Валерий Гусев - Скелеты в тумане

Было очень грустно, не скрою. И думалось о том, что вряд ли мы сможем когда-нибудь еще выбраться сюда. Разве что – наши с Алешкой дети. И, может быть, они найдут в подземелье мои сапоги, подберут на Волчьем острове Акимычев половник, отыщут в маминой пещере Алешкин бомбомет, соберут колышки от нашей палатки…

На Биостанцию мы заходить не стали. Папа сказал, что будем идти без остановок, чтобы успеть добраться до Рудника при хорошей погоде.

Когда мы вышли в открытое море, мама покопалась в своей сумочке, достала из нее несколько монет и раздала их нам.

– Загадывайте желание, – сказала она. – И бросайте монеты в море. Обязательно сбудется.

Мы все загадали про себя, а Алешка, загибая пальцы, добросовестно перечислил вслух:

– Чтобы море всегда светилось! Чтобы звезды в нем не гасли! Чтобы жемчуга в реке цвели! Чтобы рыба не портилась! – и его монетка тоже сверкнула на солнце и врезалась в воду…

Шли долго. Мы с папой даже менялись у румпеля. И мне было очень приятно чувствовать, как туго ходит в воде руль, как отзывается лодка на движение шкота. А ведь всего месяц назад я не сообразил бы даже, за какой конец взять весло.

Лесозавод встретил нас как обычно: запахом древесины, гудками лесовозов и прыжками Акимыча на причале.

Рядом с ним стояла его суровая Лоухи. Но она не прыгала, а придерживала деда сзади за телогрейку, чтобы он не свалился в воду.

Когда мы пришвартовались и поднялись на причал, Акимыч вырвался и бросился к нам, прихватив по пути громадный мешок. Он проволок его всего два шага и традиционно схватился за поясницу.

Лоухи пришла ему на помощь. Одной рукой она его выпрямила за шиворот, другой – подняла мешок и потрясла им.

– Гостинцы, – сказала она. – С собой возьмете.

Мы, конечно, не осмелились возразить. Уши дороже.

В это время из поселка к причалу прошла странная группа людей. Одни были обычные, другие – в наручниках. Впереди шел Голландец все в той же черной бороде, за ним Филя, а последним – наш бравый капитан в своей лихой фуражке. На нем наручников не было. Пожалели его. Или не хватило.

Когда они поравнялись с нами, Голландец оскалился и чуть не зарычал, Филя заморгал, а капитан, увидев Алешку, расплылся в довольной улыбке.

– Привет, Алеха, – сказал он и нахлобучил ему на голову свою фуражку. – Не забывай меня. Как мы с тобой дружились. Главное, Алеха, что?

– Главное, – непримиримо сказал Алешка, – совесть иметь. Предатель!

И он снял с головы фуражку, подбросил ее и, как футболист по мячу, высоко поддал ее сапогом.

Эффект получился значительный. Алешка так сильно взмахнул ногой, что с нее слетел сапог и попал капитану прямо в лоб.

Теперь у него будет и вторая шишка.

– Проходи, проходи, – подтолкнул его в спину конвоир.

Задержанных провели вдоль причала, спустили на палубу большого катера, загнали их в трюм и заперли его на большой висячий замок.

Алешка проскакал на одной ноге и подобрал свой сапог.

Тут подошел дядя Андрей. В пятнистой форме, веселый и красивый. И потащил нас к себе домой.

Мы пообедали у него, отдохнули, сходили в магазин за губной помадой и снова вышли в море, взяли курс на Рудник.

Дядя Андрей вел свой катер рядом с «Искателем». И они с папой и мамой болтали всю дорогу. А мы с Алешкой отдувались за них. Алешка вел катер, а я сидел за рулем лодки.

Вечером мы причалили к берегу на ночевку, в том же месте, где провели свою первую ночь на Белом море. И дядя Андрей очень смеялся над папой, как он не учел полнолуние. А потом они чуть не до утра спорили, кто из них старше по званию…

Дядю Сашу на Руднике мы не застали – он уехал встречать свою семью, которая возвращалась с северного берега южного моря. Мы оставили ему записку, вытащили лодку на берег, укрыли ее парусом и попрощались с ней, как с лучшим и верным другом.

Дядя Андрей куда-то ушел, а потом вернулся и сказал, что катер на Поселок будет только завтра.

– Нечего вам тут задерживаться, – сказал он. – Забирайтесь в мой катер. Доставлю прямо к поезду.

И мы расселись на кожаных сиденьях и помчались в последний, наверное, раз по Белому морю.

Катер был скоростной, он прыгал с волны на волну, разбивал их на мелкие брызги, в которых сверкало солнце.

А мне хотелось, чтобы он шел помедленнее. Как наш славный «Искатель приключений», который стоит сейчас одиноко на берегу и, наверное, вспоминает наши былые походы…

Когда мы сели в поезд и он, стуча колесами, повез нас в Москву, мама сказала:

– Что бы там ни было, а следующий отпуск я проведу…

– В Простоквашине, – закончил за нее Алешка. – Хватит приключений.

Да. Обязательно. Конечно. Прямо сейчас.

Так я ему и поверил…

Мы вернулись в Москву. Убедились, что квартира заперта и утюг выключен.

Разобрали вещи и уложили на антресоли палатку.

И началась другая жизнь. С другими заботами.

Но очень часто я вижу во сне дикие скалы в желто-зеленых бородах водорослей, поваленные ветром деревья с корявыми сучьями, увешанными серым мхом, как старыми тряпками. Мне чудятся крики гусей и уток ранним туманным утром. Мне снятся отливы в полнолуние, когда далеко уходит море, обнажая почти до островов свое песчаное дно, оставляя на нем кляксы фиолетовых медуз, разбросанные морские звезды и мелкие ракушки, которые трещат под ногами, как просыпанные семечки.

Мне видится вечерний костер в лесу, когда он освещает своим колеблющимся пламенем ветви ближайших деревьев, когда трескучие искры взлетают вверх и гаснут в небе среди ясных холодных звезд. Мне чудится запах свежей хвои в палатке, от которого пощипывает глаза.

И когда я просыпаюсь, мне кажется, что мы все-таки еще вернемся туда. К своему любимому звездному Белому морю.

А как же!