Наталия Кузнецова - Дело о неуловимом призраке

— Давно не заходили. Зря они волновались, мне уже гораздо лучше, — сказала Софья Яковлевна и повторила: — Гораздо лучше. А если Виконька приедет, то я прямо-таки скакать от счастья стану.

«Сама себя обманывает», — подумала Лешка, глядя на трясущиеся руки и бледное, бескровное лицо старой женщины.

— Может, вам лечь в больницу, пока она не приехала? — заметив состояние старухи, предложила Эля.

— Что ты! — Софья Яковлевна с трудом замахала руками. — Я никак не могу бросить свою Кису. И вообще как можно оставить дом, когда сюда постоянно кто-то приходит? И днем, и ночью. Вот, опять кто-то крадется. Слышите? — И она указала на вторую комнату.

Ромка прислушался. И впрямь там что-то шуршало. Он вскочил и побежал туда. Однако в комнате с довольно убогой обстановкой и старым телевизором «Рубин» на черной подставке никого не было видно. Бросались в глаза большие узлы и картонные коробки, словно хозяйка квартиры замыслила переезд. Он выглянул в окно. Какой-то дряхлый дед вез по асфальту старую тележку с чем-то набитым мешком, и она громко шуршала и противно дребезжала. Вот и объяснение непонятных звуков.

— Это на улице шум, — сказал он, вернувшись в первую комнату.

А Лешка огляделась вокруг и заметила, что со шкафа свесила вниз круглую шерстяную голову с маленькими торчащими вверх ушками большая черная кошка. Она с интересом рассматривала их огромными желтыми глазами. Затем, спрыгнув со шкафа, кошка презрительно оглядела непрошеных гостей и, задрав хвост, вскочила на кровать и с важностью разлеглась на подушке. Очевидно, это ее законное место, так как Софья Яковлевна ласково погладила кошку по спине. А затем протянула руку к тумбочке. На ней стояли многочисленные пузырьки. На блюдечке лежали белые таблетки и два кусочка рафинада.

— Накапай мне на сахар, — попросила она гостью. — Двадцать капель.

Эля взяла в руки пузырек, сосчитала до двадцати и протянула старушке ставший желтым и резко запахший лекарством кусочек сахару. Старушка положила сахар под язык.

— Может быть, вам чай приготовить? Эля вышла в кухню и подошла к холодильнику. Ромка видел такой впервые: приземистый, с округлыми краями, с выпирающей из-за дверцы зеленой резиной. По верху дверцы шла блестящая, золотого цвета, окантовка. К ней прикреплена пластмассовая табличка со старомодными надписями: «ЗИЛ» и «МОСКВА». Причем слово «ЗИЛ» написано серебряными буквами на красном фоне, а «МОСКВА» — на белом. И вокруг этих надписей еще серебряная окантовка. А открывался холодильник с помощью большой железной ручки, которую сначала надо отвести вниз, а потом на себя. Такая ручка у Ромки дома на двери ванной комнаты.

— Когда я была маленькая, такой холодильник имел мой дядя, работник высшей партийной школы. Ужасно модный и невероятно дорогой, самого высшего качества, — отметила Эля. — И, смотрите, до сих пор служит.

— А у нас в почти новом морозилка не морозит, — вдруг вспомнила Лешка.

— Ну, этот-то на совесть сделан.

К сожалению, в сделанном на совесть больше сорока лет назад дефицитном хранилище холода, кроме небольшого кусочка засохшего сыра, абсолютно ничего не обнаружили. Увидев, что Эля открыла холодильник, кошка вскочила с подушки, подошла к женщине и требовательно сказала:

— Мяу.

— Она рыбу просит. Посмотри в морозилке, — услышала из комнаты старуха кошкину просьбу.

В маленькой, заросшей льдом морозильной камере лежали две малюсенькие замороженные кильки. Эля достала их оттуда и показала Софье Яковлевне:

— Это?

— Вот ее мисочка, — ответила хозяйка.

Лешка давно заметила немытую корчажку за ширмой рядом с кроватью старушки и все пыталась сообразить, для чего она предназначена. Для ночного горшка вроде корчажка маловата. А сейчас до нее дошло — это же кошкина посуда. Должно быть, в горшке раньше рос цветок, а возможно даже, в нем что-нибудь запекали в духовке. К его краям присохли остатки каши.

— Вот деньги, — обращаясь к брату с сестрой, сказала Эля. — Сбегайте в магазин, купите сыру, колбасы, творогу. Вы что едите на обед? — спросила она хозяйку. Старая женщина беспомощно оглянулась на свою кошку, словно та знала это лучше нее.

— Когда что. Суп, кашу…

— Понятно. Курицу принесите, — добавила Эля. — Хлеб… Оленька, ты, я надеюсь, и сама сообразишь, что нужно купить.

— Постараюсь, — кивнула Лешка.

— Я с тобой, — выскочил за дверь Ромка.

— Для кошки еду не забудьте, — крикнула им вслед Эля.

— Слушай, как ты думаешь, почему у нее так бедно в доме, раз она наследница Якова Брюса, а родственники ее в Америке живут? Ну ладно, пускай от этого старинного Брюса у нее ничего не осталось, сколько веков с тех пор прошло, но американцы-то должны о ней заботиться? Они ей что, помочь не могут? Зачем тогда звонят и Элю подсылают? — озадаченно выпалил Ромка, когда они вышли на улицу.

Лешка недоуменно пожала плечами.

— Я и сама не пойму. Потом у Эли спросим.

— И почему она все время прислушивается и говорит, что у нее кто-то по квартире ходит?

— Глюки, наверное. Эля же сказала, что у нее, должно быть, уже старческий склероз наступил.

Возвращаясь обратно с покупками, на лестничной площадке у самой двери брат с сестрой столкнулись с женщиной, поспешно выскочившей из соседней квартиры.

— Вы кто? — строго спросила она.

— Мы — знакомые, вернее, друзья подруги племянницы Софьи Яковлевны, — чуть не запутался Ромка, почему-то оробев от строгого взгляда соседки. Но лицо ее мигом подобрело.

— Вот, значит, как. Хорошо, что приехали, а то она, бедненькая, за последнее время совсем сдала. И мне ей помогать некогда, я с утра до ночи на работе, это сегодня у меня день свободный выдался. А с месяц назад я к ней даже «Скорую» вызывала. Врачи приехали, укол сделали. Потом участковый терапевт пришел, лекарств ей понавыписывал. Но она их почти не принимает. А во время своего отпуска я за ней ухаживала. Правда, родственники ее потом меня хорошо отблагодарили, посылку большую прислали: Юрке моему одежду и обувь, и мне кое-что. Они мне из своей Америки часто звонят, когда до нее самой дозвониться не могут. Хотя я бы и так за ней присматривала, потому как очень хорошо к ней отношусь и знаю, что когда нужно сделать: я медсестрой работаю. К сожалению, позавчера у нее снова приступ случился. И, мне кажется, она соображать хуже стала.

— Мы заметили. А как вас зовут? — на всякий случай спросил Ромка.

— Анна Степановна.

— А у вас и ключи от ее квартиры есть?

— Конечно, есть. Она не всегда сама дверь открыть может. А если совсем сляжет, что ж тогда, ломать ее?

— А еще ей мерещится, что у нее кто-то по квартире ходит. Она вам об этом говорила?

— Я ж вот и думаю, что у нее после болезни с головой не все в порядке. Ей бы лечение хорошее, сиделку настоящую или в больнице какой подлечиться А у нее одна пенсия маленькая, денег на это нет. Да и не хочет она ничего.

— А что, у нее здесь больше никого нет?

— Была одна подруга, да умерла. И есть еще старинный друг, Павел Демидович, он ее частенько раньше навещал, а теперь куда-то пропал. — Анна Степановна помолчала, что-то припоминая. — Точно, он к ней в тот день приходил, когда она завещание составляла, а больше я его не видела. Я это хорошо потому запомнила, что сама по ее просьбе к ней нотариуса на дом вызывала.

— А чего она завещала? И кому? — скрывая вдруг возникший у него интерес, словно из вежливости, спросил Ромка.

— Квартиру, обстановку свою, наверное, антиквариат какой-то. А завещала все Виктории, племяннице своей внучатой из Америки. Хотя у Вики там, я думаю, и так все есть. С другой стороны, квартира ее должна же кому-то достаться. А завещание свое она Павлу Демидовичу на сохранение отдала.

Пока Эля варила на кухне куриный бульон, Лешка с Ромкой изложили ей разговор с соседкой.

— Она нам еще про какого-то Павла Демидовича говорила.

Эля кивнула.

— Хорошо» что вы мне о нем напомнили. Мне ему позвонить надо. Лидочка с Викой его хорошо знают: это старинный друг Софьи Яковлевны. Они в той самой коммуналке на Арбате соседями были, росли вместе, потом он в военное училище поступил и до генеральского чина дослужился. Теперь уже давно в отставке, живет с внуками, а дочь его с мужем в Магадане живут, все никак не уедут оттуда. У Лиды на Павла Демидовича и была вся надежда, что он за ее теткой присмотрит, да только оказалось, что старик сам в больницу слег. Не просить же внуков со старухой сидеть, у них и своих забот хватает, оба учатся. Словом, сегодня вечером я позвоню в Лос-Анджелес, и мы с Лидой обсудим, что дальше делать. Соседка права, старушке надо либо сиделку искать, либо в больницу ее определять. Сейчас можно куда угодно человека устроить, в хорошую одноместную палату положить, были бы деньги. А о рыбе-то вы забыли? — спросила она, заметив внимательные желтые глаза незаметно появившейся в кухне черной кошки, с независимым видом запрыгнувшей на окно. И тут только Лешка увидела, что шерсть у нее вовсе не черная, а темно-коричневая, блестящая, словно переливающаяся. Кошка грациозно разлеглась на подоконнике и лениво сощурилась.