На бобровых тонях - Александр Герасимович Масаренко

Наконец приковылял на костылях продавец. Не торопясь отомкнул замок, раскрыл дверь настежь. Подошел к нам. Немного постоял, думая о чем-то своем, поинтересовался:

— Как же ты ее, эту раму, Андреевич, приволок? — и постучал костылем. Рама глухо отозвалась на удары.

— А разве я один? Вот они, мои помощнички! — Мы втроем стояли тут же, у рамы, и отец показал на нас.

Продавец обошел раму — должно быть, на глаз прикидывал, сколько нам денег дать, потому как на весы ее не положишь.

В это время подкатил к магазину председатель колхоза. Прислонил свой новый мотоцикл к углу и, засучив рукава гимнастерки, шагнул к пожарной бочке. Пригоршнями выплеснул из нее застоявшуюся зеленоватую цвель, что плавала на поверхности, и начал неспешно тереть рука об руку. Тер долго и старательно.

— Недогадливый ты, Семенович! Подал бы хоть обмылок какой или что… Сам, думаю, подаст… — бросил он укоризненно продавцу, вытирая руки носовым платком.

— Всего, Дмитриевич, не предусмотришь. Да у меня к тому же не корчма, а лавка… Магазин!

— Ну довольно тебе, хватит… Не расходись, я пошутил. — Председатель обратил внимание на раму. — Ого-го-о! Кто же ее на машину будет грузить, а? Кран придется вызывать… — Обошел раму, остановился напротив отца. — И это твоя, Герасим, работа? — удивленно спросил он.

— Наша, — коротко ответил отец.

— Вот оно что… А я голову ломаю: почему мой сторож по ночам дрыхнет — не добудиться? Видно, он так уходится за день, что где уж ему ночью бодрствовать!

— Так уж и дрыхну, Дмитриевич? — возбужденно спросил отец. — Может, даже напомнишь, когда будил меня? Послушаю.

— Ишь чего захотел… Чтоб председатель будил его! — и засмеялся. — И кто тебе давал вторую группу, Андреевич? — с мстительной ноткой в голосе начал он и даже быстрее забегал вокруг рамы. — Ты же мужчина в самом соку, можно сказать, а что без руки, так много сейчас таких, одноруких… И почти у каждого из них третья группа, а у тебя — вторая. Ну посуди сам: хату себе, скажу прямо, ты хорошую отгрохал — игрушка! Так? — И председатель пригнул палец — собрался перечислять, что отец сделал для своего хозяйства. — Баню! — И другой палец пригнул. — Хлев! Выходит, что ты, Герасим, и не больной вовсе, а?..

— Ты бы разулся, Дмитриевич, а то на руках пальцев, боюсь, не хватит, ежели и дальше станешь припоминать, что он сделал, — не удержался продавец, которому явно не нравилась пытливая дотошность председателя.

— Знаю, все вы тут друг за друга… Так вот послушайте, что я скажу. Герасим мог бы и в строительной бригаде работать. Потюкал немного — отдохнул, снова потюкал… Это ж не дома, что как возьмется — так до вечера топора из руки не выпускает.

— Дома за него никто не сделает. А для строительной бригады здоровяков хватает… Ай, Дмитриевич, и не стыдно тебе? Надо же к людям хорошенько присматриваться, — урезонивал председателя продавец.

— Вот я и присматриваюсь…

— Да не туда, — отзывается отец. — У тебя, подумал бы ты, в начальстве целая бригада, так? А вот чем, скажи, эти все твои начальники серьезным заняты, чтобы польза от них колхозу была? Ничем — подхалимничают да горелку хлещут! Так что на меня, Дмитриевич, не пяль глаза. Все, что могу, я делаю.

— Так я ведь и говорю, что ты больше можешь, чем другие, хоть и с одной рукой. Кажется, так?

— Я, может, и могу. А вот твои сообщнички одной рукой и гвоздя не вобьют! — И отец отошел в сторону.

— Чего ж отступаешься? — как бы примирительно начал председатель. — Посмотри, ежели уж на то пошло, я тоже кое-что могу. Не один ты великий спец… — И продавцу: — Мы тоже не лыком шиты… Дай-ка мне там гвоздочек, Семенович.

Продавец принес молоток и новенький гвоздь-сотку.

— A-а… Ну давай, ежели намерен сотку испортить, давай! А мы поглядим на твои, Дмитриевич, способности — может, и вобьешь. Ты же не наш брат — председатель все-таки! — усмехнулся отец.

Председатель подошел к стене, наставил гвоздь в трещину и взял было уже молоток, отец отвел его руку.

— Э, нет! Ты уж, ежели вызвался показать свою смекалку, то не в трещину целься, а вот тут, на ровном месте… Ой, Дмитриевич, избаловался ты у нас…

Заряд попал в цель: председателю не по нраву пришлась такая шутка — швырнул молоток на крыльцо и ушел.

Отец закурил.

— И откуда нам подкинули пустозвона этого? — безобидно и как бы у самого себя спросил он. — Не везет нашему колхозу на председателей. Этот же, ей-богу, не дотянет и до отчетно-выборного собрания — снимут… Председатель-пятиминутка!

Который уже день мы проводим в Железинском болоте. Тут много старой ветвистой лозы — как оставишь ее! Хоть и далековато, но поблизости нигде уже такой лозы нет. Поблизости всю пообкорнали.

Особенного умения для такой работы не требовалось. Но как я ни стараюсь, а отец все время — и с одной же рукой! — приносит на прогалину куда бо́льшие ноши, чем я.

Вот мы разбросали кору на делянке, чтобы хоть немного провяла на солнышке, а сами улеглись в тени. Пообедали. Отец немного покурил, потушил окурок, положил на трухлявый пенек — экономил курево.

— Ежели такое солнце продержится, к вечеру наша лоза хорошенько подсохнет. Вся на таратайку поместится. Смотри, сколько мы за одно утро заготовили! Сюда надо еще когда-нибудь приехать. Хоть и болото кругом, не подступиться, зато и лоза!

— Когда-то здесь, наверно, речка протекала. Да вот заросло все и сочится только ручеек…

— Какое заросло! Высохло все! Воды тут было, помню, не подступиться, уток, тетеревов — тьма… А как стали истреблять лес, так и зачахла, высохла речка.

— Чей тут обход был? — поинтересовался я.

— Деда твоего. От Богра начинался и только тут кончался. Большой обход. Весь пешком и не обойдешь за день.

— Кони тогда у лесников были?

— Тогда у всех были кони, кто хотел и мог их держать… Были, конечно, и у лесников. Да разве ж каждый раз на коне? А дед не любил с конем в лесу возиться. Он один околицами ходил, глухими стежками…

— Ловил порубщиков?

— Было, что и ловил. Придет, бывало, домой — и не узнать его, весь белый как полотно… Решительный он был, смелый — в сорочке, видно, родился. Ведь как только не отбивался от своих врагов! И как ни пойдет в лес, так обязательно кого-то поймает, а с