Владимир Галкин - Чудные зерна: сибирские сказы

Протерла Анютка глаза кулачком, воскликнула:

— Уж не спится ли мне?!

А медведь засмеялся, пошел ещё раз вокруг ели, и вышел из-за неё богатырь-молодец. У Анютки сердечко и затрепетало, словно птенец на ладони. Никогда такого красавца не видывала: кудри до плеч вьются; в глазах синь небесная. Подкосились у Анютки колени, но подхватил её молодец на руки, зашептал слова ласковые:

— Милая Аннушка, ненаглядная. Давно за тобой наблюдаю, по душе пришлась — будь мне женой, тайге хозяйкой!

Только успел сказать, как выскочили на полянку зайцы, в лапках по большому белому грибу держат, сложили все грибы в Анютину корзину, сели рядышком. А молодец сказал:

— Отнеси, Аннушка, грибы хозяину в последний раз, а сама с братцем к нам приходи, вместе жить станем. Хозяину накажи, чтоб в лес не показывался, не то худо ему будет.

Поклонилась, хотела было корзину взять, да где ж ей такую тяжесть унести? Молодец взглянул на корзину, да так пристально, что она сразу в маленькое лукошко превратилась. Подал Анютке и сказал:

— Неси домой, да не ставь где-нибудь на дороге, не то опять в большую превратится — не донесёшь.

Поклонилась Анютка в пояс, взяла лукошко и пошла в село. А как вернулась, лукошко на крыльцо поставила, так оно в большую корзину на глазах превратилось: с места не сдвинешь.

Выскочили хозяин с хозяйкой на крыльцо, за ними Федька-дурак с жирными сёстрами, еле втащили корзину в избу. Крысан совсем задурил от алчности, орёт на весь двор:

— Запрягай лошадей, Фёдор. В лес поедем, найдём, где она грибы прячет.

Анютка вспомнила наказ молодца, чтоб хозяин в лес не показывался. Хотела сказать, но тот слушать не хочет, кричит:

— Несите короба, да побольше, враз увезти надо, чтоб другим не досталось!

Фёдор лошадь в сани запряг, подвёл к крыльцу. Сел Крысан, Анютке приказал садиться. Но та стоит, ехать не хочет. «Нельзя, — говорит, — и все тут». Схватил тогда Крысан кнут, хлестанул Анютку. Упала она от боли на землю, но слова не вымолвила.

Братец Васятка увидел, что сестрёнку бьют, вцепился ручонками в хозяина, плачет:

— Не бей сестрёнку! Не бей родненькую!

Крысан понял, что Анютка ничего не скажет, схватил Васятку, засверкал глазами, зарычал:

— Не поедешь — ему достанется!

Делать нечего — взяла Васятку на руки, прижала к груди, села в сани. Обрадовался Крысан, махнул Федьке рукой — гони, мол, быстрее. Въехали в лес.

— Показывай, — говорит Крысан, — где грибы брала?

Анютка туда-сюда глядит, а полянки той нет. Увидит ель большую, подъедут — ан нет, место не то. Крутил, крутил Крысан по тайге, разозлился вконец, схватил Анютку за косу — хотел кнутом по спине хлестануть, да Федюха заорал дурным голосом. Оглянулся Крысан, и ноги от страха к земле приросли: стоит перед ним огромный медведь, пасть оскалил, вот-вот лапой ухватит. Закричала тогда Анютка:

— Не надо, медведушка, не надо, батюшка, бог с ним, пусть живет — человек ведь!

Но медведь зарычал грозно:

— Не может он человеком называться, коли душу злую имеет. Нет такому прощения!

Взглянул медведь в глаза Крысановы, да так пристально, что Крысан вдруг уменьшаться в росте стал. Нос удлинился, руки к плечам подобрались, ещё немного и… в крысу превратился. Засверкал злыми глазёнками, зубами защёлкал, побежал в кусты. А хвост длинный, будто кнут, за ним поволочился.

Охнул Федюха, глаза выпучил и погнал лошадь из леса.

А медведь обернулся молодцем, подошел к Анютке, успокоил ласковым голосом и повёл ее с братцем на полянку заветную.

Жил в одном селе охотник Кузьма с женой Устиньей и сыном Свиридкой, а с ними — дедка старый, Егор. Как-то уехал Кузьма с женой в город. Свиридка с дедом остался. А в это время купцы богатые охотиться приехали — шуму в тайге понаделали.

Сидят вечером Егор со Свиридкой в избе. Дед валенки чинит, байки шутейные рассказывает. Внук хохочет, заливается. Вдруг под окном топоток, будто жеребчик прыгает. Выскочил на крыльцо Егор с ружьём, за ним Свиридка, глядят — лосёнок, мордой к ним тычется, ревёт жалостно.

Парнишка стал просить:

— Оставим лосёнка, поди, мамку потерял, а утром выпустим.

Дед глянул на внука, улыбнулся. Так и оставили. Утром Егор в тайгу ушел, а вернулся черней тучи. Свиридка к нему:

— Нашел мамку лосиную?

Промолчал старик, но Свиридка не отстаёт:

— Сказывай, чего молчишь?!

Егор махнул рукой сокрушённо:

— Нет у него теперь мамки — те купцы, что намедни приезжали, сгубили её. Губы, звери, отрезали, а самою в овраг сбросили.

Заплакал Свиридка, побежал во двор, за шею лосёнка обнял: «Бедненький».

Вскоре отец с матерью вернулись, узнали, в чём дело. Теперь уже дед со внуком за лосёнка просят:

— Куда ж ему без мамки? В тайге снег скоро ляжет. Пусть вместе с коровой в стайке живет.

Отец с матерью пожалели, оставили.

Вскоре осень прошла, зима наступила. Лосёнок выше Свиридки подрос, на голове рожки проглянули, поблескивают, будто позолоченные. Соседи и говорят:

— Ишь, золоторогий какой!

Вырос лосёнок, и рога выросли, только темней стали, потом совсем потускнели, но люди всё равно его золоторогим кликали. А Свиридка вместо коня стал запрягать. За вожжи возьмёт, сам на лыжи встанет, помчит его лосёнок по глубокому снегу — обоим забава!

Люди их дружбе дивуются: куда один — туда и другой. Свиридку так и прозвали: «Лосиный пастух».

Но вот зима отбуранила. Свиридка подрос, вытянулся, а дружок его в здоровенного лося вымахал, рожищи огромные накинул.

Весной те купцы, что осенью в тайге безобразили, опять приехали. Увидели — лось парнишку на себе по селу катает, пристали к отцу Свиридкиному:

— Продай,— говорят,— лося, мы его в тайге выпустим и охоту на него устроим…

Кузьма помрачнел, Устинья брови нахмурила. А купцы, знай, уговаривают, деньги большие сулят. Не выдержал тут старый Егор, соскочил с печи, закричал:

— Я вот вам устрою охоту! Уж так устрою!..

Схватил берданку со стены и в потолок выпалил.

Купцов только и видели… А Свиридка на всякий случай лося подальше в тайгу увел, да и выпустил.

…Скоро лето пролетело, за ним осень забагрянилась. А потом и новая зима наступила. Свиридка сам уж на охоту стал ходить, да и забрел однажды в глушь. А дело к вечеру. Сумерки над тайгой сгущаются, сосны да кедры чёрной стеной стоят, сучья корявые за шубейку цепляются, и снег глубокий. Устал шибко, но вот луна взошла, идти легче. Свиридка меж деревьями полянку увидел, лунным светом залитую. Вдруг впереди огоньки зеленые вспыхнули и засуетились. Волки!

Кинулся Свиридка в сторону, да разве от стаи уйдешь? Хитрость нужна.

Глядит, впереди овражек небольшой, за ним сосна кривая — забраться легко. А с неё палить по волкам из берданы.

Покатил Свиридка вниз, да ногой зацепил о коряжину — полетел кубарем, головой о пенёк ударился, в глазах потемнело.

Долго лежал, только почувствовал вдруг дыхание на лице тёплое. Открыл глаза — перед ним лось огромный, губами влажными щеки его трогает.

«Да ведь это лосенок мой, — обрадовался . Свиридка. — Ишь какой вымахал! А где волки?»

Пошевелил он руками, ногами — вроде целы. Привстал и ахнул — рядом три матерых волчища лежат, у одного череп снесен, у других брюха распороты. Но и у лося бока в крови.

Понял Свиридка, кому жизнью обязан, обнял лося за шею. Сохатый привстал на колени, Свиридка на спину ему вскарабкался. И побежал лось по глубокому снегу в село…

Свиридка деду и отцу с матерью рассказал всё, как было, а те уж и не знают, чем сохатому угодить: хлебца ему дают, овсеца в корчаге подсовывают. Так лось опять у них зиму и весну прожил, но летом все чаще в лес поглядывать стал.

Как-то к осени вёз верхом Свиридку по вырубке, навстречу две лосихи из леса вышли, увидели Свиридку и за деревьями скрылись. Лось за ними и кинулся. Насилу Свиридка друга удержал, а вечером деду все рассказал.

Старый Егор прищурился, крякнул в кулак и сказал:

— Вот ведь, Свиря, дело какое: тебе шашнадцатый годок только, а к девчатам вечерком ты давно стрекаешь. Не к дружкам, не отмахивайся; вот и сохатому без подружек скучно. Пустил бы его?

Не стал Свиридка спорить, вывел лося за село, дал краюху напоследок, хлопнул по боку:

— Беги, друг!

Лось головой помотал, затрубил и побежал. Лишь у леса остановился, оглянулся и исчез за деревьями.

А тем летом в наших местах люди россыпи золотые обнаружили. Многие промысел охотничий бросили. Золотишко в речках доброе намывали, И скоро приметили: где лось на водопой ходил, у реки об сосну иль кедр рогами тёрся, — там россыпь богатая.

Люди Кузьме с Егором не раз говаривали:

— Не ваш ли сохатый золото указывает?