Анатолий Рыбаков - Кортик. Бронзовая птица

А команда “По двое рассчитайсь!”… Еще не было случая, чтобы рассчитались без ошибки. Тот снова повторит “первый”, тот повторит “второй”, а этот вовсе молчит. “Ну, говори же!” А он молчит и, застенчиво улыбаясь, смотрит на тебя. Особенно девочки. Стесняются они, что ли?..

Но сколько ни смотрел Миша на смешные и неуклюжие повороты ребят, они не могли отвлечь его от мысли о чертеже.

Хорошо, пусть чертеж оказался ерундой. Но ведь что-то есть. Ведь не только он, а и другие искали и даже до сих пор ищут. “Графиня”, допустим, сумасшедшая, спятила с ума из-за алмазов, но человек в зеленом костюме — это факт, его тайная переписка с “графиней” тоже факт. Убийство Кузьмина тоже факт… Пусть нет никакого клада, но ведь никаких алмазов ребятам и не нужно. Им нужно только реабилитировать Николая, доказать, что он ни в чем не виноват. Разве они откажутся от этого только потому, что попались на ту же удочку с кладом, на которую уже попадались десятки людей?..

Размышляя таким образом, Миша продолжал смотреть на лужайку, где занимались ребята. Почему они с таким трудом осваивают строй? Вот, например, Муха. Он всегда нормально ходит, быстро бегает, а в строю почему-то хромает, волочит ногу, припечатывает один шаг. Настоящий “Рупь Двадцать”, как сказал доктор про молодого графа.

Одну минуту!

Миша даже привстал.

Но ведь человек в зеленом костюме тоже прихрамывает и волочит ногу. Тот самый человек в зеленом костюме, которого они видели в музее… Который тайно переписывается с “графиней”… Неужели это и есть молодой граф Карагаев? Но ведь все графы удрали в Париж… А может быть, не все? Может быть, он все еще надеется найти алмаз, который так здорово запрятал его отец… Вполне возможно! Поэтому он и не появляется здесь — боится, что его узнают. А в среду приедет…

Тем временем Генка и Славка приступили к снятию копий.

Прежде всего надо было найти гладкую доску, чтобы наложить на нее чертеж.

— Подумаешь! — сказал Генка. — Зачем такая точность? Ведь мы уже даже место знаем. Перерисуем для формальности, и всё.

Но Славка был педант. И он хорошо чертил. Генке пришлось уступить. Гладкой доски они не нашли, зато отыскали картонную папку с надписью “Дело”, положили ее на пень и укрепили по углам камнями. На папку положили чертеж, на чертеж — лист папиросной бумаги.

Славка начал перечерчивать. Стоя у него за спиной, Генка следил за движением карандаша, подавал советы и всячески торопил Славку… И зачем такая скрупулезность?! Раз-раз — и готово! Но Славка не обращал на него внимания и чертил очень аккуратно. Когда он начал перечерчивать изображение бронзовой птицы, Генка сказал:

— Зачем ты птицу перечерчиваешь? Она ровно ничего не обозначает.

— Она нанесена, значит, я ее должен перечертить, — ответил Славка, продолжая работать.

А именно с птицей было больше всего возни. Остальное было просто: линии, углы, повороты. А птица на чертеже была изображена хотя и мелко, но очень тщательно. Точь-в-точь такая же, как и на помещичьем доме.

— Знаешь, сколько ты с этой птицей провозишься, — настаивал Генка, — и совершенно зря. Ведь она нарисована условно, просто как герб.

— А может быть, и не условно.

— Говорю тебе, что условно. И незачем с ней возиться. Ведь мы уже и так всё знаем.

Но добросовестный Славка аккуратно перечерчивал птицу.

— Делай как знаешь, — проворчал Генка, — но на чертеже, который ты будешь делать для меня, пожалуйста, не изображай. Не нужен мне этот орел.

И он с большим неудовольствием следил за Славкиной работой. Возиться с орлом целый час! И это только на первом чертеже! Сколько же он со всеми тремя копиями прокопается?

Наконец Славка перерисовал орла и начал заштриховывать его.

— Зачем ты его заштриховываешь? — разозлился Генка.

— Потому что на чертеже заштриховано.

— Так ведь он не весь заштрихован, — закричал Генка, — а ты его всего заштриховываешь!

— Правда, — растерянно проговорил Славка, рассматривая чертеж.

Действительно, у орла было заштриховано только туловище. Голова же была замазана сплошной черной краской, а лапы, наоборот, не закрашены и не заштрихованы.

— Это я из-за папиросной бумаги прошляпил: плохо видно под ней, — огорченно проговорил Славка. — Придется перерисовывать.

Генка попытался удержать его. Зачем перерисовывать?! Ведь все равно орел изображен условно и совершенно не нужен. Какая разница, заштрихован он или нет? А если Славка хочет перерисовывать, то пусть отдаст эту испорченную копию ему, Генке, а остальные может перерисовывать как угодно.

— Пожалуйста, — сказал Славка, откалывая испорченную копию, — можешь взять, остальные я сделаю правильно. Точно так, как на чертеже.

— Ну и делай на здоровье!

Генка небрежно сложил полученную от Славки копию и опустил в карман.

— Поосторожнее, — заметил Славка: — если потеряешь, то могут быть большие неприятности.

— Не беспокойся, пожалуйста, я еще никогда ничего не терял.

Славка кончил перечерчивание как раз к тому времени, когда ребята вернулись из деревни.

После обеда Генка и Славка возвратили чертеж Мише и показали ему копии.

Миша молча посмотрел на никому теперь не нужные листки. Бедный Славка, трудился над ними полдня. И как аккуратно все перерисовал!

— А где же третья копия? — спросил Миша только для того, чтобы выиграть время.

— Она у меня, — ответил Генка, — я взял себе испорченную.

— Чем же она испорчена? — спросил Миша, все еще не решаясь сказать ребятам правду.

Генка положил свою копию рядом с другими, показал, чем она испорчена.

— Впрочем, — сказал он, — испорчена она по мнению Славки. Этот орел не имеет абсолютно никакого значения. Просто эмблема графского рода, как и бронзовая птица.

— Да, — подтвердил Славка, — возможно, штриховка не имеет значения, но поскольку она есть, я решил точно перерисовать.

Миша между тем пристально рассматривал чертеж.

Действительно, птица здесь ровно ничего не обозначает: ни места клада, ни дороги к нему. Дорога изображена линией и поворотами. Они вчера проверили эту дорогу, и все оказалось правильным. Да и, как рассказывал доктор, уже сотни людей по чертежу пытались найти клад, значит, изучили чертеж вдоль и поперек. Все это так… Но почему птица по-разному закрашена? Как ни мало ее изображение, как ни стерся чертеж, а все же ясно видно, что раскраска разная: голова черная, туловище заштриховано, лапы белые. Что это значит?

— Чего ты так рассматриваешь? — спросил Генка, с любопытством и даже с некоторым беспокойством следя за выражением Мишиного лица.

— Думаю: что значит птица? Для чего она здесь и почему по-разному закрашена?

— Но, Миша, — Генка даже скривился от неудовольствия, — какое это может иметь значение? Этим гербам та же цена, что и орлам на царских пятаках: эмблема! Хоть копейка, хоть две, хоть пятак, а всюду двуглавый орел… Ни о чем не говорит и ничего не значит… И чего тут думать? Ведь мы уже знаем, где зарыт клад… Надо не думать, а пойти и вырыть его. Вот и всё!

— Ты в этом уверен? — спросил Миша.

— В чем?

— В том, что мы знаем, где зарыт клад.

Генка развел руками:

— Но ведь мы там вчера были…

Миша помолчал, потом со вздохом сказал:

— Никакого клада там нет.

Генка и Славка воззрились на него.

— Да, да, — повторил Миша, — нет, не было и не будет!

Генка и Славка продолжали смотреть на Мишу — Генка ошеломленно, Славка вопросительно.

— Чего вы уставились на меня? — спросил Миша. — Нет там никакого клада, вот и все…

— Да… но… как же чертеж, и графиня, и вообще всё? — пролепетал Генка. — Никакая она не графиня! — презрительно ответил Миша.

— Но откуда ты знаешь, что там ничего нет? — спросил Славка.

— А вот откуда…

И Миша передал друзьям рассказ доктора.

Такой жестокий удар! Мальчики казались самим себе жалкими, ничтожными дураками, глупыми фантазерами… Как они теперь посмотрят всем в глаза? Правда, никто ничего не знает, но все видели, сколько многозначительной таинственности они на себя напускали… И неужели надо расстаться с мечтой раскрыть тайну, раскрыть секрет, который никто до них не мог раскрыть? Это было ужасно!

И как только Миша все рассказал, у него стало легче на душе. Выговорился наконец…

— Да, очень обидно, — сказал Славка. — Впрочем, этого надо было ожидать: если все ищут, и давно ищут, то почему именно мы должны найти?

Миша пожал плечами:

— Так всегда бывает. Все не могут найти, а потом кто-то находит. Так могло быть и с нами. Но не получилось.

Генке никак не хотелось расставаться с мыслью о кладе. Он чуть не плакал.