Вахтанг Ананян - Пленники Барсова ущелья

Асо так обрадовался, как радуются только простодушные люди.

- Верно! - воскликнул он. - Новая, выносящая холод порода! Мой отец с ума сойдет от радости!

- Радоваться можно, - рассудительно сказал Гагик, - но сходить с ума не следует. Не пора ли нам обедать, Ашот? Ведь мясо…

- Потерпи, Гагик, мы ведь только что начали…

Ашоту дай только волю - до света будет говорить о животных, о природе. Разговор о “морозоустойчивом” ягненке навел его на новую мысль.

- А кто знает, какой вред принес колхозу нынешний ранний снег? - неожиданно спросил он.

- Часть хлопка осталась под снегом.

- Нет, Шушик, хлопок можно будет собрать и весной, хотя качество его будет не то. Но вот виноградные лозы мы, конечно, не успели прикрыть землей, они оказались на холоде и замерзнут. Пойдем, пока день впереди, в Виноградный сад, там все и выясним.

В саду они вскопали снег, подняли лежавшие под ним лозы и нашли под ними опавшие ягоды винограда. Ночной мороз прихватил их и сделал твердыми, как орешки.

- Ах, прошли те счастливые денечки, когда мы ели свежий виноград! - вздохнул Гагик. - И зачем ты нас сюда привел? Чтобы напомнить о счастливом прошлом?

- Нет, - сказал Ашот. - Мы должны обрезать лозу и прикрыть землей. Асо, дай сюда ножик, а вы возьмите топор и прорубите в земле канавку.

Когда достаточное количество черенков было собрано и зарыто в землю, Ашот присел на камень.

- Да, - торжественно сказал он, - немало горя мы здесь хлебнули, но ради одних этих черенков стоило пострадать. Ведь они дадут возможность колхозу разбить новый сад, и в этом саду не нужно будет зарывать лозу осенью и весной отрывать: здешняя лоза привыкла к морозам.

Асо с удивлением увидел, что слова Ашота необычайно обрадовали и Гагика, и Шушик, и даже Саркиса. Проводя все дни свои с овечьими стадами, он не мог понять всего значения этого открытия так, как поняли его дети виноградарей. Они-то знали, с какими трудами и расходами связаны ежегодные осенние и весенние работы в виноградных садах. Тем более, что эту работу и механизировать-то очень трудно. Каждую осень после сбора урожая не только все колхозники были заняты тем, что укрывали лозу, но приглашали для этого людей из горных районов, лишь бы успеть. А если зима, как в этом, 1953 году, наступала внезапно, лоза гибла, и целых три года надо было ждать, пока начнут плодоносить новые кусты.

Дикий виноградник Барсова ущелья мог многое подсказать виноградарям - ведь и эту лозу посадил человек. Часть ее в зимние холода погибла, другая приспособилась к суровым природным условиям, к холоду, к засухе, и давала урожай. Она одичала, так как не было человека, который ухаживал бы за ней, зато с годами приобрела особую жизнестойкость, сопротивляемость невзгодам, болезням.

Все это ребята прекрасно поняли и потому с воодушевлением принялись за работу. Они прорыли канавы-траншеи и заботливо укрыли в них большое количество черенков.

- Вот это дело! Из-за этой нашей лозы сюда, может, и ученые приедут, - сказал Ашот.

Пока ребята работали, к ущелью незаметно подкрались сумерки, в расщелинах скал сгустился туман.

- Будь он неладен, этот поток! - подмигнув товарищам, сказал Гагик. - Не унеси он моего аба, я бы сейчас Шушик прикрыл.

Асо понял намек и погрозил Гагику дубинкой.

- А ведь верно: в полдень в бане парились, а сейчас тоже как из бани - все мокрые. Идем-ка, - распорядился Ашот, - не заболеть бы.

С еще большим нетерпением ожидали теперь ребята того дня, когда вернутся в село. Ведь не с пустыми руками они придут, а с ценными, полезными находками. И люди смогут сказать, что даже запертые в скалах, оторванные от жизни пионеры села Айгедзор думали о своей стране, сделали для нее кое-что хорошее.

Все дышало в этот вечер миром. Певуче гудела новая печка, распространяя приятное тепло. Ни дыма, ни копоти не было теперь в пещере, воздух был чистый и свежий.

Чернуха, кажется, уже убедилась в том, что барс не может ожить. Она спокойно лежала у него под боком и мирно пережевывала жвачку.

Асо снова вынул свою волшебную свирель, и ее сладкие, мелодичные переливы переносили ребят на зеленые луга Кавказских. гор, в мир чистых душою пастухов-кочевников.

Асо играл, а Чернуха, жуя травинку, чутко вслушивалась в звуки свирели. Так, слегка склонив голову, слушал своего хозяина и друг его Бойнах. Ягненок уютно пристроился на своем обычном месте - на коленях у Шушик. Даже ночью девочка не расставалась со своим любимцем и засыпала, обняв его. Вероятно, в благодарность за это с особенной нежностью относилась к Шушик Чернуха.

Она тоже ложилась поближе к девочке и, не спуская глаз с ягненка, до самого рассвета не переставая жевала жвачку.

В этот вечер другой питомец Шушик, ежик, почему-то вовсе не вышел из своего убежища, и это было странно.

Шушик пошла за ним, принесла к печке, но ежик был необычно скучный, вялый, ни на что не реагировал.

- Заболел мой ежик… - расстроилась девочка. - Посмотри, Ашот: он не бегает, не ест.

- Засыпает. В зимнюю спячку впадает, не буди, - объяснил Ашот. - Давай отнесем его в гнездо.

Они наполнили впадину в стене сухими листьями и травами и уложили на них ежика.

- Пусть никто его не беспокоит, он уже уснул… до марта месяца, - сказал Ашот.

На сорок пятый день своего плена, сытно поужинав, ребята уселись вокруг печки и долго молчали, думая каждый о своем.

Саркис сидел, мрачно опустив свою большую голову. Чем больше он сближался с ребятами, тем все более задумчивым и молчаливым становился. Большая внутренняя борьба происходила, по-видимому, в сердце мальчика.

Подняв глаза на Ашота, он вдруг спросил:

- Когда мы вернемся в село, как мне жить?

Его томил вопрос об отношениях с отцом, но прямо сказать об этом мальчик не смог.

- Как жить? Так, как подскажет тебе твоя совесть.

- Моя совесть? Моя совесть говорит мне… - Он помолчал и, словно отважившись, взволнованно добавил: - Но тяжело, ведь он отец мой!

В самом деле, трудную задачу задал товарищам Саркис. Что сказать ему, что посоветовать? Все молчали, и только Ашот, как наиболее решительный и, к слову сказать, наиболее прямолинейный, глядя в глаза Саркису, сказал:

- Что, по-твоему, важнее для пионера: личные интересы или интересы колхоза?

Снова воцарилось молчание, но оно о многом сказало Саркису. Значит, все думают так же. Значит, настало время решать.

- Хорошо, - только и смог он сказать, но взгляд его, выражение лица, высоко поднятая голова - все свидетельствовало о победе, которую мальчик одержал над самим собой.

Прошло еще несколько минут, и Саркис сказал:

- В селе мне никто не говорил об отце. Почему вы молчали? Чем раньше я узнал бы правду, тем лучше было бы для меня. Ведь о его поступках я многого не знал.

Вопрос был поставлен разумно, и Ашот раздумывал, как ответить на него, когда вмешался Гагик:

- Ты слышал поговорку: “У того, кто говорит правду, должен конь под седлом стоять, чтобы, сказав, можно было сесть и удрать”.

Ребята засмеялись, а Гагик серьезно продолжал:

- Да, тот, кто говорил правду, должен был бы сейчас же унести ноги в Барсово ущелье, чтобы голову спасти. Ну, а раз мы и так оказались в этом ущелье, чего же молчать?

- Это, конечно, ответ несерьезный, - возразил Ашот. - Дело в том, Саркис, что, если бы мы в селе обо всем этом тебе сказали, не подействовало бы. А здесь - другое. Условия другие. Тут мы все вместе открыли тебе глаза, и обстоятельства. помогли этому… Сам знаешь, какие. А потом, ты думаешь, что мы в селе умалчиваем о несправедливых делах? Говорим! Но там часто услышишь: “Вы еще дети, не вашего ума дело”. Нет, нашего! - Левая щека его нервно дрогнула, а глаза заискрились всем знакомым огнем. - Пусть не думают, что мы ничего не смыслим. Мы все видим и понимаем! - повысил он голос. - Вот вырастем - докажем.

- Ашот, а ты, когда вырастешь, будешь нашим председателем? - простодушно спросил Асо.

Все засмеялись, а Ашот так прямо и ответил:

- Да, буду! Я себе целью поставил стать председателем нашего колхоза. Как хотите это назовите - честолюбием или еще чем. Я стану агрономом. Думаете, к славе стремлюсь? Нет, я хочу помочь нашим колхозникам, хочу, чтобы им лучше жилось и чтобы не было несправедливостей.

- Интересно! Расскажи, как же ты будешь править селом? - с лукавой усмешкой попросила Шушик.

Ашот открыл было рот, чтобы ответить, но Саркис перебил его.

- Погоди, Ашот, - сказал он. - Вот вы тут много говорили о колхозном складе и о лавке в Ереване. Даже Гагик как-то сказал, что склад и лавка портят людей. Это верно. Я с этим делом знаком. А ты скажи, что надо сделать, чтобы наша лавка не портила продавца. Ведь там продукты, деньги. Какого бы честного человека ни приставил, все равно постепенно испортится. И склад тоже. Что хочешь говори, но склад - соблазнительное дело. - Саркис покраснел, словно уличенный в чем-то нехорошем.