Астрид Линдгрен - Суперсыщик Калле Блумквист

«Столько индиций, что иначе и быть не может», - повторял он, убеждая самого себя всякий раз, когда его охватывало сомнение.

Но Андерс и Ева Лотта ни капельки не интересовались борьбой с преступностью. Они слонялись без дела, томясь от скуки. К счастью, случилось так, что в один прекрасный день, когда Андерс шел по улице Стургатан в обществе Евы Лотты, сын почтмейстера Сикстен заорал ему вслед: «Юбочник!» И это как раз в то время, когда шайка Сикстена и шайка Андерса заключили на время перемирие! Вероятно, и Сикстену было смертельно скучно, так, что даже по такому пустяковому поводу он захотел пустить в ход боевую секиру.

Андерс остановился. Ева Лотта тоже.

- Что ты сказал? - спросил Андерс.

- Юбочник! - повторил Сикстен, буквально выплевывая это слово.

- Вот как! - ответил Андерс. - А я-то думал, что ослышался. Жаль, придется отдубасить тебя, несмотря на жару!

- О, пожалуйста! - обрадовался Сикстен. - Я могу положить потом кусок льда на твою голову. Если останешься в живых!

- Встретимся вечером в Прерии, - предложил Андерс. - Иди домой, подготовь свою мамашу… Старайся, по возможности, щадить ее нервы!

На этом они и расстались; Андерс и Ева Лотта, необычайно оживленные, отправились домой - поднять боевую тревогу и оповестить обо всем Калле. Заваривалась драка, которая наверняка скрасит дни их летних каникул.

Калле между тем был занят по горло. Через дыру в заборе он неотрывно наблюдал за дядей Эй-наром, когда тот, словно неприкаянный, метался по саду.

Вообще-то Калле не желал, чтобы ему мешали. Но весть о том, что Сикстен снова поднял боевую секиру, он счел весьма обнадеживающей. Втроем уселись они в беседке Евы Лотты и принялись обсуждать радостную весть. И тут внезапно откуда-то вынырнул дядя Эйнар.

- Никто не хочет со мной играть, - захныкал он. - Что здесь, собственно говоря, происходит?

- Мы собираемся пойти в Прерию и вступить в драку, - отрезала Ева Лотта. - Андерс будет биться с Сикстеном.

- А кто такой Сикстен?

- Один из самых сильных ребят в городе, - сказал Калле. - Андерсу наверняка зададут перцу.

- Это уж точно, - весело согласился Андерс.

- Может, мне пойти и помочь тебе? - предложил дядя Эйнар.

Андерс, Калле и Ева Лотта вылупили глаза - неужто он и вправду думает, что они станут вмешивать взрослого человека в свои драки? Чтобы все испортить?

- Ну, Андерс, что скажешь? - спросил дядя Эйнар. - Идти мне с вами?

- Не-а, - ответил Андерс, неприятно задетый тем, что приходится отвечать на такой глупый вопрос. - Нет, это было бы нечестно!

- Да, пожалуй, что так, - согласился дядя Эйнар, но вид у него был несколько оскорбленный. - Хотя это было бы целесообразно. Но ты, пожалуй, чуточку слишком молод, чтобы понять значение слова «целесообразность». Понимание приходит с годами.

- Надеюсь, к нему никогда такая дурость не придет, - заявила Ева Лотта.

Тут дядя Эйнар, круто повернувшись на каблуках, ушел.

- По-моему, он разозлился, - сказала Ева Лотта.

- Да, взрослые, пожалуй, бывают чудные, но уж такого чудного, как этот, не сыщешь, - усмехнулся Андерс. - К тому же он с каждым днем становится все занудливей.

«Эх, если бы вы только знали!» - подумал Калле.

Огромный пустырь, широко раскинувшийся на окраине городка и буйно заросший кустарником, назывался «Прерия». «Прерия» принадлежала всем детям города. Здесь они жили жизнью золотоискателей на Аляске, здесь воинственные мушкетеры сражались на кровопролитных дуэлях, здесь зажигались лагерные костры в Скалистых горах [13], здесь же в джунглях Африки стреляли львов, благородные рыцари гарцевали тут на своих гордых скакунах, а страшные чикагские гангстеры безжалостно расстреливали своих противников из автоматических пистолетов… Все зависело от того, какой фильм крутили в это время в кинотеатре городка. Летом кинотеатр был, разумеется, закрыт, но ребята тем не менее не оставались без дела. Кое-кто сводил в драках сугубо личные счеты, да и в самые мирные игры можно было с успехом играть в «Прерии».

Сюда-то в сладостном предвкушении драки и направили свои стопы Андерс, Калле и Ева Лотта. Сикстен был уже там со всей своей шайкой. Его сотоварищей звали Бенка и Юнте.

- Сюда идет жаждущий увидеть кровь, которая хлынет из твоего сердца! - закричал Сикстен, оживленно фехтуя руками.

- А кто твои секунданты? - поинтересовался Андерс, не обращая внимания на жуткую угрозу.

Его вопрос был больше для проформы; он отлично знал секундантов Сикстена.

- Юнте и Бенка!

- А это - мои! - представил Андерс Еву Лотту и Калле, указывая на них рукой.

- Какое предпочитаете оружие? - согласно правилам, спросил Сикстен.

Все совершенно ясно сознавали, что никакого другого оружия, кроме кулаков, у дуэлянтов нет. Но когда придерживаешься определенных формальностей, все кажется более благородным.

- Кулаки, - как и ожидали, ответил Андерс.

И вот началось. Четверо секундантов, стоя на почтительном расстоянии, следили за поединком, так вживаясь в происходящее, что пот лил с них градом. Что до дуэлянтов, то можно было увидеть лишь калейдоскоп мелькавших рук и ног да взлохмаченные вихры. Сикстен был сильнее, зато Андерс быстр и подвижен, как бельчонок. Ему уже с самого начала удалось надавать недругу несколько крепких тумаков. Но они еще больше разъярили Сикстена, пробудив в нем неслыханную жажду сражаться. У Андерса уже не оставалось никаких надежд. Ева Лотта закусила губу. Калле бросил быстрый взгляд, как бы со стороны. Он и сам охотно ринулся бы в битву ради нее. Но, увы, на сей раз был черед Андерса, обладавшего тем преимуществом, что именно его обозвали «юбочником».

- Поддай ему, Андерс! Поддай! - в упоении кричала Ева Лотта.

И тут Андерс, тоже успевший не на шутку разъяриться, ринулся в бешеную рукопашную, заставившую Сикстена ретироваться. По правилам такая дуэль должна была длиться не более десяти минут. Бенка следил за временем, зажав в кулаке часы, а оба дуэлянта, зная, что время дорого, старались изо всех сил, чтобы исход битвы решился в их пользу.

Но тут Бенка воскликнул:

- Брейк!

И, совладав с собой, Сикстен и Андерс скрепя сердце последовали его приказу.

- Ничья! - рассудил Бенка.

Сикстен и Андерс пожали друг другу руки.

- Оскорбление смыто! - заявил Андерс. - Но завтра я намереваюсь оскорбить тебя, и тогда мы сможем продолжить нашу битву.

Сикстен согласно кивнул головой.

- Это означает новую войну Белой и Алой Розы [14].

Сикстен и Андерс окрестили свои шайки в честь двух доблестных родов из истории Англии.

- Да, - торжественно провозгласил Андерс, - теперь снова начинается война Алой и Белой Розы, и тысячи тысяч душ пойдут на смерть во мраке ночи.

Эта тирада также была почерпнута из истории, и ему казалось, что звучит она на редкость красиво, особенно после битвы, которая только что закончилась, и когда на Прерию спускаются сумерки.

Белые Розы - Андерс, Калле и Ева Лотта - серьезно пожали руки Алым - Сикстену, Бенке и Юнте - и на этом расстались.

Самым примечательным было то, что хотя Сикстен считал, будто именно он положил начало новым сражениям, закричав вслед Андерсу, прогуливавшемуся с Евой Лоттой по улице: «Юбочник», он полагал девчонку вполне достойным противником, настоящим представителем ордена Белой Розы.

Три Белые Розы отправились домой. Особенно спешил Калле. Он не находил себе покоя, если не вел ежечасного наблюдения за дядей Эйнаром.

«Это все равно что завести в доме рождественского поросенка», - думал Калле.

У Андерса из носа шла кровь. Сикстен, правда, предупреждал насчет крови, которая «хлынет из сердца» Андерса, но до настоящей опасности пока дело не допело.

- На этот раз ты прекрасно провел матч, - восхищенно произнесла Ева Лотта.

- Всамделе! - застенчиво сказал Андерс, глядя на закапанную кровью рубашку.

Когда он вернется домой, ясное дело, опять поднимется шум. Так уж лучше поскорее!

- Встретимся завтра! - крикнул он и помчался домой.

Калле и Ева Лотта составили компанию друг другу. Но тут Калле вспомнил, что мама просила его купить вечернюю газету. Попрощавшись с Евой Лоттой, он один направился к киоску.

- Все вечерние газеты проданы! - сказала дама, сидевшая в киоске. - Попробуй раздобыть у швейцара в гостинице.

Что ж, ничего другого не придумаешь! Перед самой гостиницей Калле встретил полицейского Бьёрка. Мальчик ощутил прилив симпатии к нему. Разумеется, Калле был частный сыщик, а частные сыщики постоянно как бельмо на глазу у обычных полицейских, которые чаще всего оказываются необыкновенными лопухами при решении даже самых простых уголовных загадок. Но Калле все равно чувствовал, что между ним и Бьёрком существует какая-то связующая нить. Они оба боролись с преступностью в обществе. Калле испытывал огромное желание кое о чем порасспросить полицейского Бьёрка. Разумеется, тут двух мнений и быть не могло, всем было ясно, что Калле для своих лет - особо выдающийся криминалист. Но все же, несмотря на его способности, ему было всего тринадцать лет. В основном ему удавалось закрыть глаза на это мелкое обстоятельство, и в процессе работы сыщика он всегда видел себя зрелым мужем с острым проницательным взглядом и трубкой, nonchalant [15] торчащей в уголке рта. Законопослушные сограждане величают его «господин Блумквист» и обращаются к нему с необычайней-шим почтением. Зато преступные элементы взирают на него с глубочайшим страхом. Но как раз в этот миг он почувствовал себя всего лишь тринадцатилетним мальчиком, который склонен признать, что полицейский Бьёрк обладает некоторым опытом, которого ему, Калле, явно не хватает.