Юрий Яковлев - Семеро солдатиков

К тому времени Толик отдышался, и к нему с открытым планшетом подошел сержант Воскресенье.

— Карту читать умеешь? — спросил он.

— Где Африка, знаю, — ответил Толик.

— Здесь не Африка, здесь Белое озеро. Смотри, — строго сказал сержант и показал на карте место, где они сейчас находятся. — Вот Петушки. В какую сторону поехала «будка»?

— Ее уже не догонишь, — сказал сосед.

— В какую сторону поехала «будка»? Отвечай, Африка!

— «Будка» поехала в райцентр. Она уже на той стороне озера.

Но тут вдалеке послышался нарастающий гул, и на озере запенился маленький белый бурун. Он быстро приближался, сопровождаемый усиливающимся гулом.

— Боевая тревога! — стараясь перекричать гул буруна, скомандовал сержант Воскресенье.

И невидимая труба сыграла короткий, дробный сигнал, словно перевела команду на язык военных.

Теперь было ясно видно, что движущийся бурун — это судно. Но судно необычное. Оно почти не касалось воды, а как бы летело над озером. Гул становился сильнее. Плотный воздух давил на грудь. Олежке показалось, что судно летит прямо на него, и он тихонько попятился. Но у самого берега грохот двигателей оборвался. Скрипнуло днище. Судно закачалось на мелководье, как простая лодка, задевая бортом сухие стебли камыша.

— Занять места по боевому расписанию! — скомандовал сержант Воскресенье. И крикнул Толику: — До свидания, Африка!

Четверг ловко прыгнул на борт судна. Крепыш Вторник взял Олежку под мышку, перенес над водой, и мальчик очутился на судне. Через несколько секунд все семеро солдатиков-десантников были на судне.

Грохнули могучие моторы. По озеру пробежала рябь. Судно десантников дрогнуло всем телом и сорвалось с места. Олежка двумя руками вцепился в поручни и зажмурился от мелких брызг, которые, как искры, обжигали лицо. В этот момент мальчик не понял, то ли судно взлетело, то ли поплыло. От скорости захватило дух. Но мальчик держался — не вскрикнул, не пожаловался. И когда наконец набрался храбрости и открыл глаза, увидел удивительную картину: острова, прибрежные кусты, заросли камышей, лодки, облака — весь мир бежал ему навстречу, а поравнявшись, мчался дальше.

Но разве можно на судне, даже на таком быстром, как это, догнать «будку» собачьего ловца, которая тряслась по дороге на грузовичке?

В это время зоркий Пятница доложил:

— Слева по курсу машина!

Сержант Воскресенье приложил к глазам тяжелый бинокль и увидел старый грузовичок с большой деревянной будкой в кузове.

— Ну-ка, Олежка, посмотри, она ли? — сказал он, протягивая мальчику бинокль.

Олежка, едва взглянув в бинокль, сразу признал «будку» ловца собак.

— Она! — крикнул он. — Причаливайте! Побежим! Может быть, догоним! Бедный Кузя!

Сержант подал команду, и моторы заревели громче, а судно как бы слегка подбросило вверх, и оно помчалось прямо на берег, где лежали большие и маленькие гранитные глыбы.

«Сейчас разобьемся», — подумал Олежка и снова зажмурил глаза.

А когда открыл их, оказалось, что судно десантников плывет по полю, вернее, летит низко над полем. По пшенице, как по воде, расходятся волны. «Скат» догонял «будку», которая увозила четвероногого друга Олежки — Кузю.

Видимо, на грузовичке заметили приближение летящего судна, и «будка» прибавила ходу. Но разве уйдешь от боевого корабля, для которого все одно — суша или вода?!

И через несколько мгновений десантники уже мчались рядом с «будкой». Шофер так испугался, что отвернул в сторону, отъехал с дороги и застрял.

— Стоп, машина! — скомандовал сержант.

И судно приземлилось чуть поодаль, в поле.

Олежка и его друзья спрыгнули с борта «Ската» на землю.

— Иди выручай друга, — сказал Олежке сержант.

— Меня собачник не испугается, — сказал мальчик.

— Испугать — не значит победить, — заметил сержант. — Победить можно уверенностью в своей правоте.

Мальчик огляделся. Вокруг него стояли его новые товарищи.

Они все были в маскхалатах. И на нем самом был такой же настоящий комбинезон разведчика, только поменьше. И Олежка обнаружил, что в нем что-то переменилось, что-то перешло к нему от его друзей-солдатиков. И он почувствовал, что не боится ловца собак, потому что правда на его, Олежкиной, стороне. Он потуже затянул военный ремень и решительно зашагал выручать друга.

Из кабины грузовичка вышел немолодой мужчина в кепке, надвинутой на глаза, с лицом, заросшим щетиной, похожей на острые ржавые гвоздики. Его маленькие черные глаза тревожно поблескивали, словно не смотрели, а выискивали что-то. В руках он держал палку с петлей — позорное оружие ловца собак.

Увидев Олежку в пятнистом маскхалате, он попятился и с опаской спросил:

— Летающая... тарелка? Олежка кивнул.

— Инопланетяне?.. Я говорю, с какой планеты?.. Ферштеен?

Он произнес единственное ему знакомое иностранное слово «ферштеен», что в переводе с немецкого значит «понимаете».

— Нихт ферштеен? Не понимаете?

Он сверлил мальчика своими маленькими черными глазками, страх и любопытство боролись в нем.

— Космос? — спросил он, и своей гнусной палкой ткнул в небо.

— Отдайте Кузю, — вдруг сказал Олежка. Маленькие черные глазки расширились от удивления.

— Чаво? Чаво?

— Отдайте Кузю!

Ловец вытер со лба пот и снова нахлобучил кепку.

— Значит, не тарелка! — облегченно сказал он. — Не летающая. Кузю, говоришь. Я у ихнего брата имен не спрашиваю.

— Собака — друг человека! — отчаянно выкрикнул мальчик.

— У меня такие друзья чердак обокрали, — криво усмехнулся ловец, и вдруг Олежка заметил, как лицо ловца меняется, и он начал бормотать что-то странное. — Друг... человека... Дружок...

Олежка медленно обернулся и увидел своих друзей — семерых солдатиков. Они стояли за его спиной, и рядом с каждым из них у ноги сидела собака.

Рядом с Понедельником — узкомордая колли с длинной волнистой шерстью.

Со Вторником — эрдельтерьер с жесткой, словно проволочной, шерстью, обрубленной мордой и с редкими усами.

Со Средой — огромная, похожая на льва московская сторожевая с большой тяжелой головой и рыжей шерстью за ушами.

С Четвергом — боксер, мускулистый, апатичный, с печальными глазами.

С Пятницей — немецкая овчарка с черным блестящим чепраком.

С Субботой — кудрявый пудель с висящими ушами и кисточкой на конце хвоста.

А рядом с сержантом Воскресенье — большая добродушная дворняга с лукавыми глазами.

Командир молчал. И солдаты молчали. А ловец готов был спрятаться в свою будку, так неожиданна и неприятна была для него эта встреча.

— Вы, молодые, больно умные... На летающих тарелках передвигаетесь, — пробормотал он, потирая свою заросшую щеку. — Я ведь на службе состою. Заработную плату получаю. Мне путевку бесплатную дали... в однодневный дом отдыха.

— Мне дедушка рассказывал, — вдруг сказал Среда, — как собаки на войне раненых спасали и под фашистские танки шли со взрывчаткой на спине. У вас, дядя, внуки есть?

При этих словах ловец собак испуганно посмотрел на солдата.

— Внучка, — сказал он торопливо, — но она не знает, где я работаю.

— Будете собак обижать, мы ей расскажем, — вставил словечко Олежка.

— Ни боже мой! — испуганно воскликнул ловец. — Это тайна... служебная.

— Служебной тайны не стыдятся. А вам, по-моему, стыдно, — сказал сержант Воскресенье.

Ловец глянул на солдат, с удивительной легкостью подбежал к машине и распахнул настежь дверки большой фанерной будки, выкрашенной в грязный цвет. И оттуда с веселым лаем, со счастливым визгом, радуясь неожиданной свободе, стали выпрыгивать собаки — большие, маленькие, кудлатые, гладкие, черные, белые, трехцветные.

А со стороны деревни Петушки уже бежали их юные хозяева.

Кузя подбежал к Олежке, и мальчик поднял его с земли и прижал к себе.

— Мы победили! — радостно сказал Олежка своим друзьям. — Не стреляли, не шли в атаку, а победили!

— Самая большая честь, — сказал сержант Воскресенье, — победить без единого выстрела. Победить совестью.

— Мой дедушка получил на войне орден не за то, что убивал, а за то, что спас жизнь командиру, — задумчиво сказал Вторник.

Машина ловца, переваливаясь с боку на бок, медленно заковыляла прочь. И открытые дверцы пустой будки шумно хлопали, как крылья деревянной птицы.

А семеро солдатиков, Олежка и спасенный Кузя мчались на военном «Скате», для которого все дороги хороши.

Было в этом движении что-то прекрасное и удивительное, оно холодило сердце и наполняло сознание мальчика странным, неведомым до этого ощущением — он как бы стал сильнее и даже немножечко старше. Корабль уже добрался до своей стихии и плыл по Белому озеру. Он был почти невесомым и не поднимал волн. Только весь был окутан мелкими сверкающими брызгами, словно с неба прямо на судно спустилось прозрачное облако.