Двенадцать замечаний в тетрадке - Каталин Надь

«Двенадцать замечаний в тетрадке» — повесть молодой венгерской писательницы Катали́н Надь. Героиня повести, ученица шестого класса Мели́нда, живая, наблюдательная девочка с острым умом и непокладистым характером, переезжает из провинции в Будапешт. Новая школа, новый коллектив встречают девочку. Не так легко входит она в этот новый коллектив. К тому же и в ее семье складывается не все просто.

Писательница сумела убедительно рассказать о подлинных жизненных проблемах, вставших перед Мелиндой, венгерской школьницей наших дней, и в этом немалое достоинство повести.

Г-ну Шандору Да́ллошу

Каир

Отель «Континенталь»

Посылаю тебе мою «Тетрадку для замечаний», пусть она будет приложением к письму. Пересылка обойдется дорого: ведь письмо получится тяжелым. Но ничего, по мне — дело того стоит.

Как видишь, неправда, будто я ее потеряла, неправда, что ее съел Бе́рцике[1], и неправда, что Тантика по рассеянности растопила ею казан в ванной. Все это просто мои выдумки — пусть охают любопытные! Просто я спрятала тетрадь в диванную подушку, ту, что вышита народным узором. И без меня ее никогда бы там не нашли! К этой подушке никто не прикасается — боятся, что развалится в руках, так побита она молью.

В тетрадке 12 (двенадцать) замечаний; мне пришлось даже подклеить дополнительный листочек, чтобы поместились все. Собственно говоря, мне эти замечания жить не мешали, хотя, сам понимаешь, вокруг каждого разыгрывалась целая комедия. Роли распределялись так:

Тантика: устраивает разнос, кричит, что я позор семьи, наказание божье, виновница вечных тревог и переживаний; затем следуют более «жестокие меры» — первое время просто шлепок пониже спины, потом дошло и до пощечин. И то и другое, конечно, не больно: я уже на голову выше Тантики, ей и дотянуться до меня нелегко. А право, стоило бы как-нибудь подставить ей скамеечку, когда она опять расщедрится на пощечину!

Тетушка Баби: молча расписывается под замечанием и тут же клянется, что ни за что никому не расскажет. Хотя я ни разу не просила ее об этом!

Мама: всякий раз — мигрень. Вот это жалко! Очень жалко!

Словом, как я уже сказала, замечания сами по себе меня не волновали. Но мне не хотелось, чтобы их увидел ты. Хотя бы из-за Второго пилота! И вот сейчас все-таки посылаю. Полюбуйся! Полюбуйтесь оба! А я еще и расскажу вам, как получено каждое замечание… Вот я проглядела их все и вижу: найдется что рассказать! Ты должен узнать, какая я, — не хочу быть котом в мешке…

1. Мелинда безобразно вела себя в Опере; возмутительным поведением мешала товарищам и ходу спектакля

(З. М., учитель музыки)

Это мое первое замечание. Я схватила его сразу же по приезде в Пешт, в тот самый день, когда меня записали в новую школу.

Ты не знал моего Тату, да я и не хотела, чтобы узнал. И потому, когда ты спросил про него, буркнула: «Не ваше дело!» Как раз накануне мама сказала, что выходит за тебя замуж. И я ненавидела тебя.

Новая школа мне понравилась — до этого в Пеште не нравилось все. Хотя настроение у меня в тот день было ужасное: идти в школу записываться пришлось с Тантикой, а я настроилась идти с мамой. Уже два месяца я жила в Пеште, но ни разу за это время мне не удалось поговорить с мамой как следует. Мама вечно пропадала в своей больнице, только что не жила там. А когда приходила наконец домой, с нами обязательно торчала какая-нибудь из тетушек. Спали мы все в одной комнате; но и на кухне и в ванной, куда ни пойди, не удавалось ни минутки побыть одной. У нас вообще как-то так получается — мы постоянно толчемся все вместе, и от этого все у нас нервные. В тот день, когда надо было записываться, мамино дежурство в больнице приходилось на вторую смену, но она поменялась с другой медсестрой, чтобы пойти со мной в школу. Я очень обрадовалась этому — поняла, что и она хочет наконец побыть со мною один на один. Как ни странно это звучит, но я не знаю мамы. Тебе известно, что меня с двухлетнего возраста воспитывали дедушка с бабушкой, и жили мы в Тисааре. Мама приезжала к нам, правда, каждый месяц, но я полюбила ее не в эти приезды — полюбила по рассказам Таты: он так о ней говорил всегда, что не любить ее было нельзя. Даже незнакомую, даже издали. Но, как ни верти, а все же странно, если у человека только к тринадцати годам появляется мама по-настоящему, так, что ее каждый день можно потрогать рукой. Значит, надо как можно скорей познакомиться! Но это оказалось никак, ну никак невозможно, и все из-за тетей! Потому что обе тети явно решили, что сами займутся моим воспитанием.

Началось все с записи в школу. Мама, бедняжка, уже оделась, чтобы идти со мной, как вдруг Тантика объявила, что отведет меня в школу сама: она, мол, лицо объективное и лучше объяснит директору школы все сложности моего воспитания. Так и сказала. Расческа остановилась у мамы в руках. Она непонимающе уставилась на Тантику, но спорить не стала. Печально и послушно переоделась и включила стиральную машину. Когда ей грустно, она всегда берется за стирку. Но почему мама обязана поступать так, как желает Тантика? Почему не сказала, что я — ее дочь и что новая школа и вообще вся новая жизнь здесь — это наше с ней общее дело?.. Но она промолчала, а меня, конечно, не спросили.

Школа мне все же понравилась. Понравились металлические ручки на парадных дверях и кружевная колотушка, действительно кружевная, хотя и металлическая. В парадном было прохладно и приятно пахло. Женщина в синем халате аккуратно сметала опилки на каменном полу. Вот такой же запах опилок