Валерий Роньшин - Кошмары станции «Мартышкино»

Ну что вы, Сонечка, — заливался соловьем майор Гвоздь, — как мы можем подозревать такого замечательного ученого!

Да, да! — с воодушевлением подхватила девушка. — Федя… э-э… Федор Петрович — замечательный ученый… замечательный…

А вы с ним давно знакомы? — словно бы невзначай осведомился Гвоздь.

С прошлого лета.

Угу-у, — прикинул майор, — а сейчас у нас уже конец весны. Стало быть, вы его знаете около года.

Да… А что? — снова встревожилась негритянка.

Ничего, — сказал Гвоздь. — Просто спрашиваю.

Этим летом мы собираемся пожениться, — доверительно сообщила девушка майору.

Похвально, похвально… А где сейчас профессор? — мимоходом поинтересовался Гвоздь.

На Канарских островах. Его пригласили туда читать лекции.

— Кому же он их там читает? Туристам?

Не знаю. Наверное.

А вы не могли бы ему позвонить?

Что, сию минуту? — растерялась девушка.

— Да.

А зачем?

Да так просто.

Как это — так просто? Я не понимаю…

— А вам, Сонечка, и не надо ничего понимать, — задушевно сказал майор Гвоздь. — Поговорите с ним по телефончику, и все.

— Ну хорошо… — Негритянка достала рубку, набрала номер и сказала ласковым оном: — Алло, котик, это я.

Мобильник у Мармеладовой оказался таким громким, что в кабинете без труда можно было слышать голос Федякина.

Ой, мой черный заинька, — обрадовался профессор. — Я так по тебе соскучился, ушастик.

И я по тебе, котеночек, соскучилась.

Ты меня любишь, зайчонок?

Очень, котенок!

Очень-очень?

Очень-очень. А ты меня?

И я тебя очень-очень…

Тимыч слушал воркование влюбленных, и его терзала совесть. А он-то, придурок, как со своей первой любовью разговаривал: «Чего тебе надо?.. Не фиг мне мозги пудрить…» «Попрошу у Ля прощения, — твердо решил Тимыч, — если она, конечно, еще позвонит».

Димыч же, слушая Соню и профессора, кривился как от пенки на молоке: котеночек, зайчоночек… тьфу!., телячьи нежности.

А Любка Крутая вздыхала завистливо. Вот она, настоящая любовь! Как в сериалах.

Между тем влюбленные продолжали ворковать:

Ты обо мне думаешь, любимая?

Постоянно, любимый.

И я о тебе постоянно думаю.

А я тебя сегодня во сне видел.

А я тебя вчера во сне видела…

В этот момент в кабинете появился капитан Кипятков.

— Товарищ майор, разрешите доложить! — козырнул он.

— Тс-с, — приставил Гвоздь палец к губам и шепотом распорядился. — Гони, дружище, опять к пеленгаторщикам, пусть запеленгуют… — украдкой кивнул он на Соню.

— Слушаюсь! — Кипятков вновь умчался.

Майор метнул взгляд на девушку: не усекла ли она его распоряжение? Но влюбленная по уши Соня слышала лишь голос своего возлюбленного.

— Не простудись там, заинька, в этом холодном Питере, — заботился Федякин.

А ты, котик, не перегрейся на этих жарких Канарах, — заботилась Соня.

Целую тебя, любимая: чмок-чмок, — чмокал профессор в трубку.

И я тебя, любимый: чмок-чмок, — чмокнула в ответ Соня и спустилась с седьмого неба на землю. — Ой! — смущенно закрыла она черное лицо черными руками, — простите, я совсем забылась.

Ну что вы, что вы, — добродушно пробурчал Гвоздь. — Это так трогательно. Вы с профессором, прямо как Ромео и Джульетта.

Скорей уж, как Отелло и Дездемона, — тихонько сказал Димыч Любке.

А почему? — тоже тихонько спросила у него Крутая.

Так Дездемона же черная была.

Сам ты черный, — щелкнула Димыча по носу Любка. — Классику надо внимательней читать. Черным был Отелло.

— Офиге-е-еть… — протянул безмерно изумленный Димыч.

Короче, Соня Мармеладова ушла. А капитан Кипятков пришел.

Запеленговали? — спросил у него майор Гвоздь.

Так точно! — козырнул Кипятков.

И откуда говорил Федякин? С Канарских островов?!

Никак нет!

А откуда же?

С Мартышкиного кладбища!

— Вот так номер, чтоб я помер, — подкрутил Гвоздь правый ус.

— Это еще не номер, товарищ майор, — сказал Кипятков. — Знаете, куда звонил начальник метрополитена?

— Куда?

— Сюда. В ФСБ.

— Н-да, чем дальше в лес, тем больше дров, — подкрутил Гвоздь левый ус. — И кому же он звонил?

— Пеленгаторщикам не удалось этого установить. Они запеленговали Большой дом в целом.

А Мартышкино кладбище они тоже в целом запеленговали или какую-то конкретную могилу?

В целом, товарищ майор.

Угу-у. — Гвоздь зажег сигарету.

Выходит, дядя Федя не на Канарах, а на кладбище, — констатировал Тимыч.

Выходит, так, — кивнул Гвоздь. — Вопрос в том, что он там делает?

Товарищ майор, разрешите вернуть негритянку и еще раз ее допросить?! — козырнул Кипятков и даже было кинулся к дверям.

Отставить! — остановил его Гвоздь. — Я думаю, что Мармеладова не в курсе профессорских делишек. Она уверена, что он на Канарах.

Не только она, — сказал Тимыч.

А кто еще? — спросил Димыч.

Мои родичи. Они регулярно звонят дяде Феде на Канары.

А он им отвечает с Мартышкиного кладбища, — хмыкнул Гвоздь, пуская дым кольцами.

Товарищ майор, разрешите тогда допросить начальника метрополитена! — козырнул Кипятков, снова кидаясь к дверям.

Тоже отставить, старина!

Но почему?!

Этим мы только спугнем более крупную птицу, затаившуюся здесь, в ФСБ.

Неужели у нас в Большом доме завелся предатель? — закипятился Кипятков.

Не кипятись, Жора. Разберемся. А пока что дай мне телефончик бывшего начальника метрополитена.

Блямблямчикова?

Так точно.

Кипятков сказал номер. Гвоздь позвонил. Никто не ответил.

— Значит, убит, — сделал привычный вывод майор.

— А может, он просто погулять вышел, — сказала Любка Крутая.

— Или водки купить, — прибавил Тимыч, вспомнив, что Блямблямчиков — алкоголик.

Сейчас мы это выясним. — Гвоздь ловким щелчком послал недокуренную сигарету в пепельницу. — Погнали, орлы!

Куда? — спросили все.

На Фимфимчикова к Блямблямчикову!

…Дверь квартиры бывшего начальника метрополитена была распахнута настежь.

— У него что сегодня — день открытых дверей? — сострил Димыч.

В квартире было хоть шаром покати. Видимо, Блямблямчиков все пропил. Лишь на кухне стояли стол, стул да у плиты валялся сам Блямблямчиков.

Рот у него был открыт, глаза закрыты. Труп, короче.

Любка так примерно и выразилась:

— Покойник.

Гвоздь, присев на корточки перед трупом, похлопал его по щекам.

— Да он просто пьян в сосиску.

И верно — Блямблямчиков зашевелился, сел и тупо уставился на непрошеных гостей.

Вы кто?..

Мы — ФСБ, — ответил Гвоздь,

Очень приятно познакомиться. А я Тлямтлям… тьфу… Длямдлям..; да тьфу ты… Блямблямчиков я, — с трудом выговорил он собственную фамилию.

Гарик Иваныч, у нас к вам будет несколько вопросов, — официальным тоном объявил майор Гвоздь.

А закурить у вас не будет?

Гвоздь дал ему закурить. Блямблямчиков с жадностью втянул в себя дым.

— О-о, хорошо-о… А я уже третий день квашу, — показал он на пустые бутылки, валявшиеся по полу. — Запой у меня.

Гвоздь взглянул на бутылочные этикетки. Это была водка самого низкого пошиба.

Зачем вы пьете такую гадость? — спросил майор.

Как же мне ее не пить, родимую, — Блямблямчиков нежно погладил бутылку, — если она мне жизнь спасла… — И он стал рассказывать: — Я один раз водочки накушался и на работу не пошел, а в моем кабинете потолок обвалился, прямо над моим столом… Так что если б не она, — : любовно прижал он бутылку к сердцу, — я б сейчас на кладбище лежал.

Кстати, о кладбищах, — с ходу зацепился Гвоздь. — Вы в курсе, что на Мартышкином кладбище есть вентиляционная шахта?

А как же, — сказал Блямблямчиков, приосанившись, — я же все-таки был начальником петербургского метрополитена. Это вам не хухры-мухры.

Все радостно переглянулись. Но радость оказалась преждевременной, потому что на вопрос Гвоздя: «А откуда там взялась шахта», Блямблямчиков ответил:

Вам этого знать не положено.

А кому положено?

ФСБ.

Так мы и есть ФСБ. — Майор показал свои корочки.

Ничем не могу помочь, — сказал пьяненький Блямблямчиков. — Я дал подписку о неразглашении государственной тайны.

А кому вы ее дали?

Соответствующим органам.

Каким именно?

ФСБ, — повторил Блямблямчиков.

Вам же говорят: мы и есть ФСБ! — закипятился Кипятков.:— Вот читайте — ФСБ, — тыкал он пальцем в свое удостоверение.

Слушайте, мужики, — пьяно ухмыльнулся Блямблямчиков. — Я вам про Фому, а вы мне про Му-му. Объясняю еще раз: я дал подписку о неразглашении. Это значит: ни-ко-му ни-че-го не ска-жу. И не надо жу-жу. Понятно?