Робин ЛаФевер - Теодосия и Сердце Египта

По счастью, мамины рабочие перебросили над черной пропастью деревянный мостик. Я двинулась по нему, очень осторожно перебирая ногами, ужасно опасаясь раскинувшейся подо мной черной бездны.

Благополучно перейдя колодец по мостику, я оказалась в большой камере. Я сделала шаг, другой, а затем споткнулась о груду каких-то длинных, тонких, сухо стукнувших предметов. Поначалу я подумала, что это кости, а сухой звук показался таким громким, что сразу вспомнилась поговорка о шуме, который способен пробудить мертвых.

Затем я посветила и с облегчением увидела, что это не кости, а груда приготовленных факелов. Браво, мама! Конечно, без факелов в такой темноте не обойтись.

Я быстро зажгла еще один факел – из маминых запасов – и увидела, что рабочие даже вбили в стены кольца, куда можно вставлять факелы. Я вставила в кольцо один факел, зажгла следующий, потом еще один и, наконец, заполнила горящими факелами все кольца.

Просто удивительно, как по-разному чувствует себя человек в темноте и при свете!

Почти все стены камеры были покрыты резьбой. Вся восточная стена была исписана иероглифами. Присмотревшись, я поняла, что это полный текст египетской «Книги мертвых».

На соседней стене был изображен Тутмос III, которого держал в руке Анубис, бог, провожавший души умерших в загробный мир. А в другой руке Анубиса был… жезл Оз! Немного поколебавшись, я протянула руку и провела пальцем по фигуре Анубиса, с замиранием сердца представляя, как какой-то древний мастер вырезал ее здесь почти четыре тысячи лет назад.

«Хватит!» – сказала я себе. Так я никогда не донесу Сердце Египта до того места, где ему положено находиться, и не верну Британию в нормальное состояние.

Я решительно направилась к черневшему в дальней стене проему. Крепко держа в руке факел и прогнав прочь беспокойство, я шагнула в проем.

На меня обрушился шелест чуть слышных голосов, которые шептали мне в уши слова на давно забытых языках, призывая богов, рассыпая проклятия и благословения. Магическая энергия здесь была такой сильной, что у меня даже мурашки побежали по коже.

Я увидела еще одну лестницу, и пока спускалась по ней, меня буквально обдавало вихрями древней магической силы. Тысячи голосов бормотали, стонали, то ли предупреждали меня о чем-то, то ли умоляли – этого я понять не могла, только прошептала им в ответ:

– Не беспокойтесь. Я просто пришла вернуть то, что принадлежит вам.

После моих слов шелест голосов немного стих, и даже спало напряжение в воздухе. Поразительно!

Я расправила плечи и сошла с последней ступеньки, оказавшись в еще более просторной камере, чем предыдущая. Здесь уровень магической энергии был невероятно высоким. Эта сила буквально придавливала меня к земле. Как только мама и ее помощники могли вынести это? Находиться в этой камере было так же невозможно, как дышать под водой.

Я постаралась собраться и выше подняла свой факел, осветив им пугающую погребальную камеру Тутмоса III. У противоположной стены камеры стоял огромный саркофаг из красного камня.

Может быть, просто положить Сердце Египта в саркофаг и потихоньку скрыться? Нет, так не пойдет. Первый же, кто придет сюда после меня, найдет его, и жуткое проклятие вновь примется за свою работу.

Я прошла мимо изображения Осириса, спокойно наблюдающего за тем, как Анубис взвешивает сердце Тутмоса – рядом с Анубисом сидел Амт, пожиратель сердец с крокодильей пастью, надеясь получить лакомый кусок. Пройдя дальше, я оказалась у восточного коридора, который вел к месту, где мама сделала свое последнее открытие, – усыпальнице полководца Аменемхеба.

В коридоре атмосфера была еще ужаснее. Магическая энергия плотно заполняла воздух, здесь она была несколько другой – тяжелее, чернее, слегка припахивала серой. Я старалась не обращать внимания на целый батальон жучков с ледяными ножками, маршировавший у меня вдоль позвоночника. К счастью, в погребальной камере полководца обнаружился новый запас факелов – я зажгла несколько штук и вставила во ввинченные в стены кольца.

Я увидела, что мама едва притронулась к тайному месту погребения Аменемхеба, потому что по всему полу по-прежнему были разбросаны многочисленные артефакты. Здесь мама только-только начала разбираться. Бегло осмотревшись, я не обнаружила ничего, что напоминало бы жезл Оз, но здесь было столько всего, что на мало-мальски внимательный осмотр ушло бы несколько часов.

Этих часов у меня не было.

Надеясь, что настенные изображения могут рассказать мне что-нибудь о Сердце Египта и о том, куда его следует вернуть, я принялась их рассматривать, но почти сразу отпрянула в испуге.

Стены были покрыты военными сценками, мрачными и жуткими. На них Тутмос III стоял, возвышаясь над своими врагами, круша ногой их головы, пронзая им грудь своим копьем. У его ног грудой лежали мертвые обезглавленные тела, а рядом с ними в кучу были сложены их отрезанные головы. Все это неизвестные мне художники нарисовали кроваво-красной краской, отчего все стены казались забрызганными кровью – отличный символ жестокого правления Тутмоса.

Рассматривая росписи, я услышала шорох шагов по каменным ступеням и замерла от страха.

– Это вы, Набир? – спросила я.

Ответа не последовало. Может быть, это просто что-то оседало и крошилось внутри древней усыпальницы? Но если так, то почему же вдруг зашевелился каждый волосок у меня на затылке?

Я диким взглядом окинула погребальную камеру, ища место, где можно спрятаться, чтобы это место не стало и моей могилой тоже.

Жертвенник? Отпадает. В ящик под жертвенником я, пожалуй, залезла бы, но это самое первое место, где они будут искать. (Кроме того, в этом ящике стоят канопы – сосуды, в которых хранятся внутренности Аменемхеба, а этого мои нервы уже просто не выдержат.)

Я всунула свой факел в одно из настенных колец и поспешно вклинилась в тесное пространство между двумя большими статуями Анубиса. Едва я успела скрыться, чужие шаги захрустели уже по засыпанному песком полу самой камеры.

А затем я услышала слова, которые подтвердили мои самые страшные опасения.

– Выходи, выходи, где ты там спряталась, девочка? – нараспев и нарочито слащаво произнес голос с сильным немецким акцентом.

Фон Браггеншнотт! А может, один из его подручных.

От этого голоса мне захотелось заткнуть пальцами уши и замычать от безысходности, но вместо этого я ухватилась за свой амулет и принялась молча молиться тем, кто, как мне казалось, мог сейчас слышать мои мысли.

Кто бы подсказал, что же мне делать? Ведь я всего-навсего одиннадцатилетняя девочка, а не тайный агент! Пусть я даже умнее многих, но и мои возможности имеют предел. И, как мне кажется, я его достигла.

Я услышала, как в камеру вошел кто-то еще. Затем еще один. Трое! Что я могу сделать одна против троих? И что они сделали с Набиром?

Меня накрыла ужасная мысль, что они ранили, а может, даже убили Набира. Я почувствовала острую, жгучую вину перед этим славным человеком. Как я упрашивала, умасливала его отвести меня сюда! Если с ним случилась беда, вся ответственность за нее лежит на мне.

Фон Браггеншнотт снова завел свою песенку Волка перед тремя поросятами:

– Вылезай, вылезай, где ты там? У тебя есть вещица, которая не принадлежит тебе, и я хочу получить ее.

В тишине камеры гулко отдавались шаги – я поняла, что непрошеные гости рассеялись веером и принялись искать меня.

Страшноватая у нас получается игра в прятки! Заскрипело что-то тяжелое – они передвигали предметы, заглядывали в каждый укромный уголок, в каждую щелку.

Я притиснулась спиной к стене, прижалась к ней ладонями, и тут мне вдруг вспомнились слова из книги «Древнеегипетское магическое мышление и действия» Кирилла Профундикуса. Он писал, что древние египтяне верили в то, что пыль, которую можно соскрести с рисунков в усыпальницах, обладает магическими свойствами. А сейчас помощь магии нужна была мне, как никогда.

Я принялась скоблить ногтями настенные рисунки, надеясь собрать с них немного пыли. При этом я внимательно следила за своими преследователями и решила не обращать внимания на то, что ломаю ногти о шершавый камень. За много веков песчаник, в котором была вырублена усыпальница, стал мягким и крошился довольно легко, так что прошло совсем немного времени, а в каждой ладони у меня уже была зажата горсточка пыли. Я аккуратно переложила всю пыль себе в правую руку, а затем засунула ее в карман, надеясь, что Профундикус не подведет меня.

Фон Браггеншнотт пролаял по-немецки какой-то приказ, его подручные что-то громко и коротко пролаяли в ответ.

Быть может, они лишь предполагают, что у меня может быть Сердце Египта. Не вижу, откуда они могли бы быть в этом абсолютно уверены. Блефуют? Тогда, возможно, придется и мне блефовать.