Макс Бременер - Толя-Трилли

— И мы, — сказала Люда. — Я и Смышляева.

Но Смышляева не пожелала идти, а я нисколько не огорчился, и мы пошли вдвоём.

С Людой мы почти не разговаривали с того дня, когда она сказала, что я туго соображаю. Сейчас мне очень хотелось доказать, что я хорошо и быстро соображаю, но мы прошли уже полпути, а случая никакого не представилось. Люда молчала и смотрела не на меня, а в сторону. Мы шагали довольно быстро.

Наконец я кое-что придумал.

— Люда, — сказал я, — идти по спирали — около километра. Чего нам кружить? Пойдём по прямой. Подъём будет крутой, зато сократим путь в пять раз. А?.. Кратчайшее расстояние между двумя точками— прямая, — добавил я для чего-то.

— Хорошо, — согласилась Люда.

Подъём был на самом деле очень крутой, круче, чем я думал. Мы карабкались, немного обдирая себе ноги о колючую, ломкую траву и хватаясь руками за ветки кустарника с шипами. Было бы удобнее взбираться на четвереньках, но при Люде, конечно, я не мог этого сделать. Хотя здание санатория на горе было очень близко, я боялся, что мы не доберёмся доверху, потому что подъём стал почти отвесный. Был момент, когда я ноги не мог оторвать от земли, чтоб поставить её выше, потому что мне казалось, что от этого я сейчас же полечу вниз. Я оглянулся и увидел, что Люда тоже стоит на месте, держась за какой-то кустик, и, наверно, боится потерять равновесие. Я протянул ей руку, и она ухватилась за неё. Дальше она уже не выпускала моей руки, а я ставил ноги как можно прочнее и, хватаясь левой рукой за колючки с крепкими корнями, правой тянул за собой Люду. Я был рад, что Люде не приходится сжимать в руке ветки с шипами. Она не раскровянила себе ладонь, а расцарапала только ноги. Но тут уж я не мог ей помочь. Хотя подъём был всё такой же крутой, а я не только сам взбирался, но и Люду тащил, мне почему-то стало легче и веселее. Я чувствовал себя очень бодро, и мы скоро добрались до ровного места. Перед нами было трёхэтажное серое здание из камня-ракушечника. Но оно стояло за сплошным забором, которого снизу совершенно не было видно. Перебираться через этот очень ровный забор даже я не взялся бы, не говоря о Люде.

Идти вдоль забора к входу нельзя было, так как забор подступал углом к самому обрыву, и завернуть за угол мы не могли. Пришлось спуститься вниз. Спустились мы благополучно, только мне на штаны и Люде на юбку налип репейник. По-видимому, мы спускались не там, где поднимались, потому что, когда мы лезли вверх, репейник за нас не цеплялся.

Мы попытались отодрать репейник от одежды, но оказалось, что в Крыму он на редкость въедливый, и мы не стали на него тратить время.

После этого мы отправились в санаторий лётчиков спиральной дорогой. Я боялся, что Люда будет на меня сердиться за то, что я предложил идти по прямой. Но она мне ни слова в упрёк не сказала, а, наоборот, развеселилась и рассказала, как она по ошибке привела своих одноклассниц не в ту мужскую школу, в которую их приглашали на вечер, а совсем в другую. Между прочим, она спросила, какой номер у моей школы, а я спросил, какой номер у её школы. Выяснилось, что мы учились шесть лет совсем недалеко друг от друга. Я сказал, что осенью наши школы сольют в одну и что, может быть, мы начнём учиться в одном классе. Люда ответила, что это будет здорово.

Так мы разговаривали, пока не дошли до здания санатория, и за всё время я даже ни разу не вспомнил, что Усачёв-то сидит на острове один-одинёшенек и грызёт сухари.

У входа в санаторий мы столкнулись с Мишей. Миша нёс под мышкой большой свёрток из газеты. Он очень удивился, увидя нас.

— Что это у тебя? — спросил я.

— А вы здесь зачем? — спросил он.

— Чур, отвечать по порядку, — сказала Люда.

— Образцы горных пород для коллекции, — ответил Миша.

— Нас послали просить моторку или глиссер для Усачёва, — ответил я. — Где ты достал эти образцы?

— Для Усачёва?! А где он?

— Да, ты ведь не знаешь ничего! На острове.

— На острове?!! — Миша рот раскрыл. — Как же я его…

— Что ты его? — спросила Люда.

— Ничего. Я не думал, что он на острове.

— А кто же думал? — сказал я. — Но всё-таки он там.

— Подождите-ка здесь, — велел нам Миша.

Он вошёл в дом и через несколько минут вернулся с тремя мужчинами в одинаковых пижамах — наверно, это были лётчики — и ещё одним мужчиной в белом костюме, который оказался директором санатория.

Миша познакомил нас с лётчиками, теми самыми, которые обещали прийти на костёр, а директору мы передали просьбу Георгия Борисовича. Директор ответил, что их моторка сейчас в ремонте, а глиссер он может сейчас же предоставить в распоряжение нашего лагеря. Он сам проводил Люду, Мишу и меня до лётчицкого пляжа, рядом с которым находился маленький пирс, и приказал мотористу доставить нас в лагерь. На глиссере мы, казалось, летели над водой и за одну минуту долетели до лагерной пристани. Здесь мы сошли на берег. У моря по-прежнему толпился весь лагерь, наблюдая за передвижениями Усачёва на острове.

Георгий Борисович и Ирина сели в глиссер. И вскоре скрылись из виду: они почему-то обогнули остров, — наверно, причалить со стороны берега было нельзя. Но прошло совсем немного времени, и мы опять увидели глиссер — теперь он стремительно приближался к берегу. А над ним, как эскадрилья на параде, летели, соблюдая строй, чайки.

Усачёва встретили с таким шумом, как будто он открыл новую часть света. Конечно, с приветствиями никто не выступал и воздавания почестей тоже не было, но зато смех вокруг стоял, точно в цирке. На соседних пляжах также царило большое оживление. Множество взрослых теснилось к перильцам, отгораживавшим нашу пристань, наблюдая за высадкой Усачёва.

С биноклем и мешочком сухарей через плечо, Усачёв, немножко горбясь, шёл сквозь расступившуюся толпу и охотно отвечал на вопросы о своей жизни на острове. Он виновато улыбался и, по-моему, был счастлив, что возвратился.

Прежде всего его повели в столовую кормить. По дороге он говорил о том, что он переживал один среди моря.

По его словам, очень волнующий момент у него был до того, как мы его заметили: он смотрел в бинокль, и ребята на берегу казались ему очень близкими — до них было рукой подать, а на его крики они головы не поворачивали. Так как Усачёв всё время не отрывал бинокля от глаз, то он даже забыл, что в бинокль смотрит, и поэтому ему было жутко, что ребята совсем рядом, а его голоса не слышат.

На вопрос, зачем он сбежал на остров, Усачёв ответил: «Просто так…» — и вошёл в столовую, а нас туда следом за ним не впустили. Но всё равно мы все были уверены, что Усачёв сбежал, чтобы за него как следует поволновались, и больше ни для чего.

Пока Усачёв наедался досыта, мы принялись за выпуск отрядной стенгазеты. Эту газету мы вывесили в тот же день. В ней было два раздела. Один маленький — спортивные новости (о матче), другой, очень большой, назывался «Географические открытия». В нём была помещена статья, которую сочинили сообща многие ребята и я тоже. Эту статью некоторые девочки даже переписывали, чтобы потом дома показать подругам и знакомым. Люда переписала её для себя и для меня. В статье говорилось вот что:

«Сегодня на рассвете Анатолий Усачёв в лёгкой лодке с одной парой вёсел впервые в истории мореплавания достиг скалистого острова, расположенного вдалеке от торговых и пассажирских транспортных линий.

Открытый А. Усачёвым остров оказался необитаемым. Происхождение его, по мнению исследователя, вулканическое.

Анатолий Усачёв не обнаружил на острове ни флоры, ни фауны.

Анатолий Усачёв заявил нашему корреспонденту, что островом следует называть часть суши, со всех сторон ограниченную водой.

Недостаток провизии (один мешок с сухарями) и отсутствие на острове водопровода не позволили исследователю продолжить свои наблюдения. К тому же морское течение унесло лодку, на которой он пустился в путешествие.

Однако, уже испытывая жажду, А. Усачёв сделал ещё одно важное открытие: в морской воде, омывающей остров, он обнаружил медуз. После этого Анатолий Усачёв ступил на борт спасательного судна и вернулся на континент».

Ирина, улыбаясь, читала нашу газету. Её окружили ребята.

— А что теперь будет Усачёву? — спросил кто-то.

Ирина перестала улыбаться.

— Исключат, — ответила она. — Его отцу уже сообщили, чтоб завтра за ним приехал.

Все молчали, только кто-то из девочек сказал:

— Всё-таки жалко…

А назавтра произошли события, которых никто не ожидал.

Мы с Мишей сидели на скамейке в парке, и он показывал мне свои камни.

— Этот вот — сердолик, — говорил Миша, — а этот называется лунный камень, он и правда на луну цветом похож, верно? Про эти я не знаю, что за породы, — так просто отбил, в школе разберутся…

— А где ты их отбил? — спросил я. — Ты так и не сказал вчера.