Олег Раин - Остров без пальм

— А попросит списать — фиг я ему дам! — грозилась Юлька. — И на день рождения не приглашу. Мне ведь скоро четырнадцать стукнет, прикинь! Совсем старуха. Приходи, кстати, обязательно! Вот уж покалякаем.

Я пожала плечами. Как будто в другое время мы не могли с ней покалякать.

— Постараюсь…

— Не, серьезно! Реально повеселимся. Я Максика приглашу, Нинку, Егора, еще кого-нибудь, — Юлька протяжно вздохнула. Само собой, по Кольке, которого пригласить ей хотелось бы больше всего на свете.

— Ты не горюй.

— Да я не очень и горюю… — она снова вздохнула. — Но какой он все-таки гад, прикинь! Я его почти любила.

— Может, он тоже почти любил? — осторожно предположила я.

— Да разве можно сравнивать! — возмутилась Юлька. — Мы ведь не они! Мы откликаемся, понимаешь? Типа, эха. И это нормально, так природа, прикинь, устроила. Нам дарят цветы, мы улыбаемся. Нас приглашают, мы, типа, соглашаемся.

— А наоборот невозможно?

— Ну, если дура полная, почему нет. — С видом полной умницы Юлька высыпала в рот несколько подушечек жевательной резинки, протянула и мне. Я отказалась. У Юльки-то выхода не было, она уже месяц, как бросила курить. И теперь мучительно выбирала — либо леденцы, либо жвачка. Но с леденцов толстеют, а от жевательной резинки нарабатывают язву желудка. Юлька, поколебавшись, выбрала язву, но до конца все-таки не была уверена в правильности выбора. Может, даже подумывала — не вернуться ли обратно к сигаретам.

Конечно, если верить журналам, от табака тускнеет и морщится кожа, зубы чернеют и крошатся, но ведь и язва — дело несладкое. Хотя, сказать по правде, все это были сплошные понты — и сигареты, и жвачка, и Юлькина вечная уверенность в собственных словах. Уж я-то знала, с кем она тайком ложится каждую ночь спать. Не с пацанами крутыми, а с куклой Асей и плюшевым мишкой Димой. Она и в портфельчик на самое дно клала любимого пластмассового ежика — того самого, с которым еще в песочнице играла. Но это была тайна для посвященных, и я к таким вещам относилась снисходительно. Сама была с приветом. Вон и шелковице пару раз украдкой подмигнула, пока слушала Юльку. И по стволу с удовольствием провела бы ладонью, послушала бы, что скажет мне деревце в ответ. А оно наверняка пожаловалось бы на школяров, что обрывают ягоды вместе с ветками, на беспардонных котов, сдирающих кору когтями, на тусклое одиночество во время зимних ночей…

— Вон и Витька Анциферов намеки делал, — продолжала Юлька. — В кино пару раз приглашал, мороженое покупал. Правда, в стаканчиках, не пломбир…

— В стаканчиках тоже ничего.

— Ну да… Только я после доперла, что это он к тебе клинья подбивал.

— Ко мне? — удивилась я.

— Ну да. Ты ведь на него ноль внимания, фунт презрения, вот он и действует окольно. Как бы ревность твою разжигает, клоун. А сам все про тебя тихонечко выпытывает.

Я фыркнула.

— Больно он мне нужен!

— Вот и я решила: лучше уж с Максиком кантоваться. В кино там сходить или на пляж. Видела, как Максик одевается? Всегда с иголочки. За модой следит.

Я безучастно кивнула, а Юлька выдула первый пробный пузырь размером с хороший персик. У меня такие редко получались, а вот Юлька была настоящей мастерицей по этой части — не пузыри выдувала, а прямо какие-то дирижабли. Правда, и лопались эти дирижабли почти беззвучно. Я давно заметила: маленькие пузыри бабахают все равно как пистоны, большие же сил не имеют, хоть и выглядят богатырски. Сдуваются и опадают. Короче, почти как люди.

— А помнишь, народ драконов японских стал на плечах колоть, — Юлька облизнула губы, подготавливая почву для рождения очередного пузыря, — так он первый себе состряпал. Говорит, к дорогому мастеру ходил.

— И что хорошего? Теперь до старости лет эту ерунду таскать будет.

— Во, дура-то! — Юлька аж ресницами захлопала — точно двух бабочек на глаза нацепила. — Это ж улетно! И драконьеро у него прикольный, — вроде как улыбается, глаза, как фары…

Я промолчала. Насчет татуировок у нас с Юлькой вечно мнения расходились. Мне было жаль кожу, ей — нет. То есть кожа, по ее мнению, для того и обтягивала людей, чтобы на нее наносили всевозможные кремы, краски, помады и чернила. Иными словами — даешь пирсинг во все места, тату и прочие размалевки. Чем больше, тем «индивидуальнее». А серенькие личности, полагала Юлька, так серенькими и останутся — с голенькой и непристойно чистой кожицей.

— Не-е, Макс ничего хлопчик. Людка из параллельного давно его чпокнуть хочет. Знаешь, какой рысью на меня глядит! А Максику она до лампочки, он на меня запал. Прикинь, шоколад дважды приносил, фломики тоже дарил, даже портфель до дому помогал нести, — Юлька воодушевилась. — А что! С ним и закручу романьеро! Пусть Колюся посмотрит, погрызет свои спортивные пальчики. А станет вымаливать прощение, сто раз подумаю…

Юлька продолжала говорить, а я вздыхала в ответ и тоскливо глядела на здание школы. Вспомнилось, как меня впервые сюда привели — с букетом цветов (мамой, кстати, выращенных!), в белых гольфиках, всю из себя красивую — точь-в-точь как куколка Барби. Чего вроде бы радоваться? — первое сентября обещало уроки, учителей и прочие муки, но вот день-то все равно остался в памяти. Как лакомый кус пирога, как пирожное безе. И родители мной любовались — по-настоящему, я же видела! Прямо обожали меня в тот сентябрьский день, напрочь забыв о маленьком Глебушке.

А уже на вторую неделю я взяла и разбила в школе стекло. Двое старшеклассников тащили его куда-то, а я носилась по коридору и пролетела в аккурат между ними. Я же ясно видела, что между парнишками пусто, а оказалось не совсем. Маму вызывали тогда в школу, а она, как только разобралась, какой толщины я разнесла стекло, да сколько было кругом осколков, тут же перешла в ответную атаку. Ведь я могла порезаться! Могла иссечь себе лицо! Ладно бы — просто умерла от кровопотерь, но могла ведь изуродоваться. Только представьте себе: девочка со шрамами на лице! Моя красивая эффектная мама красоту ценила превыше всего остального, и стушевавшиеся учителя в итоге признали, что сами проморгали и недосмотрели. О штрафе, которым они грозились вначале, как-то само собой забылось.

Мы уходили с мамой из школы, держась за руки, с ощущением одержанной победы. Помахивая моей ладонью, она рассказывала мне, как нужно ухаживать за кожей, какие пищевые добавки использовать и каких гелей-кремов избегать. Рассказывала о том, как страшно, когда у девочки расцветают на носу прыщи, трескаются губы и шелушатся щеки. А уж про шрамы она просто не могла говорить без дрожи в голосе.

Мне казалось тогда, что она абсолютно права. Хотя позднее я не раз пренебрегала установками родительницы и один небольшой шрамик на лице сумела-таки заработать. И не в каком-то падении, а в самой настоящей драке! Вот там, за деревьями, мы и пластались с одним парнем. Из-за ерунды конечно. Чем-то он в меня кинул, я в ответ треснула портфелем, и пошло-поехало. Во втором-третьем классе как-то не очень достают разнополые проблемы, да и возраст довольно специфический, когда девчонки обычно сильнее и крупнее парней. Так что подраться были не прочь в равной степени и мы, и они. Кстати, именно с Колькой, будущим ухажером Юльки, мы и дрались. Сейчас-то он здоровущий — верста коломенская, да еще спортсмен, а тогда салажонком был, хоть и нагловатым. Потому и схватился за палку — понял, что проигрывает. Треснул мне по физии и сходу рассек кожу на подбородке. Отец возил меня тогда к своему другу хирургу, тот накладывал швы и расспрашивал о подробностях драки. Замороженным от лекарства ртом я с удовольствием рассказывала. Все-таки в драке я победила дважды: во-первых, по очкам, а во-вторых, за мою же победу Кольку оттрепали еще за уши. Сначала учителя, а потом его же собственные родители. Я даже пожалела его. Он же не виноват, что палка под руку попалась. Ладно что не лом… И потом — если шрамы украшают парней, почему у девчонок все должно быть иначе? По-моему, полная ерундистика!

Юлька продолжала кудахтать про свои амурные планы, но я слушала вполуха. Все это по большому счету было пустой болтовней. То есть неделю назад я бы тоже с жаром пустилась в обсуждение недостатков и достоинств Юлькиных кавалеров, но сегодня они меня решительно не интересовали. То, что приключилось со мной, перевешивало все ее кошачьи драмы. И тут уж я даже не сравнивала: одно дело — пустяковый прыщ, другое дело — гора Джомолунгма.

Наверное, я вздохнула чересчур трагично, даже Юлька это заметила и споткнулась на полуслове.

— Да ладно тебе! — снизошла она до сочувствия. — Может, вы даже выиграете в итоге.

— Выиграем? Мы? — изумилась я.

— Конечно. Сама же рассказывала, что в последнее время только и делала, что мирила своих предков.

— Ну… Все равно ведь как-то жили.

— Да разве это жизнь? Мои тоже вон сошлись совсем молодыми, а теперь — здрасте пожалуйста! — очухались. Сообразили, что чужие, что на фиг друг другу не нужны. Я спрашиваю: раньше-то чем думали? Когда женились, значит? А маман мне про гормоны грузит, про то да про се. У них же на все отмазка. И по-любому я у них крайняя выхожу. Типа, появилась на свет, и все. Значит, уже и свадьбу не отменить, и прочую обязаловку. А теперь чуть что — кадило раздувают. Она ему, типа, лучшие годы отдала, а он в нее бабок вбухал немерено. А когда уж совсем заводятся, на мне злость срывают.