Анника Тор - Правда или последствия

34. Правда или последствия?

Все собрались в гостиной и кое-как уместились на кожаном диване и креслах.

Сабина водила первой. Она задала вопрос Фанни.

— Правда или последствия?

— Правда.

— Кто тебе нравится?

— Эмиль.

Эмиль сидел рядом с ней на диване. Он улыбнулся и обнял Фанни за плечи. На Майю было жалко смотреть.

Теперь спрашивала Фанни.

— Карин. Правда или последствия?

Карин сидела на подлокотнике моего кресла. Она наклонилась ко мне.

— Что лучше выбрать? — прошептала она.

— Выбирай! — поторопила ее Фанни.

Я посмотрела на Сабину. Она беззвучно прошептала: «Последствия».

«Последствия», — прошептала я Карин.

«Последствия», — сказала она.

— Тогда сними кофточку и покажи сиськи.

По комнате прошел гул. У меня перехватило дыхание.

— Нет, — сказала Карин.

— Ты должна, — сказала Сабина. — Такие правила.

— Ты сама выбрала, — сказала Фанни. — Теперь делай. Покажи сиськи!

Несколько мальчишек хором начали скандировать: «Покажи сиськи! Покажи сиськи!»

Карин поднялась и крест-накрест сложила руки на груди:

— Нет! — повторила она.

— Мы тебе поможем, — сказала Фанни. — Мы погасим свет.

— Тогда мы ничего не увидим, — запротестовал Эмиль.

— Увидим, — успокоила его Фанни. — Все что надо, мы увидим. Гаси свет, Нора.

Я встала и пошла к выключателю у двери. Это было колесико, которое можно поворачивать, постепенно уменьшая яркость света. Я повернула его до упора.

— Видишь, — сказала Фанни, — темно и почти ничего не видно.

— Я не хочу, — умоляюще произнесла Карин. — Можно мне сделать что-то другое?

— Можно! — Заорал один из парней, которого я не знала. — Иди сюда! Я тебе покажу, что нужно сделать.

Он изобразил рукой неприличный жест.

— Ну хватит! — сказала Фанни. — Давай! Сколько тебя можно ждать!

— Нет, — опять повторила Карин, но по голосу было слышно, что она уже сдалась.

— Тогда уходи, — раздраженно произнесла Фанни. — Только не думай, что после этого тебя куда-нибудь пригласят.

Карин начала расстегивать пуговицы на блузке, одну за другой. Мальчишки улюлюкали и подначивали ее.

Я стояла возле двери. Сабина поднялась и встала рядом со мной.

Карин расстегнула все пуговицы и сняла блузку.

Тут вспыхнул свет. После темноты он казался ослепительно ярким.

Сабина все еще держала руку на выключателе.

Увидев черный бюстгальтер, мальчишки начали аплодировать.

— Лифчик тоже! — скомандовала Фанни.

— Нет! — крикнула Карин, пытаясь прикрыться руками. — Нет! Нет!

Она кричала так, словно ее убивали.

— Ты украла мой плеер, — сказала Сабина. — Признавайся!

— Признавайся! — повторила Фанни. — А потом положила плеер ко мне в парту.

— Признавайся! Признавайся! — закричали несколько голосов.

«Сейчас она все расскажет», — промелькнуло у меня в голове. «Это не я. Это Нора».

— Да! — крикнула Карин. — Да, да, да!

Не отнимая от груди скрещенных рук, она развернулась и выбежала из комнаты. Ее белая блузка осталась лежать на подлокотнике кресла.

— Карин! Подожди! Карин! — закричала я и выскочила следом за ней.

В прихожей Карин сорвала с вешалки куртку и бросилась к двери, дверь хлопнула, Карин исчезла на лестнице. Возле двери остались стоять ее уличные ботинки — пятка к пятке, носок к носку.

На улице дул ледяной ветер и сыпал колючий мелкий дождь. Было трудно бежать, холодный сырой воздух разрывал легкие.

В другое время я бы без труда догнала Карин. Но сейчас она в своих тоненьких туфельках и крепко стянутой на груди куртке бежала так, будто речь шла о спасении ее жизни.

Я почти догнала ее на углу улицы Ренстьернас. Я уже коснулась ее рукава, но она вывернулась, бросилась на проезжую часть, и тут из-за угла появился автобус.

— Карин! — крикнула я, резко останавливаясь на краю тротуара.

Она проскочила перед автобусом, на мгновение скрылась от меня, потом раздался визг тормозов.

— Карин! — опять закричала я.

Сердце колотилось так, что, казалось, выскочит из груди.

Автобус проехал, и я увидела Карин на другой стороне улицы. Она бежала дальше.

Я повернулась и медленно пошла домой. С мокрых волос на лицо падала вода. Я плохо различала дорогу.

Они закрылись в гостиной и ругались. Точнее, мама ругалась, а Феликс пытался защищаться.

Ну и пусть ругаются. Я пошла в ванную и налила горячую воду. Я лежала и грелась, потом ко мне заглянула мама.

— Где Карин? — спросила она.

— Пошла домой, — ответила я.

— Она же собиралась у нас ночевать.

— Передумала.

— Ты что-нибудь хочешь? Ты голодная?

— Нет, спасибо. Я сейчас лягу.

— Спокойной ночи. Феликс скоро уйдет.

— Ладно.

Когда мама говорила про Феликса, ее голос задрожал. И я подумала: интересно, а мой со стороны звучит так же?

В ту субботу мы с Антоном ездили к бабушке. Мы всегда навещаем ее в День всех святых. Папа тоже приезжает, и мы вместе ходим на кладбище и зажигаем свечку на дедушкиной могиле. Ночуем мы у бабушки, а в воскресенье вечером папа отвозит нас домой.

День выдался туманный, деревья, памятники, люди, медленно ходившие между могилами, — все было окутано влажной серой дымкой. Под фонарями туман казался белым и плотным.

Когда я была маленькой, Антон пугал меня привидениями и духами, и я боялась даже на секунду выпустить папину руку. В эти сказки я больше не верю, но на кладбище мне стало не по себе и захотелось быстрее уйти оттуда. У дедушкиной могилы я расплакалась. Бабушка обняла меня, вид у нее был такой, словно она, того гляди, сама начнет плакать. Мне было стыдно, ведь бабушка подумала, что я плачу из-за дедушки.

Вечером папа повел нас в ресторан. Он всегда так делает, и мы можем выбрать, в какой ресторан хотим пойти. Мы, как обычно, выбрали итальянский. Я заказала лазанью, но съесть ее не смогла. Она была очень вкусная, только мне кусок не шел в горло. Папа расстроился, что деньги — и немалые — заплачены зря. Вслух он ничего не сказал, но это было видно. Антон доел мою порцию.

Вернувшись домой, я сразу спросила у мамы:

— Кто-нибудь звонил?

— Звонил? — переспросила мама со странной усмешкой. — Нет, никто не звонил.

Она была бледной и непричесанной, а все пепельницы в доме были набиты окурками.

— Как папа? — спросила она, стараясь говорить бодро. — Как бабушка? Как дела у Ингрид?

Ингрид — это новая папина жена. Можно подумать, маму действительно интересуют ее дела.

— Ее с нами не было, — ответила я. — И слава богу.

Мама улыбнулась и погладила меня по голове.

— Нора, Нора, сказала она. — Что бы я без тебя делала?

А я крепко ее обняла.

Сегодня утром в классе было необычно тихо. Никакой музыкальной минутки. Гунилла сидит и молча смотрит на ребят. Те, кого не было на вечеринке, ничего не понимают. Они крутятся за партами, переглядываются, качают головой.

Парта Карин пустует.

Я боялась того, что вот-вот должно было произойти, тех слов, которые нам собиралась сказать Гунилла. И мечтала, чтобы это случилось поскорее — любые слова лучше, чем эта гулкая тишина.

Наконец Гунилла нарушила молчание.

— Вчера я разговаривала с мамой Карин, — сказала она.

Сабина издала тихий звук, словно у нее перехватило дыхание. Фанни сидела с невозмутимым видом, но ее руки, рисовавшие что-то на листочке, дрожали.

— Карин больше не вернется в наш класс, — сказала Гунилла. — После всего, что произошло на вечеринке в пятницу. Она перейдет в другую школу.

— Школу стриптиза, — ухмыльнулся Тобиас.

— Заткнись, не смешно! — оборвала его Сабина.

— Ладно, не буду, — сказал Тобиас.

— Не могу передать, как меня огорчило все происшедшее. Надеюсь, вас тоже.

Я подняла глаза и встретилась взглядом с Гуниллой. Несколько секунд она смотрела мне прямо в глаза. Потом кивнула мне и спросила:

— Кто-нибудь хочет что-то сказать?

Но тут в дверь постучали. Гунилла посмотрела на часы и слегка нахмурилась: тот, кто постучал, очевидно, пришел не вовремя.

— Войдите! — крикнула она.

Дверь открылась, на пороге стояла мама Карин, одетая в серо-бежевое пальто. Гунилла подошла к ней, и они, понизив голос, обменялись несколькими фразами.

— Это мама Карин, — сказала Гунилла. — Она пришла за ее вещами.

Когда мама Карин проходила мимо меня, я потупилась. Я не могла смотреть ей в глаза.

Гунилла показала место Карин и стояла рядом, пока ее мама складывала вещи. Среди книг Гунилла отобрала учебники, принадлежавшие школе.