Радио «Морок» - Татьяна Мастрюкова

Папа притормозил у этого так называемого поворота и даже заглушил двигатель. Потому что от основной дороги с более-менее нормальным покрытием, которую прокладывали пусть и очень давно, но с применением техники, уходила в сторону колдобистая тропинка среди высокого, почти в человеческий рост, сухостоя. Колеи было две, в одной из них стояла вода.

Навигатор без тени сомнений указывал именно этот путь. Типа сельская дорога.

— Бред какой-то. Какая же это дорога? — недоверчиво протянула мама.

Папа немедленно завел двигатель, опять ради дурацкого желания поспорить с мамой и доказать, что она, как всегда, не права.

— Если местные проехали на своем корыте, то я тем более проеду!

Сказал как отрезал. Возможно, он ждал, что кто- нибудь из нас станет спорить, но все промолчали. И мы на черепашьей скорости свернули на странную тропу.

Сначала было даже весело: по обеим сторонам от машины высокой стеной стояли неизвестные мне сухие растения, сквозь них практически невозможно было что-либо разглядеть. Впереди тянулась та же колея, которую навигатор продолжал выдавать за дорогу.

Новый поворот, и папа остановился на перекрестке. Дорога, которую нам услужливо предлагал навигатор, уходила прямо в деревья, растущие настолько часто, что проехать между ними можно было разве только на велосипеде, если бы кому-то пришло в голову тащиться сюда с велосипедом. Налево сворачивала едва видная и явно редко используемая тропинка, ничем не отличающаяся от той, по которой мы сюда забрели. Кстати, можно ли описывать словом «забрели» поездку на автомобиле?

Папа решительно вышел из машины и, раздвигая заросли прошлогодней травы, попытался пройти вперед, но довольно быстро вернулся, показывая жестами, что пути там нет:

— Дальше болото. Даже квадрик не проедет. — Потом прошелся немного по тропинке, которую навигатор вообще не удосужился обозначить, посмотрел вперед и вернулся за руль с уже принятым решением: — Если местные и проехали, то здесь. Либо возвращаемся обратно, либо сворачиваем.

— А мы сможем здесь развернуться? — недоверчиво уточнила мама.

Папа молча пристегнулся и свернул налево. Буквально через минуту мы обнаружили перед собой полускрытую стеной травы асфальтированную дорогу, с которой свернули, поддавшись на предложение навигатора и собственные домыслы. Папа хмыкнул, мама успела насмешливо сказать: «Закольцевалось!», как вдруг нашу машину тряхануло, и мы застряли.

Совсем рядом с нормальной дорогой. С нормальной, абсолютно пустынной дорогой. Пока папа пытался вытолкнуть машину, а мама ему по мере сил помогала, мы с Лесей бесцельно шатались вокруг. Попытались предложить свою помощь в толкании, но папа отогнал нас, чтобы не путались под ногами. Тогда мы немного покидались друг в друга прошлогодним репейником, а потом значительно больше времени потратили, отдирая колючки от одежды.

Нашли среди сухой травы и новых лопухов кустик расцветших фиалок. Я с трудом подавила желание нарвать букетик, ведь Леся начала бы бухтеть: «Портишь экологию! Убиваешь природу!» Она даже венок из одуванчиков не разрешила мне сплести, хотя уж этих-то было навалом, и вообще они не в Красной книге и к тому же сорняки. Но Лесю не убедишь.

Поэтому я старалась при сестре ничего не рвать, чтобы не слушать многочасовые рассуждения о хищническом отношении к окружающей среде, которые постепенно обрастали совершенно апокалиптическими подробностями.

Вдобавок Леся всегда ухитрялась выудить из недр памяти какие-то фантастические сведения про ядовитость пыльцы одуванчиков (невозможно отстирать и оттереть от кожи), про опасность попадания сока куриной слепоты в глаза (выест, как кислота) и прочие достойные факты. При этом она не моргнув глазом ссылалась на маму и учителей. Напрасно мама все отрицала и напоминала, что, к примеру, из одуванчиков делают варенье и салат. Лесю было не унять.

Прошло уже, наверное, минут десять, и мы совсем не ожидали, что кто-то еще воспользуется этой дорогой. Даже наоборот.

Теперь родители пытались оправдать собственную неосмотрительность, говоря друг другу:

— Ну кто же знал! Ничего не предвещало! Эти же проехали нормально! Не могли же они испариться, значит, проехали.

Поэтому, когда раздалось тарахтение мотора и на горизонте показался автомобиль, мы все немного удивились. Логично было бы увидеть автогонщиков, а не этот агрегат.

Папа сто раз рассказывал, как дедушка учил его вождению на своих «жигулях», которые называл «копейкой». И фотографии показывал, где они толкают заглохшую дедушкину «копейку» среди каких-то полей. Так что мы с Лесей сразу определили марку приближающегося к нам чуда автопрома, как любил говорить папа.

«Копейка» была когда-то насыщенно-желтой, почти оранжевой, но от времени изрядно потускнела и приобрела кое-где благородный оттенок ржавчины. Судя по всему, пятьдесят оттенков желтого цвета для автомобильного кузова были очень популярны в данной местности. Что машина автогонщиков, что эта тарахтелка...

Сразу было видно, что «жигули» привыкли к бездорожью и грязи, как танки, в смысле, все были заляпаны глиной. За рулем антиквариата сидел пожилой дяденька в мятой кепке со сломанным козырьком и будто бы совершенно не замечал, что подвешенный на зеркало заднего вида брелок из каких-то ярких перьев, отчаянно раскачиваясь на ухабах, так и норовит попасть ему в глаз.

Папе даже не пришлось голосовать, потому что «жигули» лихо тормознули рядом с поворотом, на котором мы застряли. Дяденька тут же вылез из машины и поспешил, слегка прихрамывая, к папе, на ходу выкрикивая хрипловатым, прокуренным, каким-то квакающим голосом:

— Ну че, застряли? Че, сломались?

Типичный сельский житель: серый ватник, спортивные штаны с пузырями на коленях, разбитые сапоги с кромкой засохшей грязи и какой-то зелени. Как работал, так и поехал по делам. И дяденька, и его машина отлично вписывались в окружающий пейзаж. А вот