Альфред Вайденманн - Багажная квитанция №666

Последнее сражение тяжеловесов было менее увлекательно. Длинный крепкий парень, детская мордашка которого совершенно не соответствовала его росту, был в команде «Астории» единственным, кто подходил под категорию тяжеловесов. И чтобы дать ему возможность потренироваться, боксерские перчатки надевал сам папаша Куленкамп.

Но Мордашка вовсе не желал считаться с возрастом своего партнера. И все было бы ничего, если бы папаша Куленкамп в последнем раунде не стал боксировать всерьез. Мордашка совершенно растерялся. Теперь он вообще не мог приблизиться к противнику. Правда, папаша Куленкамп все же щадил юного соперника, иначе Мордашка вообще не кончил бы раунд на ногах.

— Гонг! — закричал наконец господин Винкельман, который на сей раз взял роль рефери на себя.

Папаша Куленкамп ради смеха еще раз слегка ткнул Мордашку правым кулаком под нос. Парень ловко схватил его за руку и, ухмыльнувшись, поднял ее вверх. Ребята зашумели и захлопали, как во время настоящего матча, когда объявляют победителя.

— Тишина! — крикнул господин Винкельман. — Хорошенького понемножку. Подумайте о фрау Куленкамп!

Все сразу же примолкли и сидели тихо, как мышки.

— Да они мне нисколько не мешают, наоборот, Даже очень приятно слышать их довольные крики, — раздался внятный спокойный голос из-за двери, которую в этот момент приоткрыла Адмиральша.

Господин Винкельман после каждой тренировки угощал ребят стаканом свежевыжатого апельсинового сока — и участников и зрителей. Приготовление и раздача сока были поручены Адмиральше. Вот она как раз и вошла с подносом, на котором стояли первые стаканы сока. Ей дважды пришлось возвращаться на кухню — по той простой причине, что поднос у Куленкампов был маловат для пятидесяти стаканов.

— Ваше здоровье! — поднял стакан господин Винкельман, когда все получили свои порции.

Ваше здоровье! — отозвались ребята и чокнулись, как завсегдатаи винного погребка.

Воскресенье — решающий день, — сказал господин Винкельман и допил свой стакан до дна.

Не думаю, что есть основания для волнений, — пожал плечами папаша Куленкамп.

Пока все идет так, как мы предполагали, — продолжил господин Винкельман на сей раз очень серьезно. — Из соревнований уже выбыли все клубы, кроме «Красно-белых» и «Виктории 93». Как вам известно, «Красно-белые» в прошлом году стали чемпионами. А чемпионство обычно изо всех сил стараются сохранить. — Господин Винкельман покрутил кончики усов. — Но если нам удастся победить «Красно-белых», то звание чемпионов у нас уже почти в кармане. Тогда последнее сражение с «викторианцами» — просто легкая прогулка. Так что все решится в воскресенье. А посему, — господин Винкельман показал на большую корзину с двумя ручками, стоявшую у двери, — я приготовил для каждого из вас по свежей свиной отбивной, притом размером с граммофонную пластинку. В четверг вы получите еще по одной. Старик Винкельман сделает для вас все, что сможет.

Ребята слегка растерялись и толком не знали, что ответить.

Первым нашелся Шериф.

Спасибо большое, господин Винкельман!

Да здравствует господин Винкельман! — крикнул маленький черноволосый ученик с «Теле-функена», и все ребята уже приготовились прокричать то же самое хором, но господин Винкельман махнул рукой, как дирижер, которому что-то не понравилось в оркестре.

Чепуха! Уж если так говорить, то тогда — да здравствует «Астория»!

Да здравствует «Астория»! — завопили мальчишки.

Ура! Ура! Ура!

Господин Винкельман кричал вместе со всеми густым басом. Но потом, глянув в направлении двери с табличкой «Частная квартира», сказал:

— Извините, фрау Куленкамп!

Ребята побежали в душевую. Там для двадцати семи юных боксеров было, конечно, тесновато.

Душевный он все-таки человек, наш Винкельман, свой в доску, — сказал Шериф. Мыльная пена плыла по нему, как взбитые сливки.

Вот будет позор, если в воскресенье мы его подведем, — добавил Петер. Они с Шерифом остались под душем одни, потому что вода пошла почти холодная.

Я лично не подведу. — Шериф уже дрожал от холода.

Думаешь, я подведу? — Теперь и Петер озяб так, что покрылся гусиной кожей. Но хотел вьщержать под холодной струей дольше, чем друг.

А поскольку и у Шерифа был тот же расчет, то оба дрожали вместе, пока не остались одни в° всем помещении душевой.

Я вижу, давно у тебя ангины не было, — сказал наконец Шериф, клацая зубами.

Подумай лучше о себе, а то еще ревматизм схватишь, — ответил, стуча зубами, Петер.

Давай выйдем одновременно!

Ну, если тебе так не терпится… — И Петер сразу закрыл кран.

Посиневшие от холода, они вышли в раздевалку. Но зато когда растерлись докрасна грубыми махровыми полотенцами, почувствовали себя крепче и бодрее, чем все остальные, вместе взятые.

Тем временем господин Винкельман, как Дед Мороз, уже расхаживал по залу, раздавая по отбивной и спортсменам, и зрителям. Так или иначе, все они были одна команда.

Осталась лишняя отбивная. Господин Винкельман подумал и отдал ее Шерифу.

— Большое спасибо, — сказал Шериф и смутился. Но ведь все знали, что у него еще шестеро сестер и братьев.

Пфанроты жили в трехкомнатной квартире на четвертом этаже дома прямо за сортировочной станцией. У них был жилец, некий Рохас Калинке. За свою комнату справа от входной двери господин Калинке платил двадцать пять марок в месяц; в стоимость входил утренний кофе и пользование кухней. Он работал помощником режиссера в городском Оперном театре, обычно уходил из дома рано и возвращался поздно, после спектакля. Так что он был идеальным постояльцем, если не считать одного обстоятельства.

Не бывает солнечного света без тени. Дело в том, что господин Калинке, к сожалению, увлекался астрологией и к тому же считал себя ясновидцем. То есть временами он ощущал дар провидения, а уж если у кого есть этот дар, тот так и норовит его испытать.

Господин Калинке постоянно искал, на ком бы этот дар в очередной раз опробовать. Искал, естественно, прежде всего там, где жил. Но Пфанроты только смеялись и советовали ему пить валерьянку. Очень полезно, особенно если болит живот.

Больше везло господину Калинке с женой домовладельца. Фрау Корнебиттер со второго этажа он предсказал, что следующая среда будет для нее черным днем, и действительно в среду у Корнебиттерши взорвалась железная печка — к счастью, никого в этот момент не было в комнате. Тут-то молва о ясновидческих способностях господина Калинке разнеслась в округе так же быстро, как весть о том, где продают самые дешевые яйца. Теперь у него отбоя не было от посетителей, к нему записывались, как к зубному врачу.

Часы приема зависели от репертуара Оперного театра. Например, когда давали «Мейстерзингеров» Вагнера, прием начинался очень поздно.

Поскольку подвал был плотно забит углем, на ночь Петер забирал свой велосипед в квартиру. Он взлетал на четвертый этаж одним махом, будто и не был только что на тренировке у папаши Куленкампа.

Открыв дверь квартиры своим ключом, Петер поставил велосипед в прихожей и сказал: «Добрый вечер!»

В прихожей перед дверью господина Калинке Уже сидели в ожидании две женщины и мужчина, спрятавший лицо за развернутой газетой. Может, стыдился немного.

«Не перевелись же еще дураки на свете», — подумал Петер. Он снял с велосипедного багажника свою кожаную сумку и, укоризненно качая головой, прошел в конец узенького коридора. Войдя в комнату, поздоровался:

Добрый вечер, фрау Пфанрот!

Хорошо, что ты пришел. Подержи, пожалуйста, подушечку для булавок! — ответила мать и подставила сыну правую щеку. Петер запечатлел на ней поцелуй.

Як вашим услугам, фрау Пфанрот. — Он положил на стол сумку и взял подушечку. — Как ваше драгоценное здоровье?

Но матушка была слишком занята, чтобы сразу ответить. Она сосредоточенно пыталась придать некую форму груде материи в бело-голубую клетку. Для этого ей и нужны были булавки под рукой/ Наконец куча материи стала обретать какие-никакие очертания, и среди бело-голубых клеток Петер вдруг обнаружил женскую голову со слегка взлохмаченными волосами.

— Если я не ошибаюсь, то имею честь приветствовать у нас фрау Зауэрбир, — сказал Петер.

Голова, едва выпутавшаяся из бело-голубых клеток, ответствовала:

— Вы не ошиблись, молодой человек. Добрый вечер.

Фрау Зауэрбир была владелицей продуктовой лавки за углом; таких магазинчиков в городе осталось очень мало. Мать Петера всегда шила ей платья с особым старанием. За это фрау Зауэрбир, взвешивая покупателям сахарный песок или ливерную колбасу, не забывала сказать каждому, кого это могло заинтересовать, что пользуется исключительно услугами фрау Пфанрот и что во всей округе не найдешь лучшей портнихи.