Фрида Нильсон - Меня удочерила горилла

В другом конце комнаты располагалась кухня со старой дровяной плитой и кирпичной трубой до самого потолка. На плите стояли горы немытых кастрюль, ковшей и котелков с половниками, мисок, сковородок и даже пара цветочных горшков с розовой геранью.

На обеденном столе лежала автомобильная дверца с опущенным стеклом. Рядом стоял большой красный деревянный стул с рваным сиденьем, а рядом с ним – стул поменьше, свежевыкрашенный в ярко-зелёный цвет. На мойке приютились телевизор с разбитым экраном и пылесос с отвалившимся колесом. Пылесосный шланг свисал вниз.

«С ума сойти! – думала я. – Меня усыновила не просто обезьяна, но редкостная неряха. Видела бы Герда этот беспорядок, сразу бы в обморок грохнулась».

Горилла прокашлялась.

– Хрм. Можешь распаковывать вещи, – сказала она и скрылась за кирпичной трубой. Там висел полосатый красно-бело-синий гамак в грязных пятнах. Он крепился между стеной и трубой, над светло-зелёной тумбочкой. Горилла порылась в стоявшей на полу картонной коробке. Достала одеяло с узором из пряничных сердечек и дала его мне.

– По-моему, гамак – это здорово! – улыбнулась она, как будто гамак был невообразимой роскошью. – Он совсем не скрипит. Я из своей кровати убрала все пружины, ненавижу скрип.

Повисла мучительная пауза. Горилла неловко переминалась с ноги на ногу.

– Ну что… Когда будешь распаковывать вещи? – спросила она.

– Не надо меня понукать! Я сама решу, когда мне что делать.

Это подействовало. Горилла растерянно осмотрелась и почесала подбородок.

– Пойду схожу в сортир, – сказала она и исчезла через чёрный ход.

Её долго не было. Я уже успела забраться в гамак и, когда она на цыпочках вернулась в комнату, закрыла глаза, притворившись спящей. Я чувствовала её дыхание на своих волосах. Затем она тихонько протопала к креслу. Я слушала, как она перелистывает страницы. «Небось, читает кулинарную книгу, – думала я, замирая от ужаса. – “Сто рецептов деликатесных блюд из маленьких сироток”». Я так и видела перед собой Арона. Как он ехидно лыбится, поглаживая живот.

«Так и есть, – думала я. – У неё явно не все дома. А в этой дыре никто не заметит пропажи ребёнка, тут и дюжина детей могут исчезнуть бесследно. Наверное, у этой Гориллы полный чулан скелетов».

Заснуть с такими тяжёлыми мыслями было нелегко. Чем больше я думала, тем сильнее убеждалась в том, что она сидит в своём кресле и ждёт, пока я усну. А потом тотчас разожжёт печь.

Надо мной, в потолке, напоминавшем зубастую пасть изнутри, зияли окна. Я смотрела на звёзды, но, как только я слышала скрип кресла, внутри всё сжималось. Ну вот, сейчас начнётся. Если она подойдёт, я кинусь бежать.

Но время шло, а Горилла не вставала с кресла. Она сидела там час за часом, перелистывая страницы. Под конец я сдалась и уснула.

Проснувшись на следующее утро, я неподвижно лежала и слушала шипение, доносившееся из кухни. Шипело масло. Внутри у меня похолодело. «Всё кончено, – думала я. – Сейчас она меня съест».

Я осторожно повернула голову. Гориллы не было видно, но я слышала грохот кастрюль. Очень медленно я опустила ногу на пол и выбралась из гамака. На тумбочке стоял мой гномик, а в выдвижном ящике лежала зубная щётка. Я тихонько положила их в пакет и прислушалась. На кухне всё так же мирно позвякивала посуда.

Я на цыпочках прокралась к двери, возле которой стояли мои сапоги. Сердце бешено колотилось в груди. Надев сапоги, я дотронулась до холодной дверной ручки.

Заперто. В тот же миг у меня за спиной послышался голос Гориллы:

– Ах вот ты где, ранняя пташка! Туалет у нас во дворе.

Я повернулась и застыла от ужаса.

Горилла стояла подбоченившись, с широчайшей улыбкой от уха до уха.

– Возвращайся скорей, завтрак уже готов.

Я покачала головой:

– Что-то мне расхотелось, потом схожу.

– Окей! – пробормотала она. – Тогда пошли есть.

Завтрак состоял из бутербродов с яичницей и выдохшегося лимонада. Когда мы поели, Горилла рыгнула так, что посуда на столе вздрогнула.

– Ох, до чего ж сытные эти яйца! – пробурчала она, смущённо глядя в пол. – Ну что ж, хватит бездельничать, пора за работу! – Она вскочила так, что стул опрокинулся.

Надев кепку с изображением собачьей пасти, Горилла распахнула дверь на задний двор.

– Ты со мной? – спросила она, улыбнувшись своей чудовищной улыбочкой.

Я задумалась. Тут нужно было соображать быстро.

– Да, – ответила я. – Скоро приду. Вот только умоюсь и косички заплету.

Горилла показала большой палец и удалилась. Как только дверь захлопнулась, я побежала в чулан.

Скелетов там не было – во всяком случае, я их там не обнаружила. Я нашла там самые обычные вещи, которые можно встретить в любом чулане. А ещё там была куча необычного барахла: радиоприёмники, винты от лодочных моторов, несколько сломанных лыж и чайник.

«Нормальный человек сломанные лыжи в чулане хранить не станет», – подумала я и закрыла дверь.

Я осмотрелась вокруг. Всё же надо проверить, правду ли сказал Арон. Неужели Горилла ест детей? И где мне искать доказательства?!

С заднего двора послышался грохот.

Я поспешила к двери и немножко приоткрыла её.

В глине лежала гора железяк и прочего хлама. Горилла отбросила в сторону длинный шланг, тянущийся от дома, и встала на колени перед огромным чаном с водой. Я пристально наблюдала за ней: что она делает?

Тут внутри у меня похолодело – я всё поняла. Это был не чан, а огромная кастрюля. Она стояла на четырёх ножках, внизу была дверца, а наверху – дымоход. В дверцу Горилла покидала бумагу и щепки, затем разожгла огонь. Вскоре внутри разгорелось пламя.

Я в ужасе бросилась в дом. Если хочешь остаться в живых, надо уносить ноги. Я помчалась к входной двери, дёрнула ручку, но она не поддавалась!

Дыхание спёрло, спина покрылась потом, слёзы застилали глаза. Я уже видела, как Горилла опускает меня в кипящую воду, а я кричу и брыкаюсь. И вот уже через час аппетитный супчик дымится на столе, Горилла обгладывает маленькую косточку, думая о том, что надо было выбрать ребёнка потолще. Да ни за что! Я просто так не сдамся! Как же мне отсюда выбраться?

Я посмотрела на окошки над дверью. Вон то, с разбитым стеклом, в самый раз, только бы до него добраться.

Я обвела взглядом комнату. Кухонные стулья слишком низкие… Кресло! Если встать на спинку, то я достану. Я пролезла за кресло и стала толкать его, упираясь спиной в стенку.

Кресло было как бетонное, словно вросло в пол. «Миленькое креслице, сдвинься, пожалуйста!»

– Юнна! – кричала Горилла со двора. – Иди-ка сюда, я тебе кое-что покажу!

Наконец кресло начало поддаваться. Казалось, я толкала его вперёд ударами сердца – и вот оно уже под окном.

– Юнна! – раздался голос Гориллы за дверью. – У тебя всё в порядке?

Я взобралась на спинку кресла. Едва я схватилась за подоконник, дверь скрипнула.

– Что ты делаешь?! – завопила Горилла, одним прыжком оказавшись у окна.

Я попыталась выпрыгнуть в окно, но в тот же миг почувствовала, как её большие лапы схватили меня за щиколотки. Горилла затащила меня обратно.

– Нет! – заорала я, и слёзы брызнули из глаз. – Не надо!

Уворачиваясь от моих пинков, Горилла крикнула:

– Ай! Ну-ка успокойся!

– Пусти! Пусти меня! – сопротивлялась я.

Горилла разжала хватку, и я шлёпнулась в кресло.

Скрестив лапы на груди, она строго сказала:

– Без спросу уходить нельзя, понимаешь?! Я подписала бумаги, а это значит, что я теперь за тебя отвечаю. Мало ли, что там может случиться! Сама подумай.

– Не ешь меня, пожалуйста! – сказала я, закрыв лицо ладонями.

– Чего? – Горилла уставилась на меня во все глаза.

Я замешкалась.

– Арон из «Лютика» сказал, что ты ешь детей… – сказала я, посматривая на неё сквозь щёлку между пальцами. И тотчас поняла, как глупо это прозвучало. – Не знаю, правда ли это, но он так сказал.

Горилла наморщила лоб, как гармошку.

После долгого молчания она хмыкнула.

– Да не собиралась я тебя есть, чушь какая. Ты и так настрадалась. Ну что, теперь мыться или будем только разговоры разговаривать?

– Что? – переспросила я.

Она кивнула в сторону заднего двора.

– Я тебе воду для мытья подогрела. Но не хочешь мыться – я её вылью.

Горилла взяла старую доску, гвозди и молоток и принялась заколачивать разбитое окно. Покончив с этим, она двинулась на задний двор, не глядя в мою сторону.

Но прежде чем уйти, она обернулась. Губы её были плотно сжаты, а глаза сузились в щёлочки.

– У меня здесь вовсе не так плохо, как можно подумать, – сказала она, опустив взгляд. – Мне здесь нравится.

Горилла ушла, а я осталась сидеть в старом кресле. Мне вдруг стало ужасно смешно. В ушах звучали слова: «Не ешь меня, пожалуйста!» Надо ж такое сказать! Ну а что ещё я могла подумать при виде того огромного чана?!