Альберт Лиханов - Магазин ненаглядных пособий

– Вот так я вас и сниму!

– Давайте снимем самое красивое, что есть на свете! – сказал Вовка возвышенным тоном.

– Откуда здесь море? – проговорил Борецкий.

– Восход солнца! – ответил Вовка. – Самое начало видали? Солнце красное, будто спелое яблоко.

– И огромное, вполнеба, – кивнул я.

– Только надо не проспать, – сказал деловито Витька.

– Одну-то ночку можно и пожертвовать! – крикнул Вовка.

– Для искусства! – подтвердил я.

Ночь выдалась парной, теплой.

Еще вечером мы забрались на высокий тополь, чтобы снять восход с вышины, увидев красное яблоко раньше всех – устроились в удобной развилке дерева капитально, даже затащили стеганое одеяло для мягкости.

Всю ночь мы болтали, вспоминая, как водится у мальчишек, страшные истории, и, наверное, не давали спокойно спать воронам на верхних ветвях: они испуганно вскаркивали, точно всхрапывали от жутких снов, навеянных нашими рассказами.

Разговор крутился возле скелета. Мы все выдумывали, кто был им раньше – безденежный бродяга, ученый, подаривший себя науке? Витька упрямо настаивал, что это моряк, только одни моряки, видите ли, не боятся ни черта, ни кочерги.

– Сербский моряк, – ехидничал я, – бесстрашный и гордый!

И Витька хлопал, смеясь, меня по макушке.

Солнце выползло таким, каким мы его ждали.

Торжественно алый круг сиял нам в глаза, и я щелкнул тросиком «Фотокора». А днем нас ждало разочарование. На карточке вместо алого великолепия был блеклый недопроявленный круг сквозь черные трещины тополиных ветвей. Только и всего.

Цвет исчез на черно-белой фотографии, оставив одни контуры. Затея не удалась.

Мир, который мы видели, был ярче и красивей того, что могла остановить тогдашняя фотография. Жизнь, оказывается, ярче искусства!

Впрочем, это не казалось мне важным. Вовка и Витька перестали быть врагами – вот что нравилось мне…

Человек радуется, когда он взрослеет. Счастлив, что расстается с детством. Как же! Он самостоятельный, большой, мужественный! И поначалу эта самостоятельность кажется очень серьезной, но потом… Потом становится грустно.

И чем старше взрослый человек, тем грустнее ему: ведь он отплывает все дальше и дальше от берега своего единственного детства.

Вот снесли дом, в котором ты рос, и в сердце у тебя возникла пустота. Вот закрыли школу, в которой учился, – там теперь какая-то контора. Куда-то исчез магазин ненаглядных пособий. А потом ты узнал: умерла учительница Анна Николаевна.

В сердце все больше пустот – как бы оно не стало совсем пустым, страшным, точно тот край света возле белой лестницы в тихую ночь: черно перед тобой, одни холодные звезды!

Без детства холодно на душе.

Когда человек взрослеет, у него тускнеют глаза. Он видит не меньше, даже больше, чем в детстве, но краски бледнеют, и яркость не такая, как раньше.

Мне кажется, в моем детстве все было лучше. Носились стрижи над головой, расцветало море одуванчиков, а в речке клевала рыба. Мне кажется, все было лучше, но я знаю, что заблуждаюсь. Кому дано волшебное право сравнивать детства? Какой счастливец смог дважды начать свою жизнь, чтобы сравнить два начала?

Нет таких. Мое детство видится мне прекрасным, и такое право есть у каждого, в какое бы время он ни жил. Но жаль прогонять заблуждение. Оно мне нравится и кажется важным.

Я понимаю: в детстве есть похожесть, но нет повторимости. У всякого детства свои глаза.

А магазина нет.

Многое уже известно в этом мире. Мало осталось вещей, которые удивят.

Вот в этом-то и дело: когда стал взрослым, таких вещей становится все меньше.

Как бы сделать так, чтобы, несмотря ни на что, мир остался по-детски ненаглядным?

Как бы сделать?

Неужели нет ответа?

Магазин ненаглядных пособий. – Впервые в журнале «Пионер», 1983, № 5, 6. Вошла в книгу «Магазин ненаглядных пособий» (М., «Детская литература», 1984) вместе с повестями «Кикимора» и «Последние холода».

«Своими глазами в повести увидено детство Коли, мальчишки военного времени. Его рассказ о первых жизненных впечатлениях, о первых встречах с благородством, дружбой, преданностью и, наоборот, о первых столкновениях с жестокостью, предательством, трусостью и стал содержанием повести, – писала в журнале «Детская литература» Ел. Елчанинова. – Каждое воспоминание Коли – милое сердцу ненаглядное пособие из того самого ушедшего навсегда «магазина», где все дается единожды и, к сожалению, ничего нельзя приобрести навсегда» (1984, № 5).

Критика отметила активность гражданской позиции юных персонажей повести: «…полуанекдотическое школьное происшествие вырастает до нравственного испытания третьеклашки Коли и его одноклассников. Радостно за мальчишку: для него даже не возникает вопроса, с кем быть, когда класс, да что класс – школа, с непонятной жестокостью травит и унижает одного. Как помочь? – вот вопрос, над которым бьется наш маленький герой» (Ф о к и н В. Крепко любить и сильно страдать. – «Комсомольское племя», Киров, 1985, 5 марта).