Валерий Попов - Тайна темной комнаты

— Но как?

— Думаю, на крыше за трубу веревку привяжем, и один из нас спокойно по этой веревке до окна спустится.

— Ты это называешь — «спокойно»?

— А что? По-моему, мы уже спускались на веревке с высоты не так давно?

— Ну, там хоть не видно было, какая высота, а тут ясно — грохнешься — все переломаешь!

— Пожалуйста, — говорит Гага, — я спущусь, а ты будешь на крыше находиться, за веревкой следить.

— Ну, почему же, — говорю, — можем жребий вытянуть — кому спускаться!

— Ну, хорошо, — говорит Гага, — завтра в девять часов я зайду за тобой, с веревкой.

Вернулся я поздно уже, лег спать. Но всю ночь не мог заснуть. «Надо же! Считал, что никаких больше тайн нет во всей вселенной, а оказалось — вот тайна, под боком, рядом с моим диваном — замурованная комната!» Так и заснул я под утро, думая о ней, и приснился мне страшный сон.

Будто бы встаю я с дивана, вылезаю через форточку на подоконник, потом, держась за раму, пытаюсь свеситься подальше, чтобы в ту, соседнюю комнату заглянуть, но нет, сбоку не видно ничего, только оконный переплет.

Вдруг, решившись, я отталкиваюсь от своей рамы вбок, лечу и оказываюсь на подоконнике той комнаты! Чуть не сорвался, но успел ухватиться кончиками пальцев за оконный переплет.

Потом прижался лбом к холодному стеклу, стал смотреть. Тут, к счастью, над двором луна появилась, и все стало мне видно в той комнате: продолговатая пустая комната, на полу черные тени от рам, в углу — цилиндрическая железная печка до потолка. И все! И ничего больше в этой комнате нет. И даже двери нет — вот что поразительно! Комната есть, печка есть, а никакая дверь в эту комнату не ведет — ни открытая, ни закрытая!

Передвинулся немножко по подоконнику, ладонью форточку толкнул. Она заскрипела вдруг, страшно громко, в тишине, и сдвинулась. Еще нажал — она почти полностью открылась и вторую форточку во второй раме сдвинула.

Подтянулся я, скорчился, и стал в эту форточку протискиваться. Пролез, повисел в комнате вниз головой… Черные тени там на полу. Тихо — только слышится громкое мое дыхание. Потом ступил руками на подоконник, потом сделал переворот и ногами встал на пол. Все! Прошел по всей комнате, стены осмотрел. Дверь все-таки есть, в той самой дальней стене, где печка. Но заклеена — чуть выступает высокий прямоугольник под обоями! Потом стал разглядывать более подробно: какие-то вещи, видно, оставленные старыми жильцами, валяются на полу: старая самодельная кукла, чулок, набитый песком и кое-где перевязанный, с глазами и ртом, нарисованными углем, потом металлический милицейский свисток с катающимся шариком внутри, еще — «маялка», сшитая из обрезков материи с зашитой внутри, — вспомнил я, — бляхой от морского отцовского ремня. И со страхом я вдруг понял, что все эти вещи мне знакомы, вернее, все это были мои вещи, которые я в разное время потерял, и как-то они оказались сейчас все вместе в этой комнате? Вернее, вспомнил я, они и не потерялись, а странным образом все исчезли — и вот теперь оказались как-то в закрытой этой комнате, на полу. Зачем? И кто их сюда собрал? Я быстро посмотрел назад — открыта ли форточка? Потом посмотрел вперед и увидел, что заклеенная дверь качается под чьими-то ударами, кто-то хочет войти в эту комнату; потом обои криво и далеко порвались, и дверь стала медленно отворяться. С бьющимся сердцем я отскочил к окну и… проснулся у себя на диване. Но долго еще не мог понять, что это был сон — настолько реально все было в той комнате. Потом я заснул, и разбудил меня звонок.

В комнату в сопровождении бабушки вошел Гага.

— Все спишь? — сказал он. — Что, разве ракеты смотреть не пойдем?

При этом он подмигивал мне так, что пробка в графине на столе дребезжала.

— А… ракеты смотреть… пойдем! — сказал я, с трудом возвращаясь к реальности.

Я встал, оделся и увидел на плече Гаги свернутую веревку… Значит, сон мой не так уж далек от действительности. Во всяком случае, в ту комнату мы сейчас полезем.

Мы поднялись по лестнице наверх, открыли дверь на чердак. Сгибаясь под низкими наклонными балками, мы шли к слуховому окну. День был солнечный, в слуховое окно входил толстый слой солнца. В луче солнца светились тучи пыли. «Как, — вдруг подумал я, — планеты во вселенной». Быстро промелькнула золотая муха. «Как комета», — подумал я. Гага вошел в пыль, закашлялся, и в освещенном столбе пыли далеко пошли волны кашля.

Через слуховое окно мы вылезли на грохочущую крышу.

— Ну, на какой трубе делаем петлю? — деловито спросил Гага, проводя веревкой вверх-вниз по своей спине, почесывая между лопаток.

— Думаю, к этой! — сказал я.

Мы подползли к краю крыши, посмотрели, куда свесится веревка — да, приблизительно над этой комнатой. Мы обвязали веревку вокруг трубы, подергали — нормально!.. Сбрасывать пока не стали, чтобы какие-нибудь жильцы третьего этажа, случайно оставшиеся дома, не заметили веревку и не подняли крик.

— Ну — кто? — спросил я.

Я почему-то был твердо уверен, что в комнате той все именно так, как я видел во сне — поэтому, честно говоря, сильно боялся.

— Видимо, мне придётся, — сказал Гага.

— Что значит, «придется»? — разозлился я. — Будем тянуть жребий, как договорились. Спички есть?

— С вредной привычкой курения покончил во втором классе, — насмешливо сказал Гага.

— Ну, тогда считаться будем — ясно? Пришлось вспомнить малолетскую считалку: «Эники, беники, си, колеса, эники, беники, ба!» Выпало, конечно, спускаться мне.

«Ну, что ж, — усмехаясь про себя, подумал я, — один раз уже влезал в эту комнату, во сне, второй раз влезать будет уже легче!»

Гага привязал веревку мне за пояс, еще раз обвязал вокруг руки.

— Только помни, в чем главная опасность! — сказал Гага.

— Думаю, в том, что можно грохнуться! — стараясь улыбнуться, сказал я.

— Да нет, — с досадой сказал он. — В том, что рядом с тем окном — окно комнаты кочегара! Наверняка он за нами следит. Я думаю, что как-то он с замурованной комнатой связан.

— Ах вот, оказывается, в чем опасность! — насмешливо сказал я, но Гага, как мне кажется, насмешки не почувствовал.

— Ну, мне пора! — я махнул рукой и на четвереньках полез к краю.

Потом осторожно слез, повис, держась руками за ржавый край. Сердце билось, как пойманная рыба. В глазах потемнело, я почувствовал боль в животе и плече. Отпустив край крыши, я болтался в воздухе, как кукла, веревка стискивала плечо и живот. Потом, шурша об острый край крыши, веревка стала удлиняться. Я начал опускаться. С каждым метром я чувствовал облегчение, почти счастье, все-таки на один метр спустился, если падать, то уже с меньшей высоты!

Потом я оказался напротив окна четвертого этажа. К счастью, в комнате никого не было, но зато на подоконнике среди цветов сидела кошка, та самая, черная, с белой головой, которую мы встретили на «необитаемом» острове! Она сидела среди цветов спокойно и, как мне показалось, насмешливо глядела на меня.

«Так. Еще одну глупость придумали!» — казалось, говорил ее взгляд. Потом я болтался уже ниже окна, но этот насмешливый взгляд кошки продолжал преследовать меня. Наконец, я нащупал ногой внизу углубление — окно. Я уже висел, извиваясь на веревке, как червяк, пытаясь заглянуть вниз, в это окно. Веревка толчками спускалась, и вот уже моя голова оказалась на уровне закрытой форточки.

Стекло отражало белые облака и синее небо — пришлось долго двигать головой, чтобы увидеть внутренность комнаты. Так! Обычный стол. Диван у стенки… Около дивана аквариум, фикус… Таинственная комната, к которой я с таким риском спускался, оказалась точным повторением моей комнаты, в которой я живу!

Некоторое время я размышлял над этим загадочным совпадением: зачем кому-то понадобилось эту комнату делать полным повторением моей? И рыбки в аквариуме точно такие же: одна совсем золотая, другая буро-ржавая… Это же мои рыбки! И тут я с диким приступом злобы понял, что никакая это не другая комната — это именно моя комната, и для того я с такими трудностями спускался с крыши, чтобы увидеть собственную свою комнату! Не рассчитали, болваны, и теперь я вишу совершенно не там! К тому — же я стал крутиться, еще прибавилось головокружение. Когда я оказывался лицом к окну, носками ботинок я пытался дотянуться до ржавого подоконника, подтянуться, встать на подоконник, немного отдохнуть. Наконец, это мне удалось, я подтянулся подошвами к окну, жадно схватился за термометр, укрепленный на окне, выпрямился. Я стоял, тяжело дыша, глядя внутрь своей комнаты. Конечно, можно было постучать в стекло, бабушка вошла бы в комнату и открыла, но я представил, что с ней будет, когда она увидит меня за окном, на уровне третьего этажа, висящего на веревке! Ладно уж, лучше перетерплю! Рыбки с удивлением тыкались носом в аквариум, видимо, удивляясь моему появлению с неожиданной стороны. Чуть отдышавшись, осторожно держась за градусник, я откинулся — не удастся ли как-то перебраться на подоконник того окна — но нет — оно отсюда было очень далеко, а стена между окнами оказалась очень отвесной. Тут я испугался, что бабушка войдет в комнату и увидит меня за окном, и я быстро дернул веревку три раза, что означало по нашему уговору: «Спускай вниз!»