Екатерина Вильмонт - Сыскное бюро «Квартет»

— Придется посвятить в это дело кого-нибудь еще, только не говорить, конечно, что мы в чужую квартиру лазали.

— Нет, нельзя, пойми, что же мы скажем, откуда нам про это все известно?

— Скажем, что случайно слышали разговор.

— И любой дурак нас спросит, почему мы в милицию не заявили.

— Знаешь что, Матильда, давай спать, утро вечера мудренее.

— Тоже верно.

Утром мы проснулись от пронзительных воплей.

— Тата! Тата! — вопила Ненорма. — У меня в квартире кто-то был.

— О Господи, — вздохнула мама, которая торопливо пила на кухне кофе — ей пора было идти в театр. — Что там еще у тебя?

— Вообрази, на кухне две разбитые вдребезги кружки!

— Что-нибудь пропало?

— Кажется, нет, самое ценное я проверила — все на месте.

— Ну так Бог с ними, с кружками! Чай, не севрский фарфор.

— Да, но кто их мог разбить?

— Может, дух решил промочить горло, а тут прокричал петух, вот он и выронил кружку…

— Да ну тебя, Тата, вечно ты с шуточками…

— А у тебя вечно какие-нибудь таинственные происшествия. Да ты, небось, сама плохо поставила их на сушилку, а где-нибудь что-нибудь тряхнуло, вот они и свалились.

— С водой?

— Почему с водой?

— Потому что осколки лежат в луже.

— Ну, тогда я не знаю, извини, мне пора в театр. Кстати, может, подбросишь меня?

— Ох, прости, Таточка, я сейчас никак не могу.

Ну и поганка же эта Нёнорма! А мы еще собираемся охранять ее квартиру. И тут меня осенило.

— Мотька, давай подкинем Альбине письмо, как в собаке Баскервилей, вырезанное из газет: так, мол, и так, вашу квартиру собираются ограбить, поменяйте замки. И все. Пусть сама чешется, а то как ей надо, так мама все бросай, а как подвезти маму в театр на машине, так она, видите ли, занята! Не желаю я тратить время на такую дуру.Тут к нам заглянула тетя Липа.

— Проснулись, сони? Подымайтесь и идите завтракать.

— Спасибо, тетя Липа, только мне бежать надо, — сказала Мотька.

— Да съешь что-нибудь и беги себе.

— Нет, спасибо, я уже опаздываю, — сказала Мотька, влезая в куртку, и шепнула мне: — Я нынче сама с газетами справлюсь, а ты ищи пока подходящие слова. А ничего мы с кружками лажанулись, а?

И Мотька умчалась. Наскоро перекусив, я взялась за газеты. Надо сказать, что управилась я в какие-нибудь полчаса. Все газеты были полны криминальной хроники и полезных советов, как защитить свою квартиру. В результате получилось такое послание: «Вашу квартиру намереваются ограбить. Срочно поменяйте замки». Надев перчатки, я взяла лист бумаги из дедушкиного стола, вырезала слова из газет и аккуратно наклеила на бумагу. Затем в перчатках же я сложила листок и сунула в карман куртки.

— Тетя Липа, я пошла гулять, — крикнула я и бросилась бегом вниз, к почтовым ящикам. Там никого не было. Рукой в перчатке я собралась уже опустить листок в Альбинин ящик, но решила сперва показать его Мотьке.

Навстречу мне попались две девчонки из нашего класса, Ляля и Верочка. Верочка — первая красавица в классе, несусветная воображала.

— Слушай, Монахова, — сказала она нараспев, — это правда, что в вашем доме какие-то привидения завелись?

— Сущая правда.

— И, говорят, ты их сама видела?

— Видеть не видела, но зато слышала.

— Ну и как?

— Что?

— Страшно?

— Ни капельки.

— Да ладно!

— Ей-Богу. Ну, девчонки, я побежала. Кстати, вы Матильду не видели?

— Она на почте, у мамаши.

Я сломя голову помчалась на почту.

Мотька и вправду была там.

— Девочки, — сказала тетя Саша, Мотькина мама, — сходите сперва в магазин, а потом уж гуляйте на здоровье! Как мама, Асенька?

— Спасибо, хорошо!

Мы отправились в ближайший овощной. По дороге я показала Мотьке письмо. Она его в целом одобрила, только сказала, что зря я взяла бумагу у дедушки.

— Почему?

— Если она заявит в милицию, они начнут искать и смогут по бумаге определить отправителя.

— Да ладно, а то милиции больше делать нечего, станет она такой ерундой заниматься. Скажут — вас, мадам, просто кто-то решил разыграть.

— Твоя правда. Ладно, давай на обратном пути зайдем на почту, положим письмо в конверт и проштемпелюем.

— Это еще зачем?

— Чтоб не подумали, что это кто-то из дома.

— Но все равно же это наше почтовое отделение.

— Ну и что? А сколько народу оно обслуживает?

— Ох, Мотька, ну и голова у тебя!

— А бросим письмо мы сами — во-первых, так скорее. Ай, Аська, а как же адрес? Печатными буквами, да?

— Да, адрес в газете не сыщешь.

— Тогда вообще ерунда получается. Она сразу поймет, что это детские шалости. Прочитал какой-то недоумок «Собаку Баскервилей» и решил позабавиться. На конверте печатные буквы, а в конверте бумажка с наклейками из газеты — чушь какая-то.

— Правда, глупо! Что же делать?

— Вырезать буквы из газет и так написать адрес.

Купив все, что было велено, мы отнесли это к Мотьке, нарезали кучу букв из газет, наклеили на конверт и решили, прежде чем идти на почту, чтобы поставить штемпель, взглянуть на Альбинину квартиру, не грабят ли ее. И что же мы увидели? С дверью возился наш домовый слесарь дядя Веня. Альбина стояла у него над душой.

— Здрасьте, Альбина Федоровна! — сказали мы хором.

— Вот, девочки, меняю замки, а то, похоже, кто-то сегодня ночью был у меня в квартире!

— Как! — ахнули мы, и я почувствовала, что заливаюсь краской, а Мотька нагнулась, словно уронила варежку.

Слава Богу, все опять сделалось без нас, само собой!

Когда приезжает дедушка, в нашем тихом доме начинается веселая кутерьма — с утра до ночи звонит телефон, все время кто-то приходит, шум, гам, смех, пение, музыка. Тетя Липа с упоением непрерывно что-то печет, жарит и парит — за стол садится куча народу; и в центре всего — дедушка, высокий, красивый, веселый. И лишь когда к дедушке приходит его аккомпаниатор Александр Ефимович, в квартире воцаряется благоговейная тишина — дедушка занимается. Присутствовать при этих занятиях позволено только мне — я сижу в уголке и слушаю, как дедушка сначала распевается, а потом начинает или учить новую партию, или повторять старые. Но больше всего я люблю, когда он готовится к концерту — тогда он поет всю программу подряд, а Александр Ефимович делает ему замечания. Бывает, они ругаются, но все равно дедушка слушается Александра Ефимовича, хотя он намного моложе дедушки. «Музыкант Божьей милости» — говорит про него дед.

Но, несмотря на суету, у дедушки всегда находится время, чтобы побыть со мною. Мы с ним большие друзья. Я могу все ему рассказать, и он тоже мне все рассказывает. Какие удивительные истории иной раз можно от него услышать. Вот, например, когда он был еще молодой, он пел Гудала в опере Рубинштейна «Демон». Дело было, кажется, в Свердловске. И когда Тамара на высокой ноте побежала через сцену, у нее, как говорит дед, нижняя челюсть соскочила с салазок — рот певица открыла, а закрыть не может. Тогда дедушка обнял ее — Он ведь по сюжету доводился ей отцом — и одним ударом вправил челюсть. Спектакль окончился благополучно. Вот какой молодец мой дедушка. А еще дедушка страстный рыбак. Ему надо не просто сидеть с удочкой, а выходить с рыбаками в море или закидывать бредень на реке; словом, его хлебом не корми — дай порыбачить. И вот как-то приехал он в Таллин петь Бориса Годунова, и кто-то предложил ему выйти в море — а дело было поздней осенью. Лодка возьми да и опрокинься. Все попадали в ледяную воду, и дедушка тоже. И все-таки он прекраснейшим образом на следующий день пел спектакль.

— Настоящего рыбака вода любит! — говорит дедушка. — Все простудились, а у меня хоть бы соплинка!

Дедушкины рыбачьи рассказы слушать одно удовольствие. Мама, правда, утверждает, что он любит немножко приврать, но я ему верю — вон сколько у него фотографий с выловленными им рыбами — там есть щука, которую дед и еще какой-то человек держат на продетой через жабры палке на плечах — хвост щуки достает до земли. А дедушка у меня очень высокий. Эту щуку они поймали на блесну в озере Удомля. А на другой фотографии дедушка с огромным — четыре метра — марлином, которого он выловил где-то в тропиках.

А еще в дедушку все женщины влюбляются. Вот и наша тетя Липа когда-то была в него влюблена. Она была настоящая «сыриха» — так называются безумные поклонницы оперных певцов. Говорят, слово это происходит от того, что местом сбора чьих-то поклонниц был магазин «Сыр» на улице Горького, а по другой версии — их так называли потому, что они готовы были в любой момент сбегать для своего кумира за сыром. И вот, когда я родилась, мама совсем с ног сбивалась, папа уехал в очередную экспедицию, дедушка с бабушкой уезжали на гастроли (моя бабушка была дедушкиным аккомпаниатором), вдруг появилась тетя Липа и сказала, что умеет ухаживать за маленькими детьми и с удовольствием поможет маме. С тех пор она живет у нас в доме как родной человек. И все мы в ней души не чаем. Когда мне было пять лет, бабушка умерла и дедушка остался один. Но женщины до сих пор не дают ему проходу. Пишут письма, посылают цветы, звонят, осаждают после спектаклей и концертов. Смех да и только! И вот завтра дедушка приезжает. С утра мама и тетя Липа обсуждали, что приготовить на обед, что на ужин, потом мы с мамой съездили на рынок, потом что-то скребли, мыли, убирали. Встречать дедушку я поеду одна, без мамы, у нее репетиция и вечером спектакль, а повезет меня Сережа — это друг моего папы, у него машина, и он завтра свободен. Это здорово, я первый раз поеду одна в аэропорт. Сережа не в счет, он тихий.