Вера и Марина Воробей - Вечер открытых сердец

– Вот блин, – вздохнула Каркуша. – Надо что-то делать, девочки! Может, поговорить с Надыкто?

– Так он тебе и поверит! – проскулила Наумлинская и закрыла руками опухшее от слез лицо.

– Значит, надо сделать так, чтобы поверил, – уверенно заявила Лу. – У тебя есть какие-нибудь доказательства? – обратилась она к Наумлинской. Та лишь обреченно замотала головой в ответ. – Нужно припомнить, что ты там насочиняла. О! – Лу подняла вверх указательный палец. – Помнишь, ты что-то там говорила про подготовительные курсы? Будто бы ты их нарочно придумала, чтобы иметь возможность ездить на свидания к Рэму. Так что там с этими курсами на самом деле? Ходишь ты на них или нет?

– Хожу, – прохныкала Наумлинская.

– Так, все! – Лу хлопнула ладонью по столу. – Сейчас же прекрати плакать. Своим нытьем ты только мешаешь думать!

Ко всеобщему удивлению, Наумлинская всхлипнула последний раз и затихла.

– Да чтобы я хоть раз еще пошла на какой-то девичник! – не к месту стала сокрушаться Каркуша, но Лу одернула ее:

– Ничего бы не произошло, если б все говорили правду. Заметьте, обе они – и Тополян, и Ирка – наврали. И обе же и поплатились за это. Значит, так! – резко сменила тон Лу. – Где сейчас Надыкто?

– Дома, наверное, – неуверенно протянула Наумлинская.

– Отлично, – удовлетворенно хмыкнула Лу. – Всё, девочки, все по домам. Все, кроме Ирки. Ты, – строго взглянула она на Наумлинскую, – останешься здесь. Сиди и жди. Ясно?

– Да не пойдет он никуда, – тяжко вздохнула Ирина.

– Это мы еще посмотрим, – лукаво улыбнулась Лу и, окинув взглядом всех присутствующих, внесла изменения в собственный план: – Короче, так! Мы пойдем к Надыкто втроем. Для пущей убедительности. Я, Катька и Снегирева. А ты, – Лу погрозила Наумлинской пальцем, – чтобы без глупостей тут. Ясно?

Когда за одноклассницами захлопнулась дверь, Наумлинская отправилась в ванную. Она долго умывалась холодной водой, то и дело поднимая голову и вглядываясь в зеркало. Хоть Ирина и не верила, что подругам удастся привести Надыкто к Лу домой, но предстать перед ним в таком виде ей все-таки не хотелось. А что, если придет?

«Не придет, – мысленно осекла себя девушка и с силой завернула кран. – Ни за что не придет».

Шагая к дому Глеба, Тополян проговаривала про себя заранее обдуманные фразы: с какой интонацией она кинет ему в лицо первое оскорбление, что скажет потом. Главное – не дать ему опомниться, не делать пауз.

Все здесь было по-прежнему: та же обшарпанная, с древним английским замком деревянная дверь, тот же вытертый половичок, вдавленная кнопка звонка. Девушка выдохнула воздух, надавила на кнопку. Вскоре послышались шаги.

– Ты! – На лице Глеба сияла счастливая улыбка.

Она-то и сбила Тополян с толку. Как-то не поворачивался язык орать на человека, глядящего на нее, как на ангела-спасителя. – А я… Я тут… – заикался от волнения Глеб. – Извини за эту записку дурацкую… Я потом только сообразил, что это бред, думал, ты не придешь.

Он продолжал улыбаться, его глаза так и искрились от счастья.

– Можно мне войти? – Тополян понимала, что все идет не по плану, злилась на саму себя, но никак не могла нащупать верный тон.

– Входи! – отскочил в сторону Глеб. – Конечно! Извини меня. Я… в общем…

– Значит, ты хочешь сказать, что сам написал эту записку? – Тополян смотрела на него в упор.

– В каком смысле «сам»? – Глеб явно не понял вопроса.

– Я же знаю, что они приходили к тебе! – прищурилась Тополян.

В эту секунду ей вдруг показалось, что Глеб ломает перед ней комедию.

– Кто? – удивленно захлопал ресницами Глеб и брякнул вдруг невпопад: – Милиция?

– Какая на фиг милиция! – вспылила Светлана. – Говори немедленно, приходили к тебе девчонки или нет?

– Последний раз сюда приходила соседка. На сорок дней. Мы бабушку поминали, – сказал Глеб.

– Твоя бабушка умерла? – выпучила глаза Тополян. – Извини, я не знала.

– А Люся? Разве она не сказала тебе?

– Каким же образом твоя записка попала к Люсе? – ушла от ответа Тополян.

– Я сам дал ей, – виновато опустил голову Глеб. – Мы случайно встретились возле булочной. Я сбегал купил ручку и прямо там, возле газетного киоска, написал эту записку, а потом попросил Люсю передать ее тебе.

– То есть ты хочешь сказать… – Тополян тщательно подбирала слова, – что Черепашка не знала, что ты там написал?

– Уверен в этом, – отрезал Глеб. – Она ни за что не стала бы читать чужие письма. Я точно знаю.

– Но тогда зачем? Какого черта?! – внезапно сошла на крик Тополян. – Что значит эта дурацкая фраза: «Привет с того света?» Что ты имел в виду?

– Сам не знаю, – вздохнул Глеб. – Вначале я хотел написать: «Привет от того, кто тебя любит». Потом решил вставить твое имя, но получалось как-то не так. И тогда я подумал, что, если напишу «Привет с того света» и выделю твое имя, получится то, что надо. Потому что, пока ты меня не простишь, я не знаю, на каком я свете нахожусь, на том или на этом… Но если честно, я просто хотел привлечь твое внимание, хотел, чтобы, прочитав записку, ты просто не смогла не прийти. Понимаешь?

Объяснение получилось невнятным и путаным, но один вывод Тополян все-таки удалось из него сделать: Глеб говорил правду. Текст записки придумал он сам. Ее одноклассницы тут совершенно ни при чем. И даже Черепашка, скорее всего, не знала, что написано в записке. А значит, никто ее, Тополян, не предавал. И какой бы невероятной ни выглядела эта история, суть дела не менялась. Получается, что Тополян сама нарушила клятву, предала ни в чем не повинную Наумлинскую, а вместе с ней и всех остальных девчонок. Ведь теперь каждая из них будет с ненавистью смотреть на Тополян, ожидая своей очереди. Следовало признать, что попытка – самая что ни на есть искренняя – наладить добрые отношения с одноклассницами окончилась сокрушительным провалом. Теперь ей уже никогда не оправдаться и не заслужить доверия подруг. Никогда.

– Прости меня, – прервал ее грустные рассуждения Глеб. – Прости. Я не должен был, не имел никакого права запирать тебя в подвале.

– Ах, вот ты о чем! – досадливо поморщилась Светлана. – Да я давным-давно простила тебя. Еще тогда.

– Это правда? – просиял Глеб.

– Конечно, – безразлично кивнула Тополян. – Мне пора. А впрочем… – неожиданно передумала она. – Хочешь, я расскажу тебе одну забавную историю?

В сущности, что бы ни рассказала Тополян Глебу, он просто был рад возможности провести с ней наедине хоть полчаса. А Тополян приняла это неожиданное решение, потому что почувствовала вдруг жгучую потребность выговориться, хоть с кем-то поделиться своими переживаниями. И хорошо даже, что этим кем-то оказался Глеб. Возможно, если он знает, на какую циничную ложь решилась она ради того, чтобы выглядеть в глазах окружающих лучше и интересней, чем есть на самом деле, Глеб перестанет смотреть на нее с таким обожанием.

Вот уже целых сорок минут Наумлинская сидела в одиночестве на кухне Лу. Несколько раз она порывалась позвонить кому-нибудь из девчонок на мобильный, но тут же одергивала себя. Внутренний голос подсказывал Ирине, что этого делать не следует. Нужно набраться терпения и ждать. Просто сидеть и ждать.

Наконец она услышала, как подъехал лифт, потом позвонили в дверь.

На пороге стоял Надыкто. Один.

– А где девчонки? – спросила Наумлинская.

– В магазин зашли к чаю чего-нибудь купить, – ответил Надыкто и улыбнулся. – Так это правда?

– Что? – Ира смотрела на него испуганно.

Она все еще не могла понять, на каком свете находится, прощена она или нет.

– Ну, что вся эта запись – неправда?

– Правда, – радостно кивнула она и поправилась поспешно: – То есть неправда. Вернее, правда, что неправда.

Володя рассмеялся, затем притянул ее к себе, обнял за талию и прошептал, касаясь губами ее уха:

– Ну и зачем ты все это навыдумывала, а?

– Понимаешь… – начала Наумлинская, – все дело в том, что я у тебя какая-то неинтересная. У всех девчонок было что о себе рассказать, а у меня нет. Мне так грустно стало! Ничего я ни у кого не крала, никого не убивала, и вообще какая-то я вся правильная. Кому интересно слушать, как я тебя люблю и что мне никто, слышишь, никто больше не нужен! Ни Рэм Калашников, ни даже Сильвестр Сталлоне.

– Это еще кто такой? – Надыкто отстранился, сурово нахмурил брови. – Признавайся, что еще за итальяшка?

Но Наумлинская не успела ответить, потому что распахнулась входная дверь и в прихожую ввалилась возбужденно галдящая троица: Каркуша, Снегирева и Лу. Не разуваясь, Лу понеслась на кухню.

– Нет, ну как вам это нравится? – Она воинственно подбоченилась. – Эти двое даже чайник не вскипятили! Володь, ты же обещал!

– Забыл! – Надыкто обхватил руками голову и, неожиданно рухнув на колени, заблажил дурным голосом: – Прости, матушка, засранца!