Дмитрий Нагишкин - Тихая бухта

Разомлевшая от жары собака лениво оскалилась на ребят, хотела тявкнуть, но вместо этого подошла к люльке, длинным розовым языком лизнула ребенка по носу и поплелась в тень. Малыш залился смехом.

Кое-где на высоких шестах были уложены слеги, на которых висела рыба. От нее шел острый запах. Это вялился на зиму корм — юкола. Вдали от палаток седой старик медленно долбил тополь в два обхвата толщиной. Уже вырисовывались очертания ульмагды[3]. Старик работал самодельным долотом и подчищал струги узеньким кривым ножом. Мягкие стружки бесшумно ложились ему под ноги.

Кроме старика, мужчин в стойбище не было — ушли бить рыбу. Женщины варили еду, занимались шитьем. Одна ловко подбирала шкурки по рисунку и цвету. Получался красивый сыкту — постельный коврик. Другая набивала полотняный мешок сухой сохатиной шерстью.

Ребята остановились.

— Это что будет? — спросил Димка.

— Подушка будет.

Женщина, которая вышивала ровдугу, пригласила их пить чай, и ребята выпили чаю с тростниковым японским сахаром и вяленой рыбой.

Вечер подкрался незаметно. Вдалеке послышались громкие голоса. Это ловцы вернулись с добычей. Ярче запылали очаги, сильнее запахло дымом. Возле каждого очага кружком уселись хозяева и, перекликаясь между собой, ужинали вареной рыбой, сдобренной соей.

Три дня прожили мальчики в стойбище. Загорели, обветрились, научились играть во все ороченские игры: тянуться на поясках, прыгать через веревку и шест. Играли и в ладошки. Эта игра сопровождалась сначала медленным, потом все ускоряющимся пением. Но слова песни были непонятны и, как потом узнал Димка, и впрямь ничего не значили.

Пробовали гости бороться с ороченскими ребятишками, но осилить никого из них не могли.

Хотя у всех ороченских мальчиков были тонкие ноги и тонкие руки, а тело сухое и на вид слабое, но они оказывались сильнее не только Димки, но и самого Шурки.

— Почему это? — спрашивал Димка.

— А потому, — отвечал Шурка, — что они, брат, работают.

И в самом деле, ребята в стойбище не только прыгали через веревку и ловко тянулись на поясках, но и били рыбу острогой, плели из волоса петли для зверя, волочили через перекаты лодки и на своих тонких ногах по каменистому берегу, по корням в лесу исхаживали верст по тридцать за день.

Захотелось и Димке побывать в настоящем ороченском лесу.

Но в лес Софрон своих гостей не пустил.

— Сейчас охоты нет, — сказал он, — а мальчишка в лес пойдет — убьет кого-нибудь. Тогда хозяин леса рассердится, и придется шамана звать для камланья, людей кормить… Нет, лучше в лес не ходить.

Но Димке это показалось обидным. Как это их не пускают в лес! Ведь они не маленькие.

Он вскинул на плечи ружье и предложил Шурке идти вместе. Шурка, к его удивлению, ответил отказом:

— Сезона нет.

— Ты Софрона боишься! — сказал насмешливо Димка и один отправился в лес.

Опушка тайги подходила к самой реке. Глядя на кусты волчьей ягоды, на низкие деревья рябины и дикой черемухи, теснившиеся близко к воде, Димка никак не мог себе представить, чтобы это была та самая тайга — великий лес, без конца простирающийся на три стороны света: на север, на запад, на юг.

Но чем дальше входил он вглубь, тем сумрачней становилось в лесу. Ели и пихты заслоняли землю от солнца, и на ней уже не росла трава. А ведь это было совсем близко от стойбища! Еще сквозь шум деревьев было слышно, как звенит на перекате река.

Но на всякий случай Димка снял с плеча ружье и понес его в руках, держа перед собой наперевес.

Он все ждал, что вот сейчас вылезет из-за бурелома медведь или прыгнет с дерева рысь, и, насторожившись, округленными от ожидания глазами осматривал каждую ветку, каждый куст. Но они никого не прятали.

Один только бурундук встретился ему на пути. Димка узнал его по темным полоскам на спине, о которых рассказывал Шурка.

Бурундук черными блестящими глазками поглядывал на Димку и вовсе не собирался удирать. Он сидел на задних лапках, а передние сложил на светло-коричневом животе. Пушистый хвост его медленно двигался.

Димка оторопел.

Но стоило ему шевельнуться, как бурундук исчез. Димка не успел даже увидеть, в какую сторону он прыгнул. Только веточка, на которой секунду назад сидел зверек, раскачивалась перед самым носом Димки. Это было единственным свидетельством, что зверек не померещился.

«Ну и пусть удрал! — подумал Димка, хотя и пожалел, что не выстрелил. — Разве это дичь? Настоящий охотник и пачкаться бы не стал о такую мелочь!»

Крохотная, птичка с красной грудкой пролетела мимо Димки и чирикнула. Он цыкнул на нее. Но красногрудая птица еще несколько раз облетела вокруг, как бы готовая без сил упасть на землю. Димка догадался, что она только отманивает его от гнезда.

И он не стал стрелять: жалко.

Он повернул обратно к стойбищу, так и не встретив в тайге ни одного страшного зверя.

Вдруг что-то бурое замаячило поблизости в кустах. У Димки захолонуло сердце:

«Медведь!»

По правде сказать, первое, что ему захотелось сделать, — это удрать с быстротой, на какую только способны были его ноги. Но они точно приросли к земле. Он не мог пошевелить ими. Сердце отчаянно колотилось.

Потом Димке стало жарко…

Кто-то удалялся от него.

Тут Димка ощутил прилив отчаянной храбрости. Убежать или дать медведю уйти, даже не поглядев на него вблизи? Димке стало стыдно за свой страх. Он пригнулся к земле, пополз вслед. Молодая поросль мешала Димке хорошенько рассмотреть предмет своей погони. Но вот они вышли на опушку леса, и Димка увидел, что это человек.

«Вот тебе и раз! — подумал с огорчением Димка. — А почему он на корточках по лесу ползает?»

В это время человек опять нагнулся, потом распрямился, рассматривая что-то в руках. Вдруг он обернулся и увидел Димку, глядевшего на него. Большими шагами он пошел прочь, в тайгу. Димка успел лишь заметить, что это был молодой китаец с большим родимым пятном на лбу, одетый в меховую куртку.

Китаец скрылся меж деревьев.

Димка поопасился преследовать его дальше. Как знать, кто этот человек, передвигающийся по лесу на корточках!

Но, вернувшись в стойбище, он тотчас же сообщил Шурке об этой таинственной встрече в лесу. Шурка усмехнулся.

— Просто китаец черемшу собирал, — сказал он. — Тут ее целая пропасть растет! — Потом помолчал секунду, что-то соображая, и спросил: — Ты говоришь, у него было черное пятно на лбу? Это, наверное, Колька-китаец. Он одному старику свою кровь проиграл…

— Кровь?! — испуганно спросил Димка.

— Да, денег у него не хватило: он стал играть на свою кровь, ну, значит, на жизнь, что ли… Проиграл. Теперь этот старик с ним делает что захочет.

— Как так?

— А вот так. Уж я это знаю.

И Шурка рассказал другу, что в поселке живет много китайцев и что работают они артелями, а распоряжаются артелями старшины — джангуйды, которые подыскивают китайцам работу, нанимают для них фанзы и за это забирают себе большую долю заработка.

По ночам же, когда китайцы не работают, они играют в карты. И карты у них совсем не похожи на наши — в одной колоде штук сто. До самого утра в китайских фанзах светятся огоньки, и часто слышится оттуда шум споров и драк. А если и бывает тихо, значит они курят опиум.

Где берут они этот яд, неизвестно. Только у джангуйдов он всегда есть.

Неподалеку от стойбища орочи мастерили лодку. Такой Димке еще не приходилось видеть. Она была сделана из пяти огромных кедровых досок.

— Вот видишь, — сказал Шурка, с гордостью показывая на эти доски, почти в метр ширины, — какие у нас деревья растут. А ты как думаешь, что в этой лодке самое интересное?

Димка осмотрел лодку. Нос ее был высоко вздернут в воздух и с двух сторон защищен широкими досками, точно забралом. Снизу выступало бревно, на котором был сделан помост из досок, точно панцирем одевающий нос лодки.

— Она на рыбу походит… — неуверенно сказал Димка.

— А вот и не это! — сказал Шурка.

— Ну, тогда я не знаю.

— В ней нет ни одного железного гвоздя? — торжественно заявил Шурка.

— Врешь! А как же она держится?

— А ее скрепляют деревянными гвоздями. Понимаешь, чем больше она в воде стоит, тем лучше размокает. Если железные гвозди поставить, они будут ржаветь и воду пропускать. Вот. И называется она по-ороченски «тымкты».

К вечеру лодка была закончена, и охотники спустили ее на воду, чтобы испытать, как она будет ходить в море.

На этой тымкты Шурка и Димка уехали домой, привязав к корме свою оморочку.

Ребята взгромоздились на носовой помост лодки. Он высоко поднимался над водой, и на нем было удобно лежать. Мальчики, растянувшись, смотрели в воду. Савелька — молодой ороч, сын Софрона — тоже поехал с ними.