Андрей Трушкин - Все явное становиться тайным

Осторожно, стараясь не скрипеть половицами, я выглянула в коридор. Мои все спали. Я подобралась к телефонному аппарату, взяла его нежно, будто котенка, на руки и осторожно, чтобы он случайно не звякнул, понесла к себе в комнату. На часы, честно говоря, я смотреть боялась, но раз Мамочка сказал, что звонить ему можно в любое время суток, значит, так оно и есть.

Я забралась под одеяло, сообразив, что так телефон будет меньше стрекотать, когда я буду набирать на диске номер. Я все придумала замечательно, но не учла одного обстоятельства — что в темноте мне трудно будет попадать в нужные дырки на диске. Пришлось еще раз, по-индейски, пробраться в кладовую и впотьмах нашарить там карманный фонарик. Батарейки у него уже подсели, светил он бледным умирающим светом, но мне должно было хватить.

Я опять залезла под одеяло, подоткнула его со всех сторон, чтобы не пробивался свет, и почувствовала себя полярником на далекой станции. Я часто, особенно зимой, любила забираться под одеяло и представлять, что это моя палатка, а вокруг бесится снежный буран. Он пытается занести меня снегом, бьется в стену моей палатки холодным зверем, а у меня внутри тем не менее уютно и тепло.

Пока я предавалась воспоминаниям, воздух в моем чуме катастрофически кончался, мне пришлось приподнять край полога, чтобы вдохнуть кислорода и приступить к намеченному делу. Конечно, я испытывала угрызения совести, представляя, как сейчас сонный взъерошенный Мамочка будет нашаривать в темноте телефон и оша-рашенно пытаться сообразить, который сейчас час. Но, зная, что если я не позвоню, то до утра измучаюсь окончательно, решительно начала набирать номер.

Ждать ответа мне пришлось довольно долго. Я насчитала семь гудков и уже хотела малодушно положить трубку, как на том конце провода отозвался Мамочка. Голос его был точно таким, как я и предполагала, — сонным и несколько настороженным. Меня так и подмывало сказать что-нибудь вроде: "Алле, это стадион?", и на ответ "Нет!" невинно спросить: "Тогда почему в трусах?!" В детстве мы довольно часто забавлялись такими штуками, особенно когда родители уходили в гости и мы с Машкой оставались в квартире одни. Но сейчас я решила действовать без приколов, поскольку и дело было важное, и Мамочка мог меня неправильно понять. Поэтому, чтобы не тянуть драгоценное время, отнятое от сна, я рубанула напрямик:

— Мамочка, я знаю, где искать Игорька!

На том конце провода Мамочка старательно засопел, видимо, пытаясь сообразить, что за девица звонит ему в три часа ночи, кто такой Игорек и зачем его было прятать. Наконец, он, видимо, встряхнулся и догадался, кто поднял его с постели.

— А это ты, Наташка! — услышала я и внутренне обрадовалась, не заметив в его голосе нотки раздражения. — Ну излагай!

— Мне кажется… в общем… — сбивчиво начала объяснять я. — Когда мы с Машкой увидели, как туда входит Щеглов, а потом и Запорожец приехал…

— Ты погоди, не части, — перебил меня Мамочка. — Давай скажи сначала — где, а потом объяснишь — почему.

— В яхт-клубе — вот где! Не случайно там и Щеглов, и Запорожец крутятся. Щеглов там греблей занимается, а Запорожец, насколько я знаю, к спорту имеет только косвенное отношение. Если спортивное шаренье по карманам включат когда-нибудь в программу Олимпийских игр, то тогда он, конечно, спортсмен, а так…

— Да, — согласился Мамочка. — Место вполне подходящее. Там же наверняка, много сараев, где хранятся лодки. Да и служебных помещений полно. Пока у них, наверное, не сезон, так что — вполне может быть. Завтра нужно будет проверить твою версию в первую очередь.

— Вот и я тоже так подумала, — обрадовалась я, что Мамочка не раскритиковал в пух и в прах мою догадку.

— Ну ладно, тогда до завтра, — попрощался со мной Мамочка, и я почувствовала, что, на минуту вынырнув из сна, он опять погружался в него медленно, но верно.

Видимо, состояние Мамочки каким-то невероятным образом передалось и мне, потому что, едва поставив телефон на пол и выключив фонарик, я зарылась лицом в подушку и мгновенно отключилась.

Наташка подняла меня с постели звонком в восемь часов утра — сразу же как только мои родители воткнули вилку телефонного шнура на свое место. Дело в том, что работа у моих мамы и папы чрезвычайно нервная, и потому на ночь, чтобы их не тревожили звонками разного рода, они выключают телефон. Наташка, конечно же, знала об этой нашей семейной традиции, поэтому позвонила как раз тогда, когда мои родители уже собирались на службу.

После разговора мне стало немного обидно за себя. Ну что я за бестолочь — неужели не могла и сама догадаться, что мальчишку прячут именно в яхт-клубе. А где же еще — самое удобное место!

Будучи в несколько раздосадованном состоянии, я чуть не испортила начало дня. На, казалось бы, совершенно невинный вопрос мамы: "А какой у вас первый урок?", я рассеянно ответила: "Не знаю, какая разница?" Лично для меня, конечно, никакой разницы не было, потому что и в этот день в школу нам ходить было некогда.

Не могу сказать, чтобы тотальные прогулы мне нравились, но я покривила бы душой, если бы сказала обратное. Конечно, школа к концу года смертельно надоедает даже отличникам и уж тем более нам, простым смертным. Но, с другой стороны, я чувствовала, что еще чуть-чуть, и наша классная не пожалеет своего времени и придет ко мне домой в субботу, чтобы выяснить — что случилось с девочкой, которая вот уже неделю не посещает занятия. Не слегла ли она от бубонной чумы или, может быть, решила закончить школу экстерном и поступать сразу в Оксфордский университет?

Единственное, что меня поддерживало в этой нелегкой ситуации, так это то, что прогуливали мы не из-за разгильдяйства, а из-за весьма конкретной благородной цели. Но мама, естественно, ни о чем таком думать не могла, потому что находилась в полном неведении того, что со мной происходило днем. Потому-то она удивленно подняла брови и с каким-то коварством в голосе спросила:

— Почему это?

— Что "почему"? — будто проснулась я.

— Почему это — какая разница — какой первый урок?

— Ну, видишь ли, — начала придумывать что-то я на ходу, — все равно сидеть шесть уроков, поэтому какая разница — что там будет первым — матика или какое-нибудь пение, все равно торчать там придется от звонка до звонка.

— Но почему же торчать, почему же торчать, — зачастила мама, — ведь школьные годы — они для того и предназначены, чтобы заложить фундамент твоих знаний.

Эх, знала бы мама, из чего складывается мой фундамент! По крайней мере, в нем за годы учебы накопились такие пробелы, что, реши кто-нибудь поставить здание на таком фундаменте с большими дырками, — вряд ли бы оно простояло больше часа.

Спорить с мамой я не стала, вежливо выслушала ее трехминутную тираду, а потом посмотрела на часы и сказала:

— Ого, уже 8.10!

Мама тут же спохватилась, стоя съела бутерброд, чмокнула меня в щеку и, будто извиняясь, сказала:

— Вот видишь, что получается, когда человек неорганизован — даже поесть некогда.

Последние слова прощания она направила мне из подъезда, куда умчалась вслед за дробным перестукиванием ботинок отца.

Теперь я была свободна и, основательно позавтракав, поскольку мне торопиться сегодня было некуда, принялась перебирать свой гардероб. Нам предстояло лазить черт знает где, и я отказалась от колготок и юбки в пользу джинсов. Памятуя о разговоре на школьном крыльце о том, что стретч уже помер, я выбрала широкие прямые джинсы, натянула кроссовки и дополнила свой гардероб самой чистой и приличной майкой из всех у меня имеющихся.

Встретиться мы договорились теперь не у Ирки на квартире (сама Ирка осталась дежурить на телефоне, ожидая звонка киднепперов), а на автобусной остановке, с которой можно было легко подъехать до яхт-клуба. Когда я подошла к остановке, там уже маячил пунктуальный Мамочка, но Наташки еще не было.

Узнав от Мамочки, что моя дорогая подружка подняла его среди ночи, и, сообразив, что мне она звонила в восемь, я с ужасом подумала — а не прилегла ли она после всех этих звонков подремать минут на пятнадцать и не дрыхнет ли теперь без задних ног, совершенно не подозревая, что два ее товарища уже успели изрядно продрогнуть. Когда из-за угла, рассекая воздух, появилась Янатаха, я поняла, что мои подозрения были далеко не беспочвенны. Глаза у нее припухли, и весь ее вид ярко свидетельствовал о том, что голову свою от подушки она оторвала не больше чем десять минут назад.

— Ну что?! — бодро приветствовала нас Янатаха. — Едем?

— Не на чем ехать, — буркнула я. — Автобус только ушел.

— Ну, я надеюсь, он не один на линии…

— Как знать!

— Но мы ведь, надеюсь, никуда не опоздаем?

— Опять же я скажу — как знать!

Чем ближе день, тем больше там народу!