П. Гордашевский - Их было четверо. Приключения в микромире. Том III

Как-то раз Левенгук встретил на улицах Дельфта (голландский город, где он жил) древнего старца и огорошил его вопросом:

— Вы чистили когда-нибудь зубы?

— Нет, — ответил ошеломленный старик.

— Вот где богатейший зверинец! — воскликнул Левенгук и потащил старика к себе домой.

…Когда Левенгук сообщил о своем открытии английскому Королевскому обществу, многие ученые подняли его на смех. Им казалось, что этот голландский самоучка просто сумасшедший. Но не все ученые смеялись. Были и такие, которые весьма серьезно отнеслись к сообщению Левенгука. И, когда по их заказу были сделаны самые лучшие микроскопы, какие только смогли изготовить в Англии, почтенные академики собственными глазами увидели «зверьков» Левенгука. Сомнений не оставалось: Левенгук действительно сделал величайшее открытие.

В те годы русский царь Петр I засучив рукава с топором в руке, учился в Голландии корабельному делу. Он узнал об открытии Левенгука и полюбопытствовал сам заглянуть в чудесное стеклышко. Его так заинтересовал таинственный мир крошечных существ, что он не раз повторял свои наблюдения.

В «праздные» дни, когда охотников поглазеть на могущественного русского царя, работающего как простой плотник, было особенно много и трудно было от них спрятаться, царь Петр приглашал к себе Левенгука, уплывал с ним на своем боте на середину реки и там подолгу рассматривал разных «живых зверьков».

…Открытие микроскопических организмов было неожиданным и долго казалось невероятным. Прошло почти сто лет, а ученые все еще не могли разобраться в этом удивительном мире. Микроскопические организмы даже не получили названия. Их именовали то «червями», то «живыми частицами».

Шведский ученый Карл Линней, классифицируя животный и растительный мир и распределяя животных и растения по отдельным группам — классам, отрядам, попытался присоединить микроорганизмы к какой-нибудь группе, но из этого ничего не получилось. Тогда он назвал их просто «хаос», «неразбериха», заявив, что микроскопические организмы не поддаются изучению потому, что «творец сохранил эту область за собой».

Но, разумеется, Карл Линней ошибался.

С появлением новых, усовершенствованных приборов «хаос» исчез; на его месте возникли систематизированные группы разнообразных микроскопических организмов.

Ученые открыли, что среди микроскопических существ есть наши злейшие враги — возбудители болезней, а есть и друзья. Они выяснили, что без этих микроскопических организмов невозможна была бы жизнь на Земле.

Уже сделано немало величайших открытий, уже исследованы многие законы микромира. Но и сегодня остается там еще немало тайн, немало нерешенных важных задач.

Ван мечтал о том, что и ему когда-нибудь удастся заложить свой кирпич в великое здание науки микробиологии. Вот почему он с такой нетерпеливой радостью шел в этот «домик», откуда открывался необыкновенный путь в мир невидимых живых существ.

Да, именно в мир невидимого! Но каким образом они туда попадут? В этом-то и заключалась тайна «домика».

…Сергей Петрович Долинский, талантливый изобретатель, вместе со своими друзьями инженерами Владимиром Яковлевичем Вадой и Анатолием Степановичем Кривошеиным давно уже бился над созданием особой аппаратуры, которая, по его мнению, весьма пригодилась бы микробиологам, почвоведам для их исследовательской работы.

Процессы, протекающие в почве, в клетках растения, сложны и многообразны. За ними не всегда уследишь даже с помощью самой усовершенствованной аппаратуры. Ученым о многом приходится только догадываться, создавать искусственные модели и на них проверять правильность своих предположений. Это сложно, да я результаты опытов не всегда точны.

Сергей Петрович мечтал об аппарате, который помог бы исследователям.

Как-то раз, когда в его доме собралось несколько ученых-почвоведов, Сергей Петрович неожиданно заявил:

— А что, если вам, дорогие коллеги, вместо того чтобы возиться с микроскопами, самим бы заглянуть в толщу почвы, прогуляться внутри растения, а?

Ученые засмеялись и сказали:

— Разумеется, это весьма было бы удобно, но, увы, габариты! Они не разрешают!

— Ну, а если уменьшить габариты? Этак в сто тысяч раз, а? Я уже подсчитал…

— Допустим, что подсчитали вы правильно, — возразил Сергею Петровичу один из молодых ученых, — только радости от этого мало! Это же невозможно!

— Ну, как сказать. Вот я набросал примерную схему аппарата. Сложного аппарата, правда, но сконструировать его можно.

— Каков же все-таки ваш принцип уменьшения человека до размеров микролилипута? — спросил молодой ученый. Он относился к разговору несерьезно, но ему любопытно было услышать, что ответит инженер.

— Каков принцип? Об этом легко рассказать, но это очень нелегко понять. Все же я попытаюсь. Вы знаете, что материя и движение неразделимы: движение есть способ существования материи. Нет материи без движения, и нет движения без материи. У движения, как вы знаете, много форм. Без перехода одной формы в другую нет работы, нет проявления энергии…

— Ну, это вещи нам «немного» известны, — иронически заметил молодой ученый. — Ради чего вы это рассказываете?

— Для разбега, и только, — улыбнулся Долинский.

— Ах, вот как! Ну хорошо, продолжайте!

— Итак, энергия есть мера движения при его превращениях из одной формы в другую. Положите в печь дрова, только от этого тепла не будет. Горят дрова — перед вами разнообразные формы движения материи: распадаются одни химические соединения, возникают другие, новые. И вот вы ощущаете тепло. Какое-то количество протекающего на ваших глазах многообразного движения материи (веществ, образующих «дрова») приобрело особую — тепловую — форму, превратилось в тепловую энергию.

Наше Солнце — могучий источник энергии. Разного рода химические и физические процессы, протекающие в нем, сопровождаются излучением света, выделением тепла, образованием магнитных и всяких иных волн. При этом масса Солнца уплотняется. Например, из четырех ядер атома водорода образуется одно ядро атома гелия.

— Да, — возразил ученый, — но ведь все эти процессы протекают на Солнце, а температура его измеряется миллионами градусов. Мы же имеем дело с Землей и, главное, с человеком. Его и на тысячную долю этой температуры не нагреешь — сгорит!

— Я и не собираюсь его нагревать. Я рассказывал вам об этом лишь для того, чтобы показать, в чем принцип моего аппарата. Вмешавшись в формы движения материи и резко изменив их, я рассчитываю изменить массу материи, а тогда…

— Но что же будет потом? Ведь если такой опыт пройдет успешно, то человек навсегда останется микроскопически маленьким.

— Нет, отчего же. Существуют и обратные процессы, и я надеюсь, что сумею вернуть моему микролилипуту прежние, нормальные размеры.

— Невероятно! — воскликнул молодой ученый. — Такие превращения возможны только в сказках!

— А разве мы уже не осуществили большинство сказочных чудес? Разве человек не летает быстрее птицы, не спускается в бездны океана? Разве радиоволны не связывают нас в одно мгновение с тридесятым царством? Разве всевидящее око радиолокатора не побеждает туман и ночную мглу? Разве простая электрическая лампочка не сверкает ярче пера сказочной жар-птицы? Так почему же невозможно уменьшить размеры человека? Мои расчеты показывают, что технически это вполне осуществимая задача. И, если удастся создать необходимую аппаратуру, вы представляете, что это даст вам — ученому-микробиологу? Вы сможете наблюдать микромир в его природной среде! Вы сможете проникнуть в любое растение, расхаживать по его клеткам, как у себя дома. А?

Сергей Петрович с таким воодушевлением рисовал картину возможных исследований, что в конце концов увлек ею ученых. Он «заразил» этой идеей и двух своих товарищей — инженеров Владимира Яковлевича Ваду и Анатолия Степановича Кривошеина. Втроем они лихорадочно принялись за детальную разработку проекта удивительной аппаратуры, посвящая этому делу все свободные часы.

Когда проект был готов, они втроем отправились с докладом в Москву.

Аппарат был настолько необычен, что понадобилось немало времени, чтобы заставить внимательно выслушать себя.

Но в конце концов им заинтересовались. Инженеры получили возможность построить опытную установку.

И вот на окраине Джохора вырос удивительный «домик». Самое сердце механизма находилось далеко от него, в специально выстроенном под землей помещении, строго охраняемом.

В самом же «домике» находилось только управление. Каждый, кто входил в аппаратную, видел лишь приборы, кнопки, рычажки, лампочки.

Лабораторию, во избежание всяких неожиданностей, обнесли высокой оградой с колючей проволокой наверху. Вход в «домик» стерегли особые механизмы; их включали, когда оттуда уходили немногочисленные сотрудники. Если бы кто-либо попытался тайно проникнуть в лабораторию, не имея специальных ключей, электрические «сторожа» принялись бы отчаянно трезвонить.