Мария Некрасова - Твой друг вампир

И мультиков в окне тоже не было.

Спится в поездах, конечно, хорошо: стук колес, мерное колыхание вагона, хлопанье двери туалета, чтобы жизнь медом не казалась… Хорошо спится, особенно под утро. Только вот непонятно: почему никто не торопится меня будить? Прибываем мы в шесть утра, отец тут же с вокзала едет на работу к семи, у него там какой-то дедлайн, а мы с матерью, неторопливо волоча рюкзаки-чемоданы, едем домой. Я – собираться в школу, она – на работу. Разбудить нас должны, по меньшей мере, за час до прибытия – в пять. Сам я в пять утра обычно не просыпаюсь, значит, уже явно больше. Отчего же никто не торопится меня будить?

Голова была уже вполне ясной, но глаза открываться не хотели. Я заметил, что поезд стоит, а двери хлопают не по-ночному часто. Услышал, как рядом ворчит отец: «Говорил, надо было выезжать хотя бы позавчера! Сейчас бы проснулся дома, не спеша поехал на работу… А теперь опоздаю! Все наперекосяк в этой стране!» Дверь нашего купе тоже хлопала, незнакомые голоса рефреном повторяли: «Вы не знаете, почему стоим?»

В общем, глаза я открыл, уже догадываясь, что сейчас увижу. На часах – половина шестого, не так уж долго я и спал. На родительских полках – неубранное белье, да и сами родители не спешат собираться. За окном – правильно, поляна с панковским гребнем перелеска и никаких признаков платформы. Поезд стоит, и никто не знает, почему. Судя по атмосфере в вагоне – стоит давно.

– Рано вскочил, Андрюха, – заметил мое пробуждение отец. – Спи себе, еще долго.

– Что, давно стоим?

– Полночи! – рявкнул отец. – Даже если сейчас тронемся, прибудем часа через три, не раньше. Надо было выезжать позавчера, я так и знал!.. – Он двинул кулаком по подушке и принялся участливо разглядывать вмятину. Мать, наивная, еще попыталась его успокоить:

– Ну через три, и что с того? Приедешь к десяти, а твой рабочий день, между прочим, начинается в одиннадцать. А я на месте твоих коллег вообще сегодня тебя не ждала бы. У нас, например, если говорят: «Завтра Иванов возвращается из отпуска», – значит, ждать его следует послезавтра, не раньше. Все люди, все понимают, что человеку нужно отдохнуть с дороги, разобрать баулы…

– Люди, может, и понимают, – согласился отец, – а вот клиенты не поймут, если заказ задержится на два часа. Мне же нужно все согласовать, утвердить, перепроверить… Потому и хотел приехать пораньше. А, что тут говорить! – Он еще раз двинул подушку. Получилась новая вмятина. Отцу она показалась не такой интересной, как первая, и он перевернул подушку битой стороной вниз: – Пойду на улице покурю, двери открыты, вроде. – И вышел.

– Почему стоим-то? – спросил я, потому что надо было хоть что-то сказать матери, а не молчать, лежа на полке, как дурак.

– Пропускаем встречный, а он опаздывает. Так что в школу ты придешь уроку к третьему. Отца жалко. Выгодный клиент, если бы я рисковала потерять такого из-за несчастного поезда… – Она махнула рукой, показывая, как ей было бы жалко потерять такого клиента и как ей жалко отца, который рискует его потерять.

Я кивнул. Вот, блин, загадка: на нетерпеливых и непонимающих клиентов жалуются все, кто работает с людьми. Во всяком случае, мои родители только это и делают, и что-то подсказывает мне, что они не одиноки. С людьми работает, наверное, бо?льшая часть занятого населения: продавцы, врачи, учителя, риелторы…

Внимание, вопрос: откуда берутся такие клиенты?! Ведь тот, кто испытал на себе клиентскую капризность, вряд ли станет куролесить, сам оказавшись в роли клиента. По себе же знает, как это неприятно! Загадка. Хотя, может, и наоборот: натерпевшись от своей клиентуры, все спешат отыграться на других…

– Пойду умоюсь. – Спрыгнул с полки, получил порцию мелких иголочек в ступни – ненавижу вставать по утрам, да еще с таким настроением!

Отца жалко. Так жалко, что я даже не сразу вспомнил про Невидимку. Зашел в туалет, сполоснул лицо (бр-р!) и только тогда вспомнил. Невидимка меня, конечно, спас. И, конечно, ему за это спасибо. Но весь день же вчера он дурака валял: то мультики в окне, то дискотека… И ничего мне не сделалось, ничего он за это не потребовал. Думаю, если попросить его помочь отцу, ничего страшного не случится. Пусть от Невидимки будет польза, если ему нетрудно.

Я уставился в зеркало и торжественно произнес: «Хочу, чтобы отец пришел на работу вовремя».

– Андрюха, вылезай! – постучалась мать. – Ты еще успеешь наплескаться, а я на работу опаздываю!

– Угу. – Я с удовольствием щелкнул шпингалетом. Не повернул эту дурацкую запиралку, какие бывают в поездах, а щелкнул шпингалетом. Потому что был дома, в своей московской ванной. В дверь ломилась мать – ей надо было собираться на работу. Значит, отец уже в конторе, он же хотел поехать туда с вокзала. На часах семь утра – отлично!

Мать распахнула дверь:

– Кыш отсюда, дай собраться! И шею вытри, испачкался! – Она показала куда-то мне за ухо и заперлась.

Испачкался так испачкался… А вот и нет. Я провел рукой по шее: на ладони остались следы крови. Невозмутимое зеркало в коридоре показало две аккуратные лунки, какие остаются после укуса гадюки.

Бывают дни, когда хочется в школу. Хочется разъединять неразрезанные страницы новенького учебника, аккуратно чертить поля в тетрадке, не четыре клетки, как было в первом классе, а сколько тебе удобно. Хочешь – справа, хочешь – слева. Я делаю когда где, и размеры – иногда полстраницы, иногда – треть. Мы очень много пишем на полях. Начертишь такие вот мегаполя и думаешь: с какой стороны писать-то? Чтобы не путаться, на полях я делаю пометку: «Луга».

Хочется слушать бормотание учителя, вникать в иероглифы, написанные на доске, перекидываться записками и ждать перемены, чтобы выскочить в коридор, получить подножку, дать подзатыльник и почувствовать себя «здесь и сейчас».

Бывают такие дни, когда всего этого хочется, и можется, и делается с настроением. Честно говоря, таких дня в году всего два: последний учебный день мая и первое сентября. Только эти два дня чувствуешь себя школьником. А в остальное время ты балбес, двоечник (независимо от успеваемости) и просто человек.

Музычка во дворе, толпы первоклашек с табличками, цветы больше самих первоклашек, отдохнувшие учителя с горящими глазами: «Вот в этом году мы посмотрим, кто кого!»

Раздался выстрел, и я сразу нашел свой класс: вот они, между девятым и почему-то третьим, вот Ленчик с сигаретой, вот Санек со своим пугачом, вот девчонки зажимают уши и орут: «Придурок!» Вот Башмак-математик движется в сторону Санька, чтобы пугач отобрать. Вот я и в школе.

– Андрюха, ты такое шоу пропустил! – Ленчик покосился на Башмака, выкинул сигарету и сделал вид, что все это время только и делал, что болтал со мной. – Иванов из одиннадцатого голову побрил! Так ему ботанич… Лидьванна запретила на своих уроках появляться. Так и сказала: «Пока волосы не отрастут, ко мне в кабинет не суйся. А если все же захочешь – приходи, парик дам!» А парик у нее только один, Дрон! Голубой, Мальвинин, с прошлогоднего карнавала остался!

Я хихикнул: вот повезло Иванову!

– Так она, слышь, Андрюх, она его с линейки выгнала, сказала: «Без шляпы вообще в школу не пущу!» Прикинь, Иванов в шляпе!

Иванов в шляпе – зрелище, должно быть, колоритное. Шляпа мне почему-то представилась мушкетерская, с перьями, поверх Мальвининого парика. А сам Иванов – как обычно, в джинсах и майке с черепами.

– И шпагу ему, шпагу, – подхватил Санек. – Чтобы в затылке чесать было удобнее.

– И коня, педального! – веселился Ленчик.

– Плащ-палатку и дурацкие ботфорты, – вставил я и подумал, что если увижу Иванова в таком виде, ну, или хоть просто в Мальвинином парике, то я все ему прощу.

Все-все! Давленый помидор на стуле; кашу в портфеле, манную, кажется; клей-момент в ботинках (он забрался в раздевалку на физ-ре и намазал); штаны, украшающие лампочку в гардеробе (тоже на физ-ре); записи в дневнике, типа: «Пил пиво на уроке с муляжом рыбы»; портфель, заброшенный на крышу школы; подножки и подзатыльники без счета, в качестве бонусов. Все бы простил, правда-правда.

Иванова боятся все, но по каким-то неизвестным науке причинам цепляется он только ко мне. Это загадка, которую я пытаюсь разгадать с третьего класса, с того дня, как Иванов и начал цепляться. Впрочем, нет, больше не пытаюсь. Иванов – это уже данность. Как смена дня и ночи, как школа, как обязательная зимняя ОРВИ, как овсянка на завтрак… Он есть – и все. Неважно, почему и откуда он взялся, главное – вовремя убежать.

Ленчику понравилась моя идея:

– Сапоги и плащ-палатка, чтобы ловить рыбу в дождь.

– Рыбу можно шляпой, – заметил Санек, – войдет больше.

– Нет, лучше накалывать на шпагу, – подхватил я, – чтобы сразу лопать сырой, как с шампура.