Любовь Воронкова - Рожок зовет Богатыря

И очень любил Андрей Михалыч оленей. Ему непременно хотелось, чтобы все совхозные ребята стали оленеводами. Лучше и почетней этой работы он не знал. Иногда он брал ребят, тех, которые постарше, с собой в объезд, да и с другими объездчиками посылал — пусть привыкают к хозяйству, пусть приучаются понимать дело, пусть узнают и полюбят оленей. И особенно Андрею Михалычу хотелось, чтобы ездил в тайгу его сын Анатолий.

— Вы с ним покруче, — тихонько наказывал он объездчикам. — Не церемоньтесь. Надо, чтобы он у меня настоящим мужчиной стал и хозяином настоящим. Учить ребят надо! Закалять надо!

И, сжав жилистый кулак, потрясал им, показывая, как их надо закалять. Очень ему хотелось, чтобы его Толя вырос крепким, выносливым, неутомимым, чтобы он все знал, все умел и никаких опасностей и никакой работы не боялся.

Но мать Толи, Евдокия Ивановна, смотрела на мужа жалостными глазами, в которых сразу начинали бегать слезинки, как только Андрей Михалыч заводил об этом речь. Она считала, что ни один парнишка в совхозе и мизинца ее сына не стоит. Ведь на Толю просто поглядеть и то сердце радуется — такой красивый мальчик! И первый ученик, и активист. А отцу все не так. А что не так? Подвигов, что ли, каких от него требует? Так ему же всего-то четырнадцатый год!

Андрей Михалыч постоянно интересовался совхозными ребятами и всеми их делами.

Вот и сейчас, проходя по двору, он остановился посмотреть на них. На спортивной площадке происходила необычная игра. Пионервожатый — молодой зоотехник Алеша Ермолин — учил их бросать аркан. Он собирал веревку кольцом, делал быстрое и сильное движение рукой — и конец веревки плотно захлестывал ветвистые рога в оленя, прибитые к столбику волейбольной сетки.

Алеша несколько раз собрал и закинул аркан, будто играя, и аркан каждый раз ловкой петлей захватывал рога. Ребята нетерпеливо толклись около Алеши — каждому хотелось поскорей забросить аркан. Сережа Крылатов молча тянулся к вожатому. Толстый Антон отталкивал его. Антона отталкивал Васятка Сторожев. И Антон и Васятка кричали наперебой: «Мне! Теперь мне!»

И даже одна девочка подошла — девочка в пестром сарафанчике, с русой головой и темными бархатными глазами.

«Кто такая?.. Ага, да это Катюшка Крылатова. Крепкая девчонка подросла...»

Но это все так. А что же Толя?

Толя, как всегда, стоял впереди всех. Самый стройный, самый высокий из всех, белолицый, с крутым завитком, падающим на лоб, он стоял, приподняв подбородок.

— Первый пускай Сергей! — скомандовал Толя. — Он больше всех с оленями возится. Пускай первый и учится.

Антон обернулся к нему, обиженно оттопырив губы:

— А я?

— А ты — второй... Сергей, бросай! Только по команде. Гляди на меня — я махну рукой, и ты в это время бросай. Понятно?

Сережа, весь красный, с заблестевшими глазами, уже торопливо собирал веревку.

— А я когда? — спросила Катя.

— В свое время или несколько позже, — ответил Толя и отстранил ее рукой. — Отойди, не мешайся.

— Но я тоже хочу!

— На всякое хотенье есть терпенье... Сергей, внимание! — Толя поднял руку. — Раз, два... три!

Сережа размахнулся и бросил. Веревка крепко обвила волейбольный столб. Грянул веселый хохот.

— Столбы арканить не надо, — сказал Алеша. — Столбы не убегают!

Все снова рассмеялись.

— Ничего, ничего! — Алеша потрепал Сережу по плечу. — Практиковаться надо. Побросай вот так подольше — глядишь, и получится. Ну-ка, еще!

Сережа бросился собирать веревку.

— Теперь Антон, — остановил его Толя, подняв руку.

— Ну, я еще разок! Еще один разок! — взмолился Сергей.

Он снова размахнулся и бросил. И снова веревка захлестнула столб.

— Ловко! — завопили мальчишки и захохотали.

— Теперь Антон! — кратко и властно сказал Толя.

Андрей Михалыч стоял за кустами и смотрел. Вот кинул веревку Антон. Но веревка почему-то никуда не полетела, она, как удав, опоясала самого Антона. Хохот поднялся неудержимый.

— Сам себя поймал! — кричали ребята.

А девчонки визжали от восторга. Даже Алеша рассмеялся:

— Ох! Сколько я вас учу арканить, а вы — вот что! Самих себя ловите!

Антон между тем пыхтел и кряхтел, стараясь вылезти из веревки. Крики и хохот ребят доводили его до отчаяния, слезы подступали к глазам от конфуза и злости... И заплакал бы, но тут подошел Сергей, помог ему избавиться от веревки.

Мальчики бросали аркан — Васятка, опять Сергей. Бросила и Катя разок, и опять Сергей. Еще раз попытался Антон — и снова Сергей.

«Задорный парень», — подумал о Сергее Андрей Михалыч с какой-то странной завистью. Завистью? Почему? Неужели можно сравнить этого неуклюжего, молчаливого парнишку с его таким развитым, красивым сыном? По красоте в мать пошел. А по характеру, видно, в отца — крутенек будет. Вон как командует! Правда, Андрею Михалычу уже хотелось бы посмотреть, как бросит аркан Анатолий. Но веревку берет опять Сергей...

Совсем близко, под цветущим жасминовым кустом, сидела беленькая городская девочка, та, что приехала погостить к завхозу Миронову. К ней подошла Катя и села рядом. Девочки сорвали по цветку жасмина и воткнули себе в волосы. Объездчик уже хотел уйти, так и не увидев, как его Толя бросает аркан, — дела ждали и звали. Но разговор Светланы и Кати заинтересовал его.

— А Толя Серебряков умеет арканить? — спросила беленькая.

Катя ответила не колеблясь:

— Конечно, умеет. Чтобы Толя да не умел! Он все умеет.

Этот нечаянно подслушанный разговор успокоил и обрадовал Андрея Михалыча.

«Чтобы Толя да не умел»! — повторил он, усмехаясь, Катины слова и отошел никем не замеченный. — Ах ты, какая славная у Крылатовых девчушка растет!»

Вожатый еще несколько раз показал, как правильно забирать в руку аркан, как, замахиваясь, отводить плечо, как бросать веревку, чтобы она летела туда, куда нужно, чтобы она крепко и внезапно настигала цель. Потом вытер платком пот с крутого лба и, улыбнувшись синими, узкими, косо поставленными глазами, передал аркан Толе:

— Ну, теперь ты, командир!

— Я? — переспросил Толя.

— Да, ты, — повторил Алеша. — Ну-ка! Покажи ребятам пример.

В это время по волейбольной площадке вдруг запрыгали тяжелые капли дождя, поднимая фонтанчики пыли. Ребята так увлеклись арканом, что не заметили, как на небо наползла большая туча. Дождь посыпался сразу, будто крупный горох.

— Дождь! Дождь! — закричала Светлана. — Ой, скорей домой бежимте!

Ребята помчались с площадки. Ветер подхватывал платья, надувал пузырем рубахи, срывал кепки, трепал волосы.

На площадке остался один Сережа. Упрямо сдвинув брови и закусив губы, он собрал аркан и снова бросил. Дождь лупил его по плечам, по спине, барабанил по низко надвинутой на лоб кепке. Но Сережа еще раз бросил. И еще... В пятый раз... В десятый. И на одиннадцатый раз — ура! — аркан крепко захлестнулся вокруг рогов. У Сережи заблестели глаза, разошлись брови. Он в двенадцатый раз бросил аркан, и аркан снова захлестнулся вокруг рогов. Сережа засмеялся и, весь до нитки мокрый, шлепая по лужам босыми ногами, снова собрал аркан и снова закинул... Ему во что бы то ни стало хотелось научиться бросать аркан так же, как бросает Алеша!

Ночью Сережа проснулся от удара грома. Что-то страшно затрещало, и синий свет молнии мгновенно осветил комнату. Мать вскочила:

— Что такое? Что случилось?

— Ничего не случилось, — спокойно ответил отец. Он стоял у окна и глядел, как на улице бушевала буря.

— Если не случилось, то почему же ты не спишь? — подозрительно спросила мать. — Уж, видно, чего-нибудь опасаешься?

— Опасаться можно всего, — ответил он. — А ты ложись. Какой толк не спать?

Мать улеглась снова. А отец все стоял у окна, все к чему-то прислушивался, словно стараясь понять, разглядеть, что сейчас происходит там, в парках. В его напряженном взгляде, в покашливании — будто пересыхало в горле — было что-то такое, от чего Сережа забеспокоился. Он тихонько встал с постели и подошел к отцу.

— Папка, ты что думаешь? — спросил он, заглядывая отцу в глаза.

— Боюсь, не повредило бы чего, — ответил отец.

— А что? Навесы? Кормушки? Или оленя может убить?

— Все может.

За окном глухо и грозно гудела тайга. В блеске молнии видно было, как раскачиваются вековые вершины, как волнуется подлесок всей массой своей листвы. Хлещет дождь, полосует тайгу, а тайга негодует, гудит, спорит с бурей и сама грозит кому-то... И кажется Сереже, что идет яростное сражение в этой черной, изрезанной молниями ночи.

«Уничтожу-у-у!» — воет буря, неистово налетая на тайгу.

И тайга отвечает, шумя листвой и размахивая вершинами:

«Меня нельзя уничтожить! Я старая, дремучая тайга, я немало видела таких бурь! Бури налетают, проливаются дождем, рассыпаются громами — и пропадают! А я стояла и буду стоять — не трогай, не трогай моих старых дубов и тополей, не трогай!..»