Сергей Иванов - Близнецы и "звезда" в подземелье

— Где же все-таки милиция?!

К этому времени директор понял, что сердобольная Надя так «держать оборону» ни за что не сумеет, Ленька — тоже. Значит, оставалась одна эта бойкая кукла, которая... Которая тоже догадалась, что он догадался. И быстро протараторила:

— У него... дело в том, Сергей Евдокимович, что у него оружие было!

Висюлькин окинул ее тяжелым взглядом:

— Ты больше так не шути!

Она сделала невинное и чуть ли не плачущее лицо... личико:

— Да вот чтоб мне... у него правда оружие было! — она всхлипнула вполне натурально. — Я же для вас все сделала! Мне выступать до ужаса хочется... Сергей Евдокимови-и-ич!

Похоже, он поверил ее воплям. Вернее всего, потому, что не она первая была такая «рвущаяся в эстрадную жизнь».

Произнес уже другим голосом — значительно смягчившись и успокоившись:

Хитрая — это неплохо. В жизни пригодится... Теперь скажи, тебя кто этому научил?

Никто. Сама... Честное слово!

Тут она не врала ни капельки и могла на полную мощность включить правдивые ноты в голосе.

— Молодец! Действительно — хитрая! — Висюлькин усмехнулся.

На том дознание и кончилось... А может, только еще начиналось?

Говорит: будешь ходить только со мной!

Но я так не хочу, понимаешь, Оля?

Мне так вообще жить не интересно! Они наконец-то остались одни, шли с Надей по тенистой стороне тихой какой-то улочки, каких в Ростове немало. Ели мороженое, чихав на возможность испортить фигуры или простудить отданные ненаглядной эстраде голоса.

Ольга подождала, пока Надя погрузит в мороженое язык, и спросила:

Так, а ты ему пробовала хоть что-то объяснить?

Он не понимает! — воскликнула Надя. — Он как совершенно тупой себя ведет. Ему главное свое доказать! Преследует меня по пятам. А я от него прячусь.

Как... прячешься?'

А пойдем, покажу!

В растерянности и сомнении Ольга не знала, как ей поступить. Однако Надя решительно взяла ее за локоть:

— Да здесь недалеко, — потом посмотрела наОльгу прищуренными хитрыми глазами: — Вот увидишь, интересно будет!

Несколько остановок они проехали на автобусе — до, наверное, центральной площади, которая вся была забита продающим и покупающим народом, всевозможным транспортом, залита солнцем, которое сверкало прямо в глаза, отсвечивая еще то с боков помидор, то с поддельных колец цыганок, то от шикарных джипов с затемненными стеклами.

А надо всем этим тяжело высился, медленно плавясь золотыми куполами, огромный собор, вроде бы самый главный в Ростове-на-Дону.

Они миновали площадь, немного прошли по неказистой, забитой трамвайными путями улице, свернули во двор. Тут Надя приложила палец к губам, хотя они и так уже не разговаривали несколько минут просто потому, что в толкучке и гомоне не так-то легко разговаривать.

Надя подвела ее к глухой задней стене высокого кирпичного дома, от которой на земле лежала тяжелая влажная тень, и было даже как-то прохладно, несмотря на могучую ростовскую жару. Наверное, зябко Ольге стало от волнения и ожидания чего-то... чего-то необычного.

Надя подтолкнула ногой к стене пластмассовый старый ящик, в каком прежде, наверное, хранили пустые бутылки, встала на него:

— Только не бойся... Ты высоты не боишься?

Таких нет людей, которые не боялись бы высоты. На этом, кстати, построены многие цирковые номера: артисты летают под куполом, а публика дрожит от ужаса, что они сейчас оттуда свалятся!

Страшно при этом и артистам...

Но это чувство можно в себе «перевоспитать», сделать так, чтобы оно не мешало тебе работать. Таково обязательное условие для тех, кто занят в номерах воздушной акробатики. Ольга немного пробовала этим заниматься — ее бабушка натаскивала, потому что цирковой актер, в принципе, должен все попробовать. И Ольге, стало быть, пришлось повоевать с тем довольно-таки трудным чувством. Хотя, конечно, она была привязана лонжей, и ее сам дед Олава страховал!

Но это ничего не значит!

Ты можешь хоть сто раз быть уверена, что ничего не случится, а наверху все равно страшно... буквально до слез. Тут уж ничего не поделать. Так устроена наша душа.

А в то же время и привыкание некоторое происходит. И теперь, когда Надя довольно-таки неожиданно взялась за железную палку-«ступеньку» пожарной лестницы и полезла вверх, Ольга без всяких колебаний полезла за ней. Хотя домик, надо заметить, был немаленький — четыре этажа. Причем не современных, а старинных, высоких.

С лестницы довольно удобно можно было перейти на крышу, а это очень важно! Кто хоть раз лазил по пожарным лестницам, знает: переход на крышу — один из самых опасных и страшных моментов.

Они пошли по гремящей железной крыше, и здесь солнце было особенно жгучим, а небо с редкими облаками особенно высоким.

Вровень с их ногами шелестели верхушки пирамидальных тополей. Здорово было идти по этой плоской, совершенно не опасной крыше, отдыхать от пережитого... пусть не страха, но уж волнения — точно.

— Ты отлично по лестнице лезла! — сказала Надя одобрительно. — Честно, не ожидала!

Ольга хотела сказать, кстати, то же самое. Но не успела, потому что новая подружка потянула ее за руку — в слуховое окно. Дальше они прошли по чердаку, покрытому вековой пылью. Но у Нади был свой маршрут, на котором пыль была обтерта — уж не Надиными ли платьями и кофточками? У двери они остановились, Надя прислушалась, посмотрела в замочную скважину. Убедилась, что никто за ними не подсматривает и не подслушивает. Тогда она быстро отперла дверь ключом, висевшим у нее на общей связке. Они вышли, и Надя так же быстро ее закрыла.

— Вот и все!

Они спустились на два этажа уже по обычной, каменной, приятно-прохладной лестнице. Надя открыла простую небронированную деревянную дверь с довольно-таки потрепанной обивкой. Они оказались в квартире... Дальше не стоит подробно рассказывать, о чем они разговаривали. Это можно назвать одним словом — знакомились, продолжали знакомиться. Но главное в другом. Надя тихо подвела ее к окну с задернутой шторой. В ней была специально проделана дырка для наблюдения.

— Видишь? — спросила Надя.

Она осталась на середине комнаты, а Ольга приникла любопытным глазом к дырке:

Чего?

Ну, посмотри же! Дерево такое двулапое и под ним лавочка...

Ольга не поняла, почему Надя назвала огромный раскидистый тополь двулапым, но увидела лавочку и на ней... того мальчишку, «избитого драчуна».

Наверное, Надя заметила, как напряглась Ольгина спина, поэтому и спросила с явным удовлетворением в голосе:

— Ну что, сидит?

Именно в этот момент мальчишка встал и посмотрел на арку дома, из которой вышла какая-то девочка с мамой. Потом посмотрел на окна Нади-ной квартиры. Можно сказать, посмотрел прямо Ольге в глаза, совершенно не догадываясь, что на него тоже смотрят.

И в том была какая-то... ну, пусть не жестокость, а все же нечто подобное!

Как же ты?.. — начала Ольга и не договорила.

Надя поняла ее по-своему, улыбнулась:

Он сюда звонит, а здесь никто не поднимает трубку. Он ждет, а когда приходит мама, то отвечает ему, что я у бабушки. Он туда звонит. А бабушка говорит, что я не могу подойти к телефону... Но так, с намеком: в смысле, что не хочу. Тогда он бежит к бабушкиному дому... Она здесь недалеко живет. Сидит там, снова звонит, а ему говорят, что я уже ушла — к подруге куда-то. Ну и так далее и тому подобное. В общем, «след затерялся в дебрях Амазонки!» — эти последние слова она пропела. Стало быть, имелась у ростовских ребят такая песенка.

— А если он идет за тобой — от школы, например?

Надя в ответ лишь беспечно махнула рукой.

А ты не боишься его?..

Не знаю даже... Чего бояться-то? Он же лично мне плохого не делает, — потом помолчала какое-то время. — Хотя он все-таки очень дикий, верно? — и добавила, словно что-то собираясь пояснить: — Его знаешь как, его Геннадием зовут!

Уходить из Надиной квартиры Ольга опять вынуждена была «подпольным путем», то есть через чердак, через пожарную лестницу. В какой-то момент захотелось заглянуть во двор, посмотреть на этого странного мальчишку. Но, конечно, она не решилась. Не испугалась, само собой, а просто не хотелось, чтобы он ее заметил — тогда пропала бы вся Надина конспирация.

По дороге домой, в свой странный каменный самолет, Ольга, конечно, ни о чем другом не думала — только об этой истории с Надей. Что все это значит — странно ведь!

В таких случаях хочется с кем-нибудь посоветоваться. Рассказать. И вот теперь вопрос — кому?

Родителям?

Так повелось у них в семье, что родителями они с О лежкой называют и дедушку с бабушкой, и папу с мамой.

Дед у них могучий, до ужаса спокойный, умный, все знает, свое мнение высказывает редко, только в крайних случаях, когда нельзя без этого обойтись. Олава Джонович, чернокожий, почти двухметровый человек с курчавыми белыми волосами. Однажды отрастил их, свои курчавые, — и вообще получился полный потряс. Но дед Олава проходил длинноволосым где-то полгода, а потом постригся на свой обычный манер.