Вольфганг и Хайке Хольбайн - Пророчество

Сила бога Атона буквально за несколько секунд иссушала их полностью. Лица, руки и тела, теряя свою коричневатую окраску, моментально блекли на ярком свете солнца, а мумифицировавшаяся кожа тут же трескалась. Тела воинов превращались под палящими лучами в облачка пыли. Не держась уже на ногах, они опрокидывались вперед, окончательно превращаясь в пыль - через мгновения после того, как очередной защитник Эхнатона выступал из тени, он превращался в кучку пыли, и даже от вооружения его не оставалось и следа.

Воины обращались в песок, несколько тысячелетий подряд служивщии им защитои.

Атон не наблюдал за тем, как один за другим все воины обращались в пыль. Он знал, что это произойдет, и где-то в глубине души он все время был уверен в этом, иначе откуда бы он мог взять силы довести свое дело до конца? Иначе ведь и быть не могло. Конечно, Осирис обладал властью над Царством Мертвых, и Удъят-глаз давал ему силу пробудить их от вечного сна. Но это все равно было несколько не то, что Эхнатон предрек своему убийце. Он должен жить до того дня, когда мертвец поднимет из могил всех его воинов! Именно так звучало проклятие фараона - так и не иначе. И он, Атон, возможно, единственный человек, возвратившийся из Царства Мертвых, своими собственными руками открыл шлюзы, создав искусственный поток, поднявший воинов из их могил.

Взглядом он поискал Яссира. Египтянин стоял тут же, глядя на него. Атона, ожидавшего его триумфа, по меньшей мере облегчения, читавшегося на чертах его лица, откровенно говоря, ждало разочарование: Яссир был внешне весьма опечален. Он молчал, потому как для длинных речей было теперь не время. В глазах читалась мольба о прошении, и буквально за секунду до того, как искорка жизни померкла в них, Атон так же молча ответил на его просьбу. Он простил Яссира, простил его потому, что мог его понять. Быть может, на его месте он поступил бы точно так же. Он не держал на него зла.

- Я прощаю тебя,- громким голосом произнес Атон.- Ты тоже был обманут, Яссир. Связавшись с ними, ты все равно бы не получил освобождения. Только я один мог исполнить желание Эхнатона. Магия Удъят-глаза подняла воинов из могил, но проклятие не сбылось. Я сам должен был сделать это - не ты, не Осирис, не волшебный амулет. Только мне дана была такая власть. И я совершил это. Ты свободен.

Гримаса боли на лице Яссира сменилась счастливой улыбкой. На глазах у Атона в несколько секунд он постарел, постарел на тысячелетия, превратился в древнего старца, а затем тело его рассыпалось в прах - время сделало свое дело. Проклятие Эхнатона свершилось. Яссир-Эже был наконец свободен.

Атон поднял глаза и всмотрелся в лица древних богов, стоявших перед ним,- в таинственный кошачий лик Бастет, в нежные черты богини Изис, излучавшие материнское тепло, как и три тысячи лет назад, в мрачные птичьи глаза Гора, внимательно и недоверчиво изучавшие* его, в гордое лицо Анубиса.

Он не испытывал боязни, стоя напротив живых богов древности. Возможно, причиной этого было то, что эти существа в действительности не были совершенно чуждыми ему. Птах ошибался, говоря о бесконечной злобе и ненависти, царивших в душах Осириса и Гора, быть может, он намеренно солгал, по праву предположив тогда, что Атон его не поймет. Но, несмотря на их внушающий ужас вид, несмотря на громадную власть, которой они обладали, и их невероятно древний возраст, существа эти, как и любой смертный человек, оказавшийся бы на их месте, хотели жить. Они были богами, но богами смертными и не свободными от ошибок. Должен ли он был ненавидеть их за это?

Да и они не испытывали к нему ненависти - Атон чувствовал это. Осирис и Гор могли и теперь уничтожить его, раздавить как букашку, но почему-то не делали этого. Они просто стояли и смотрели на мальчика, а затем постепенно очертания их фигур начали бледнеть. Силы, дававшей им жизнь, веры в них единственного человека, больше не существовало. Силуэты становились все более прозрачными, невесомыми. В несколько минут, показавшихся Атону целой вечностью, фигуры богов превратились в неясные тени, вскоре растворившиеся в воздухе, будто их и не было.

Самым последним исчез Птах.

Атон повернулся назад, собравшись уже влезть в кабину вертолета, и только теперь заметил, что был здесь не один. Позади него стояла Саша. Судя по всему, она находилась здесь уже давно. Глаза ее лучились теплой улыбкой, значение которой Атон понял только теперь.

- Я знала, что у тебя все получится,- произнесла она.

- Это в первую очередь твоя заслуга,- возразил Атон. Он взглянул на вертолет. Двери кабины были открыты, и родители его уже вылезли из нее, не решаясь, правда, подойти поближе. Вероятно, они видели все, что произошло здесь. И ему предстоит рассказать им о многом.

- Я пыталась помочь тебе.- Сашина улыбка казалась несколько смущенной.- Боюсь, что я вела себя не всегда правильно. Ваш мир оказался куда более сложным, нежели я представляла себе.

- Да нет, все в порядке,- поспешил успокоить ее Атон, но тут же устыдился своего снисходительного тона. Кто он был такой, чтобы таким тоном разговаривать с нею?

Однако, видимо, слова его польстили Саше. Кто знает, быть может, человеческие слабости не были ей чужды? Но тут же лицо ее вновь стало серьезным.

- Мне пора,- произнесла она.

Атон был готов к этому. Задача ее была выполнена. Так же как, впрочем, и его собственная. Но все же мысль об этом опечаливала Атона.

- Увидимся ли мы вновь? - спросил он.

- Конечно,- улыбнулась Саша.- Когда-нибудь увидимся. Не знаю когда и где, но увидимся. Живи с миром.

И с этими словами она исчезла. На кратчайшее мгновение, на сотую долю секунды она предстала перед ним в своем истинном облике: высокого роста, в белоснежном одеянии, с парой огромных крыльев за спиною, Атон замер на месте, пораженный увиденным. Затем он поднял глаза к небу. Солнце уже взошло. Он чувствовал на своем лице тепло его света, и внезапно он понял, как непрост и непостижим окружавший его реальный мир. Как там говорила Саша? Ваш мир оказался куда сложнее, чем я думала.

Понимала ли она, насколько была права?

Могущество бога, имя которого он носил, обращало в пыль остатки Эхнатонова войска. Атон медленно развернулся и направился к вертолету, где его ожидали мать и отец. «О да,- с улыбкой подумал он.- Мне придется объяснять им целую массу непонятных вещей; Причем довольно изрядную массу».