Джоан Роулинг - Гарри Поттер и проклятое дитя

ГАРРИ: Идите. Оставьте меня. Я не хочу, чтобы вы были здесь, вы не мне нужны. Вы отсутствовали каждый раз, когда ваше присутствие было важно. Я сражался с ним трижды — без вас. И я встречу его снова, если необходимо — в одиночку.

ДАМБЛДОР: Гарри, ты не думал, что я не хотел сражаться с ним от твоего имени? Я мог отстранить тебя, если бы я мог…

ГАРРИ: “Любовь ослепляет нас”? Вы вообще знаете, что это значит? Вы знаете, насколько плох был этот совет? Мой сын… мой сын сражается за нас так же, как я сражался за вас. И я доказал, что настолько плохой отец, каким были вы для меня. Он чувствовал себя нелюбимым, годами взращивал обиды…

ДАМБЛДОР: Если ты про Тисовую аллею, то…

ГАРРИ: Годы! Годы я провел там в одиночестве, не имея понятия, кто я, почему я там, без кого-либо, кто заботился бы обо мне!

ДАМБЛДОР: Я не хотел привязываться к тебе…

ГАРРИ: Защищали себя тогда уж!

ДАМБЛДОР: Нет. Я защищал тебя. Я не хотел, чтобы тебе было больно…

Дамблдор пытается уйти, но не может. Он плачет, но пытается скрыть это.

Но в конце концов мне пришлось встретиться с тобой… Одиннадцать лет, а уже такой храбрый. Такой хороший. Ты без жалоб и нытья прошел в одиночку по тропе, что была тебе предначертана. Ну конечно, я любил тебя… И знал, как все может случиться. Моя любовь может принести непоправимый вред. Я не создан для любви… Я никогда не любил кого-то, не принося ему боль. (Огорченно)

ГАРРИ: Мне бы было не так больно, если бы вы сказали мне все это раньше.

ДАМБЛДОР (всхлипывает уже открыто): Я был слеп. Слеп из-за любви. Я не понимал, что тебе нужно услышать это от слепого, хитрого, опасного старика… любившего тебя.

Пауза. Двое мужчин переполнены эмоциями.

ГАРРИ: Это неправда, я часто жаловался и ныл.

ДАМБЛДОР: Гарри, в этом эмоциональном, запутанном мире никогда не найти идеальных ответов. Идеалов человечеству не достичь даже путем магии. В каждом светлом моменте радости есть капля яда: осознание, что боль придет снова. Страдать для людей, как дышать.

ГАРРИ: Вы это мне однажды говорили.

ДАМБЛДОР: Это все, что я могу сегодня предложить.

Он пытается уйти.

ГАРРИ: Не уходите!

ДАМБЛДОР: Те, кого мы любим, никогда по-настоящему не покидают нас, Гарри. И даже смерть это не изменит. Краски… и память… и любовь.

ГАРРИ: Я тоже любил вас, Дамблдор.

ДАМБЛДОР: Я знаю.

Он уходит, оставив Гарри в одиночестве. Входит Драко.

ДРАКО: Ты знал, что в другой реальности — в той, в которой Скорпиус побывал — я был Главой отдела Магического Правопорядка? Может быть, этот кабинет скоро станет моим. Ты в порядке?

Гарри разбитый своим горем.

ГАРРИ: Заходи — Я дам тебе путевку.

Драко нерешительно входит в комнату. Он с неприязнью оглядывается.

ДРАКО: Дело в том, однако — никогда не представлял, что буду человеком Министерства. Даже когда был ребенком. Мой отец, это все, чего он когда-либо хотел.

ГАРРИ: Чем же ты хотел заниматься?

ДРАКО: Квидич. Но я не был достаточно хорош. В основном я хотел быть счастливым.

Гарри кивает. Драко смотрит на него ещё секунду.

Извини, я не очень хорош в светских беседах, ты не думал, если мы упускаем важную сделку?

ГАРРИ: Конечно. Что — серьезно — сделка?

ДРАКО: Не думал ли ты, что у Теодора Нотта всего один Маховик Времени?

ГАРРИ: Что?

ДРАКО: Маховик Времени, который захватило Министерство — прототип. Сделан из недорогого металла. Да, конечно, он делает свое дело. Но может отправлять в прошлое всего на пять минут — серьезный недостаток. Такую штуку настоящему коллекционеру Темной Магии не продашь.

Гарри понимает, что говорит Драко.

ГАРРИ: Он делал его для тебя?

ДРАКО: Нет, для моего отца. Ему нравилось обладать вещами, которых больше ни у кого нет. Министерские Маховики, спасибо Крокеру, всегда были для него простоваты. Он хотел иметь возможность отправляться в прошлое дальше, чем на часы, он хотел путешествовать на годы назад. Так никогда им и не воспользовался. Хотя, по секрету скажу, думаю, что он предпочел бы мир без Волан-Де-Морта. Но да, Маховик Времени был построен для него.

ГАРРИ: И ты сохранил его?

Драко показывает Маховик.

ДРАКО: Никакого ограничения в пять минут, и сияет как золотой. Все как Малфои любят. Ты улыбаешься.

ГАРРИ: Гермиона Грейнджер. По этой причине она оставила первый, из страха, что где-то должен быть второй. Исходя из этого, ты мог бы быть отправлен в Азкабан.

ДРАКО: Рассмотрим альтернативы. Если бы люди знали, что у меня была возможность перемещаться во времени, это вызывало бы у слухов больше доверия.

Гарри смотрит на Драко, прекрасно его понимая.

ГАРРИ: Скорпиус.

ДРАКО: Мы были способны иметь детей, но Астория болела. Проклятие по крови, это очень серьёзно. Один из предков был проклят. и это отразилось на ней. Знаешь как эти вещи могут возродиться через поколения.

ГАРРИ: Драко, мне жаль.

ДРАКО: Я не хотел рисковать её здоровьем, я говорил, что бы не говорил мой отец, мне не важно, если линия Малфоев умрёт со мной. Но Астория…она не хотела ребёнка для наследия Малфоев, она хотела его для нас. Наш ребёнок, Скорпиус, родился…это был лучший день в наших жизнях, но это серьёзно ослабило здоровье Астории. Мы спрятались ото всех. Я хотел сохранить её силу…но пошли слухи.

ГАРРИ: Не могу даже представить, каково это было.

ДРАКО: Астория всегда знала, что не доживёт до старости. Она хотела, чтобы у меня был кто-то, когда она уйдёт, потому что….быть Драко Малфоем всегда было очень одиноко. Я всегда буду казаться подозрительным. Этого не вычеркнуть из моего прошлого. Но я не понимал, что если я буду так отчаянно защищать сына от слухов, то вызову ещё большие подозрения.

ГАРРИ: Любовь слепа. Мы оба пытались дать нашим сыновьям не то, что нужно им, а то, что нужно нам. Мы были так заняты переписыванием собственного прошлого, что проморгали их настоящее.

ДРАКО: Поэтому он и нужен тебе. Храня его, я едва смог устоять, чтобы не использовать его, даже при том, что продал бы душу, чтобы хоть на минуту увидеть Асторию.

ГАРРИ: Драко, мы не можем. Мы не можем его использовать.

Драко смотрит на Гарри, и впервые, за столько лет ненависти, они смотрят друг на друга, как друзья.

ДРАКО: Мы должны найти их — даже если это займёт столетия, мы должны найти наших сыновей.

ГАРРИ: Мы не имеем ни малейшего понятия о том, в каком они времени и где. Заниматься поисками во времени, когда ты не знаешь, в каком именно времени искать — пустая трата времени. Боюсь, это не под силу сделать ни любви, ни маховику времени. Теперь все зависит от наших детей: спасти их под силу лишь им самим.

АЛЬБУС: Мы расскажем дедушке и бабушке?

СКОРПИУС: Что они не увидят, как их сын растет?

АЛЬБУС: Она сильная. Я знаю, она сильная. Ты же видел ее.

СКОРПИУС: Она выглядела чудесно, Альбус. На твоем месте я бы не стал расстраивать ее такими разговорами. Она должна быть способной умолять Волан-де-Морта, должна быть готовой умереть за сына, а твой этот самый ужасный спойлер на земле все повернет не так.

АЛЬБУС: Дамблдор. Дамблдор еще жив. Мы можем найти его и, как ты со Снейпом…

СКОРПИУС: Можем ли мы рисковать им, зная, что твой папа и так выживет? У него есть дети?

АЛЬБУС: Он же Дамблдор! Он со всем справится!

СКОРПИУС: Альбус, в мире было около сотни книг, написанных о том, что знал Дамблдор, как он узнал или почему он сделал то, что сделал. Но совершенно точно то, что он сделал то, что нужно, и я не собираюсь рисковать и вмешиваться в это. Мы могли бы попросить о помощи, потому что я был в другой Вселенной. Мы в прошлом. Мы не можем исправить врем только для того, чтобы прибавить проблем: если наши приключения и научили нас чему-то, то именно этому. Опасность говорить с кем бы то ни было — загрязнение времени — слишком велика.

АЛЬБУС: Нам нужно поговорить с будущим. Нам нужно отправить послание моему отцу.

СКОРПИУС: Но у нас нет совы, что может путешествовать во времени. И у нас также нет маховика времени.

АЛЬБУС: Мы получим сообщение от папы, он найдет способ вернуться сюда. Даже если ему придется соорудить маховик времени самостоятельно.

СКОРПИУС: Мы отправим воспоминание, как Омут памяти, окружим его, отправим сообщение и будем надеяться, что он доберется до воспоминания в нужное время. Я имею в виду, вряд ли, но… Если встать над ребенком и… постоянно кричать “На помощь! На помощь! На помощь!”… Думаю, это могло бы несколько травмировать ребенка.