. Паровая мельница, что ли?

Окна кабинета выходили на три стороны, так что видны были сразу и горы, и море, и город, и лес.

— Ты есть хочешь?

— Нет.

— А если подумать?

— Я пить хочу, — призналась я.

— Морса?

— А есть?

— У короля всё есть, — ответил он серьёзно. — Садись, где тебе нравится.

Я присела на краешек деревянного кресла. Провела рукой по подлокотнику. Понурилась.

— Что ты мостишься, как чужая?

Я посмотрела на него — и вдруг заревела. Сама не знаю почему. Слёзы брызнули из глаз, как у клоуна в цирке, — струйками, будто из пипетки. Я столько дней мечтала об этой встрече, и вот она случилась, но всё не так. У них здесь шесть лет прошло, шесть лет Оберон обо мне не вспоминал зачем я пришла — похвалиться новым ростом?! Подумаешь, от горшка два вершка плюс восемь сантиметров…

Оберон, не замечая моих слёз, протянул мне кружку; я стала пить, роняя слёзы в сладкий ягодный морс.

— Мне кажется, ты слишком строго обошлась с этим парнем.

— С ка… каким?

— С Максом. Максимом, то есть. Человек искренне о тебе заботится — нельзя срывать на нём раздражение.

Я вскинула глаза:

— Так вы…

— Только не подумай, что я за тобой всё время следил. Нет. Я только иногда, редко-редко. Я должен был увериться, что с тобой всё в порядке, ничего не случилось плохого, всё идёт, как обычно…

— Как обычно, — горестно пробормотала я, рукавом вытирая сопли.

— Мы скучали по тебе, маг дороги, — мягко сказал Оберон. — Я рад тебя видеть. И напрасно Гарольд…

В дверь стукнули коротким условным стуком. Это был Гарольд, лёгок на помине, бледный и очень расстроенный.

— Ваше величество… Лена!

— Заходи, — Оберон поманил его пальцем.

— Я искал ваше величество в зале совета…

— Прошу тебя, учись скрывать свои чувства, а то ведь у тебя на лбу всё написано. Не очень прилично для человека, который претендует на власть.

— Я ни на что не претендую, — Гарольд нахмурился сильнее. — Я хотел сообщить вашему величеству, что привёл младшего мага дороги.

— Я заметил, — Оберон чуть улыбнулся. Я глядела в кружку с остатками морса. Мне не хотелось, чтобы старший маг увидел меня зарёванной.

— Гарольд, знаешь что? — Оберон вдруг просиял, как будто в голову ему только что пришла отличная идея. — Почему бы тебе не проведать жену и сына? Прямо сейчас, а?

Я убедилась в правоте короля: у Гарольда в самом деле на лице отражалась мельчайшая мысль. Он расцвёл — и тут же устыдился своей радости. Заново сдвинул брови, но губы всё равно расползались в улыбке. А ведь взрослый человек, подумала я укоризненно; впрочем, сейчас он казался таким, как раньше. Моим старшим братом.

Я не выдержала и улыбнулась тоже.

— Я хотел… — начал Гарольд.

— Я знаю, что ты хотел, — мягко прервал его Оберон. — Мы с Леной уже давно друг друга знаем. Мы сможем найти общий язык, даже если ты в это время будешь играть со своим ребёнком. Правда, маг дороги?

Я кивнула, не поднимая глаз.

И Гарольд ушёл.

Оберон пошире отдёрнул занавеску на том из трёх окон, из которого видны были город и море. Солнце пронизывало рваные тучи миллионом длинных тонких пальцев. Блики-зайчики отражались от воды и начищенной меди. Море полнилось парусами и пенными барашками.

— Ты себе не представляешь, Лена, как непросто бывает избавиться от пиратов. Вообрази себе — длинное изрезанное побережье, бухты, бухты, острова… И везде торговля, такая оживлённая, что море прямо кипит! Ну как тут не собрать шайку, не угнать с верфи шлюп, не заняться разбоем? Это ведь так выгодно и увлекательно… А люди потом рассказывают о тебе сказки и поют песни.

— Вы шутите? — я с опаской покосилась на Оберона. Он говорил мечтательно, как заправский морской разбойник.

— Нет. Я их вполне понимаю. Но пришлось и пиратам меня понять — спокойствие в королевстве дороже пары-тройки новых легенд. Можешь расспросить Гарольда… Нет, лучше не расспрашивай. Он не любит вспоминать. Хотя другой на его месте гордился бы — три пиратских капитана, обезвреженных за неделю!