Яков Шур - Рассказы о календаре

Из Финикии поэтический миф перекочевал на остров Кипр, а оттуда — в Грецию, и Адонис стал любимцем Афродиты, всепокоряющей богини красоты. Прекрасный юноша погиб на охоте, но по просьбе богини всемогущий Зевс, царь богов, возвращает ему жизнь.

У фригийцев ежегодно умирал Аттис, и воскрешала его мать богов Кибела, у египтян Исида хлопотала об оживлении убитого Осириса. Иными были имена и сказочные события, но сущность верований и обрядов почти не менялась.

Каждый народ на свой вкус и лад обожествлял растительный мир — от него ведь зависит жизнь человека. Ежегодно, когда увядают цветы и травы, желтеют и осыпаются листья, вместе с ними погибает и бог, «заведующий» всеми растениями. Но приходит благодатная весна, и возрождается он к новой жизни.

Этот умирающий и воскресающий, смертный и бессмертный бог олицетворял также хлеб: зерно, погребенное в почве, умирает в своей подземной могиле, чтобы потом вновь воскреснуть в обильном колосе. Но религиозные сказки, как бы ни верили в них простодушные люди, ничего не объясняют, а главное — не помогают заглянуть в будущее и предвидеть, когда наступит самая благоприятная пора для «погребения» — посева зерна.

В засушливом, знойном Двуречье дороже всех благ ценилась вода. Бережно запасали ее в глубоких водохранилищах после разлива Тигра и Евфрата. Весной и в летнюю жару огромная армия рабов трудилась на полях: «не подымающие глаз» от рассвета до вечерней зари очищали канавы, сооружали плотины, осушали заболоченные низины, таскали воду в тяжелых кожаных ведрах или поднимали ее посредством шадуфов на «верхние земли» — засушливые высокие поля.

Просто, как деревенские журавли, был устроен шадуф. К одному концу коромысла, подвешенного на столбе, было прикреплено ведро, а к другому концу — груз. Раб зачерпывал в реке воду и выливал ее в канаву. Отсюда второй раб переливал ее в канаву, расположенную выше. Иногда приходилось устраивать многоступенчатую лестницу, «конвейер» шадуфов, чтобы доставить воду на «верхние земли».

Но всего этого мало. Самое важное: заранее подготовиться к сельскохозяйственным работам и правильно распределить их во времени — без календаря здесь не обойтись.

В знойную пору падали от усталости даже самые выносливые рабы. Об остальных и говорить не приходится: многие не только не поднимали глаз, но закрывали их навсегда. И напрасно свирепые надсмотрщики, не жалея бичей, подстегивали рабов.

«Надо заставить этих лентяев работать не с утра до вечера, а с вечера до утра», — решили рабовладельцы.

Надсмотрщики были довольны: им-то и самим невмоготу выносить дневную жарищу, а вечером и ночью так приятно освежает прохлада. Казалось, что Луна своим холодным светом отгоняет палящий зной и, как заботливый дух, приносит облегчение. Может быть, поэтому и обожествили «ночное солнце».

В городе Уре шумерийцы построили храм доброму богу Луны, «повелителю мудрости» Сину. Жрецы каждую ночь следили за изменчивым обликом божественного светила и странным его путешествием по небесному своду.

Вот на западе, словно бледный призрак, возникает узкий серп Сина. Он едва заметен в догорающих лучах вечерней зари и скоро скрывается вслед за Солнцем. Но с каждым вечером растет расстояние между ними и полнеет лунный серп. Горбушка его обращена вправо — туда, где зашло Солнце, а рога смотрят влево.

Проходит семь-восемь дней, и рогов уже нет: серп превратился в полумесяц. Он еще дальше отступил к востоку от Солнца и после захода его долго излучает серебристый свой свет на землю.

Еще через неделю Син блистает в полном своем великолепии всю ночь напролет, от зари до зари. Он встает на востоке, когда Солнце садится, и заходит после того, как забрезжит багрянцем восток. В этот день полнолуния круглый месяц дальше всего от Солнца: весь небосвод отделяет их друг от друга.

Затем начинает «худеть» лунный диск и еще через неделю опять превращается в полукруг, но горбушка его обращена уже в противоположную сторону — не вправо, а влево — туда, где восходит Солнце.

А еще через семь дней Син вновь предстает в виде узенького серпа, каким был при рождении, только рога его смотрят вправо. Он показывается на востоке незадолго до восхода Солнца, все ближе к нему, и наконец совсем исчезает — становится невидимкой: наступают безлунные ночи.

Неизменно, в строгом порядке, чередуются лунные фазы — меняется таинственный лик Сина. Легко проследить его путь: каждую ночь путешествует Син с востока на запад, как и все звезды, но гораздо медленнее их. Поэтому Луна постепенно удаляется в противоположную сторону — с запада на восток, переходит из одного созвездия в другое. В ясную ночь особенно заметно это «попятное» движение Луны среди звезд к востоку.

Не знали жрецы, что Луна, ближайшая наша соседка в космосе, всего только скромный спутник Земли, движется вокруг нее и поэтому перемещается на фоне созвездий. Не догадывались жрецы, что их божественный Син сияет не своим светом, а лишь отражает, как зеркало, солнечные лучи и посылает на Землю то круглые, то полукруглые, то рогатые «зайчики».

Вот эти «зайчики» и помогли жрецам найти на небе новую меру времени — месяц — и разработать календарь.

Неуловимы на глаз переходы от одной лунной фазы к другой. Трудно заметить, что именно сегодня, а не вчера серп превратился в полукруг или полумесяц дорос до полного. Легче уследить, когда впервые после безлунных ночей в сумерках вечерней зари появляется бледный серп.

Чтобы не пропустить день рождения Сина, жрецы взбирались на высокие башни, зиккураты — «горную высь», — воздвигнутые на храмах. И увидев божественный серп, они немедленно возвещали об этом громкозвучными трубами: да здравствует новолуние — народился новый месяц![5]

С этого праздничного события и начинался каждый месяц. Сам божественный Син указывал, как мерить время: от одного новолуния до другого проходит в среднем около 29,5 суток.

Одно только огорчало жрецов: почему-то не признает своевольный Син установленного шестидесятеричного счисления. Конечно, лучше было бы, если бы каждый месяц продолжался ровно тридцать суток, но неисповедимы пути бога, и спорить с ним не приходится.

Впрочем, сначала не имело значения, что один месяц немного короче или длиннее другого: любой из них начинался с новолуния. И для земледельческих работ важен был не столько месяц, сколько время года.

Торжественно праздновалось первое весеннее новолуние, начало года и первого календарного месяца — нисану. Приблизительно с этого времени, по нашему календарю около середины марта, постепенно прибывает вода в Тигре, а еще через четырнадцать-пятнадцать дней, в полнолуние, наступает разлив Евфрата.

Только бы не упустить срок и заранее, до начала года, подготовить водохранилища, чтобы бушующий Тигр не вызвал «всемирного потопа», углубить каналы, укрепить их берега. А пройдет еще одна луна-месяц после начала разлива рек, и пора приступать к жатве.

Словом, календарь подсказывал, когда следует ждать наводнения, по лунам можно предусмотреть и заранее рассчитать сроки посева и уборки урожая — важнейших работ на полях.

От одного половодья до следующего проходит около двенадцати лун. Очень хорошее число: точь-в-точь пятая часть от шестидесяти! И жрецы уже около четырех тысяч лет назад составили лунный календарь из двенадцати месяцев, но здесь-то и получилась неувязка.

В каждом месяце было поочередно двадцать девять и тридцать суток, а год состоял из 354 дней. Жрецы еще не знали точно, сколько времени продолжается год, но должны были догадаться, что их календарь слишком короток: новогодний праздник, первое число нисану, уже прошел, а вода в Тигре еще не начала прибывать.

Природа не слушалась Сина и не подчинялась лунному календарю. Как тут быть? Скрепя сердце жрецы стали время от времени добавлять еще один, тринадцатый месяц, лишь бы подогнать начало года к разливу рек. Путаница получалась неизбежная: очень трудно было упорядочить календарь.

Это удалось сделать вавилонским астрономам, и то не сразу, да и не очень точно.

Ничем особенным не отличалось небольшое селение почти посередине Месопотамии, разве только своим гордым названием — Ба́били (Вавилон), что значит «врата бога» Мардука. Когда поблизости были проложены сухопутные дороги, а по рекам стали переправлять все больше товаров, Бабили оказался на перекрестке важнейших торговых путей к югу от развалин Аккада.[6]

На могучее Аккадо-Шумерское государство, созданное Саргоном и его преемниками, словно гибельная лавина, обрушились орды «горных драконов». Так называли шумерийцы полудикие племена гутиев, вторгшихся с востока.