Эмма Фишел - Лица в окне

Нет, просто камень. Холодный. Как сосулька, если взять ее без варежки.

Но по-настоящему напугали Стэна их лица.

Как будто все они что-то видели. Что-то ужасное. И очень боялись. И не только. Как будто им всем было жутко противно. Противно и страшно.

С него хватит, он сейчас же уйдет и не будет смотреть. Только бы понять, почему они так странно стоят… И Стэн не двигался с места, надеясь разгадать их секрет.

Как будто они прибегали сюда, чтобы спастись от чего-то такого ужасного, мерзкого… И каменели, не успевая подумать ни о чем, кроме своего страха, ничего не замечая кругом.

У них в глазах ужас. Холодный ужас.

На них неприятно было смотреть. Пальцы сжаты, губы закушены, они как будто стонали или молча звали на помощь.

— Прямо как живые, — прошептал Стэн. — Как на самом деле…

А сзади, за статуями и за кустами, был черный дом. Тихий и злобный, настоящее чудище, с каменным телом и с противно сощуренными окошками-глазками. Все, кроме одного: сводчатое окно под крышей было распахнуто настежь. Оно кого-то дожидалось.

«СПАСАЙСЯ! — пробормотал голосок. — СПАСАЙСЯ, ЗДЕСЬ ДОЛЖНО ЧТО-ТО СЛУЧИТЬСЯ! ЧТО-НИБУДЬ НЕХОРОШЕЕ. УХОДИ!»

Но Стэну было страшно повернуться спиной к дому. Он не мог заставить себя опять бежать.

Скульптуры, темные шторы на окнах, тишина… колдовское, противное место. Дышать тяжело, того и гляди в горло забьется что-нибудь скользкое, гадкое. Даже трава и деревья как будто политы ядом. Стэну казалось теперь, что за каждым кустом кто-то прячется.

Кто-то злой… и опасный.

«БЕГИ БЕГОМ!»

Стэн попробовал отвернуться от статуй, шагнуть, побежать, спастись. Он пятился, а сам все смотрел на окошко под крышей, на лужайку… Обратно, по мху, по траве, подальше от дома, обратно в милый добрый сад.

Наконец он собрался с силами и помчался — быстрее, быстрее, пока не увидел ворота, и тут он застыл, остановился как вкопанный.

А потом закричал.

От ворот прямо к нему катился коричнево-черный клубок. Стэн стоял и кричал, а клубок с размаху налетел на него и прицепился к штанине.

— Тяфкин! — донесся из-за кустов чей-то пронзительный голос. — Отпусти немедленно!

И послушный Тяфкин — у мехового клубка, оказывается, было имя! — немедленно бросил штанину и завилял хвостом. Вид у него был очень смущенный.

— Извини нас, пожалуйста, ладно? — прокричал голос. — Он, наверное, собрался меня защищать. Мы здесь первый раз кого-то встречаем.

Стэн увидел, что из глубины сада к нему спешит незнакомая дама. Папочкиного возраста, и тоже, наверное, без ума от разных там новых сортов помидоров, по крайней мере, из дырки в кармане у нее на тропинку падали семена.

Стэн перелез через ограду. Получилось не так быстро, как при бегстве от Крушителя, но радовался он, наверное, не меньше.

— А я тебя знаю, — произнесла дама, поглаживая Тяфкина, который сразу же уткнулся ей носом в колени. — Тебя зовут Стэн. Твой папа показывал мне твою фотографию. — Она протянула ему руку: — Меня зовут Имельда. Я живу в сорок втором доме.

Первый раз в жизни Стэн почувствовал, как приятно, что на свете бывают соседки. А все их замечания — это же, в сущности, такая ерунда! К тому же эта дама с дырой на коленке, похоже, не была особенно ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЙ.

Она повела Стэна по еле заметной тропинке, которая очень скоро уткнулась в заборчик их сада. Пока они шли, Стэн несколько раз замечал на песке свежие отпечатки кроссовок, а у забора на траве валялась сломанная толстая ветка. Странно. Он что-то не помнил, зачем ее ломал…

С какой стати она бы ему вдруг понадобилась? А если не ему, кому же тогда? Понятно кому. Стэн передернул плечами. Даже если Крушитель сейчас преспокойно обедает дома, можно не сомневаться: он скоро вернется.

Тропинка огибала их сад, шла вдоль каменной стены, за которой был сад Имельды, а потом заворачивала направо.

— Вот здесь гуляй, пожалуйста, сколько хочешь, — говорила Имельда. — Правда, обычно тут не любят ходить. Я, честно говоря, тоже только из-за Тяфкина здесь бываю. Какой-то он мрачный, наш лес. А дом этот…

— Скажите, пожалуйста, кто там живет? — вдруг выпалил Стэн.

Имельда посмотрела на него удивленно:

— Никто не живет. Он пустой. Просто ужас как он запущен. Его столько лет не ремонтировали, что…

— А чей он?

— Сейчас? Даже не знаю. Раньше там жил один врач. По-моему, хирург. — Она поморщилась. — Я с ним как-то раз встретилась. Будем надеяться, что больше он в этих краях не появится.

Тропинка кончилась, и они стояли теперь перед высокой деревянной калиткой. Имельда открыла задвижку и подтолкнула Стэна вперед.

Удивительное дело! Они вдруг оказались прямо на Просеке, у самого крайнего дома.

— Приве-е-е-ет!

И из-за угла на Просеку выкатила Флоелла. Она резко затормозила и спрыгнула с велосипеда. На багажнике у нее по-прежнему болталось ведро, только теперь в нем была огромная круглая дырка.

— Все прекрасно! — радостно прокричала она, отвязывая ведро. — Еще парочка опытов — и наука узнает о необыкновенном открытии!

На штанах у Флоеллы сияли яркие синие пятна. Тяфкин тут же встал в стойку и начал бешено их облаивать. А локти и колени девочки были покрыты толстым слоем грязи.

Имельду Флоеллин вид, кажется, поразил до глубины души. Она даже не остановила Тяфкина и начисто позабыла, что только что болтала со Стэном. Но он вовсе не собирался прекращать их беседу.

— А что этот врач?.. — сказал он.

— Ну да, врач… — очнулась Имельда. — Про него здесь много чего говорили… про его делишки. Как он в этом доме… в общем, разное болтают. Он был не слишком приветлив с соседями, ничего о себе не рассказывал. Что ни слово, то грубость. Вот его и не любили. Придумывали про него невесть что. Я-то ничему такому не верю. А потом его не стало.

— Не стало? — переспросил Стэн.

— Ну, уехал. Исчез. Помер. Про него никто ничего не знает, — ответила Имельда. — Я думаю, у него начались неприятности. Какой-нибудь скандал. Короче говоря, однажды утром оказалось, что в доме никто не живет. За день до того кто-то был, а тут — раз, и ни души. Все заперто: двери закрыты, окна занавешены, на воротах замок. Он так больше и не появился.

— Значит, дом все время пустой? — спросил Стэн.

Имельда кивнула:

— Вот именно. Туда никто никогда не заходит, даже почту не носят. По-моему, парадным въездом уже и пользоваться-то нельзя, так он зарос. — Она замолчала и с хитрой улыбкой поглядела на Стэна: — Конечно, если захотеть, туда можно пробраться через лес, там ведь еще одни ворота — те, у которых мы встретились… про них, правда, мало кто знает. А теперь мне пора, — сказала она и добавила: — Просто преступление так запустить этот парк! Статуи там ни к чему, я согласна, но сама лужайка… — Она покачала головой. — Я по ней прошлась граблями в прошлом году. Может, и не надо было, но я решила, что от этого никому хуже не станет.

Имельда пошла к дому. Уже открывая калитку, она в последний раз обернулась и проговорила:

— Грустные эти фигуры. Бегут куда-то, а на самом деле давно поумирали…

Имельда махнула рукой и скрылась за дверью, потом убежала Флоелла, и Стэн остался один. Он стоял на дороге и думал о старом доме, заброшенном парке и статуях из гладкого серого камня.

Вернувшись домой, Стэн обнаружил в прихожей кипы рваной оберточной бумаги, а на кухне среди кучи разноцветных пакетиков сидел Папочка и извлекал из сумки очередную порцию покупок. Папочка радостно закивал и достал из-под коробок с рассадой большой нарядный сверток. Он усмехнулся и протянул его Стэну:

— Открывай!

Стэн разрезал ленточку… Дротики и мишень. Сколько лет он уговаривал Папочку их купить! Он поменял бы на них любую книжку о привидениях! Но Папочка упорно называл их опасной игрушкой и не желал прислушиваться ни к каким доводам.

— Вот это да! Спасибо! Ну ты даешь! — выпалил Стэн.

Папочка посмотрел на него неожиданно серьезно.

— Я хочу, чтобы у нас опять был настоящий дом, Стэн, — сказал он. — И он у нас будет. — И Папочка улыбнулся.

Стэн кивнул. Да, он понимал.

Когда это началось? Почти три года назад, но Стэну все время казалось, что это случилось на прошлой неделе. Откуда-то выползла странная пустота и проглотила весь смех, все их игры, весь дом.

Во вторник, в тот день, когда умерла мама. Очень солнечный день. Стэн до сих пор помнил, как удивило его, что на улице бегали и хохотали дети.

А у них была тишина. Даже старые часы в прихожей не хотели больше тикать. Эти часы мама всегда заводила сама.

Они с Папочкой сидели в гостиной, но все равно можно было подумать, что дом пустой.

И что здесь всегда молчат.

Они прожили молча много дней, недель, месяцев.

Стэн на цыпочках слонялся по комнатам, боялся присесть, боялся дотрагиваться до вещей. Он мало что понял. И ему не у кого было спросить. Ему никто не объяснил. Никто не мог объяснить, почему она заболела, почему ее не вылечили доктора, почему она умерла и больше к ним не вернется. Флоелла заперлась у себя в комнате и все время читала.